Другой день, другая ночь - Сара Райнер

– Вряд ли она собирается вас бросить, Колин, – говорит Бет.

– А по-моему, вполне может. – Колин нервно накручивает на палец собранные в хвостик волосы. – Я здесь уже давно. Вчера она так разозлилась, что велела мне отсюда выписываться. Будто это так просто.

Несколько членов группы согласно кивают.

– О чем я и говорю. – Бет обращается ко всем. – Мы так долго пребываем в таком самокритичном настроении, что привыкаем к нему.

С дивана напротив слышно тихое покашливание Карен.

– В последнее время я злюсь на себя за то, что постоянно хожу в расстроенных чувствах. Пару месяцев назад умер мой отец…

Майкл смущенно ерзает, и Карен замолкает.

– Продолжайте, Карен, – просит Бет.

Карен краснеет.

– Мне стыдно за то, что я так много плачу. Не понимаю, почему я чувствую себя такой несчастной.

– Огорчаться из-за смерти отца вполне нормально, – подает голос Рита. – Это лишь показывает меру вашей любви к нему.

– Спасибо. Все немного сложнее… – Подняв глаза, Карен замечает, что пожилая женщина искренне ей сочувствует. – А вообще, думаю, вы правы.

– Хорошие примеры, – говорит Бет. – Беда в том, что когда мы пытаемся избавиться от наших тревог и печалей, постоянно думая о них, то как будто погружаемся в трясину – чем больше мы прикладываем усилий, тем глубже нас засасывает. Вы согласны, Карен?

– Полагаю, да. После смерти папы я совершенно перестала верить в свои силы. Время идет, но я чувствую себя не лучше, а только хуже.

– Так, по-вашему, печалиться – хорошо или плохо? – обращается Трой к Бет.

– Я не говорю, что в печали есть что-то плохое. Понимаю, что все это кажется немного запутанным, поэтому позвольте мне описать по-другому. Как вы можете догадаться, – Бет усмехается и хлопает себя по бедрам, – я не отношусь к спортивному типу людей. Лично я лучше съем шоколадку, чем пойду в спортзал.

Заметно, думает Майкл.

– И все же весьма полезно рассматривать разум как мышцу. К примеру, если вы спортсмен, то должны упорно тренироваться, чтобы добиться определенных результатов. Так вот, с разумом то же самое – я называю это «синдром правой руки Роджера Федерера». Несколько лет назад, когда я смотрела теннисный матч – потому что хоть я и не спортсменка, я все равно люблю смотреть теннис… гм… по очевидным причинам, – она вновь смеется, – я заметила, что его правая рука намного больше левой. На это мой муж довольно язвительно ответил: «Еще бы! Он же правша». Другими словами, он так долго работал правой рукой…

– Ну вы даете, – скалится Колин.

Бет ухмыляется. С подначками она справляется лучше Джонни, замечает Майкл.

– Возможно, я неправильно выразилась. В любом случае, руки у него теперь разного размера. Несимметричные, если хотите. Разумеется, я ни в коей мере не критикую физические данные Федерера, но надеюсь, вы поняли, что я имею в виду. Это касается и нашего настроения: если мы тренируем мозг мыслить негативно, он привыкает это делать и в конце концов чрезмерно развивается в этом направлении. – Она отступает на шаг назад. – Логично?

– Вроде того, – бормочет Трой.

– Но как переобучить мозг? – спрашивает Рита, на секунду отрываясь от записей. – Если я много лет думала только так и не иначе.

– Дело в том, что наше настроение всегда соотносится с мыслительными процессами, – отвечает Бет. – Депрессия связана с мыслями, а мысли можно изменить.

– По-моему, вы говорили, что занятие будет практическим, – замечает Трой. – А мы пока только и делаем, что слушаем вас.

Лучше бы он заткнулся, думает Майкл. Мне все это нравится не больше, чем ему, но я же не лезу со своими замечаниями.

Однако Бет сохраняет спокойствие.

– Все верно, Трой. Времени остается мало, и я надеюсь, следующее упражнение поможет ответить на ваш вопрос, Рита. Итак, дождь уже кончился, и мы идем в сад.

Ну надо же, совсем как в школе с училкой, думает Майкл.

Карен надевает куртку и застегивает молнию.

У Бет красивая одежда, думает она, разглядывая кардиган и платье. И туфли тоже замечательные. Интересно, где она их купила?

– Этим упражнением я хочу научить вас наблюдать за происходящим вокруг, – говорит Бет. Пока Рита поправляет сари, затем пытается одновременно взять ручку с блокнотом и трость, она добавляет: – Можете ничего не записывать, просто внимательно наблюдайте за всем, когда мы выйдем отсюда.

Вокруг шарканье ног и невнятный гомон.

– Единственное правило: пока мы не вернемся, вам запрещается говорить.

Как только все притихли, Бет открывает дверь и ведет их по коридору, как священник паству.

Хорошо, что мы идем на улицу, хочется глотнуть свежего воздуха, думает Карен. Она изо всех сил старается не упустить ни одного слова Бет, однако после разговора с Джонни ее внимание то и дело отключается.

Бет останавливается и набирает код у двери в регистратуру.

Ого, а я и не знала, что мы взаперти, думает Карен.

Они идут за Бет в другой коридор; слышно, как сзади шелестит Ритино сари. Карен обращает внимание на копировальный аппарат и двух женщин, беседующих рядом с ним. Затем все входят в столовую.

Это не та столовая, где мы обедали, думает Карен. Здесь вместо стульев лавки, а на стенах постеры с надписями: «Мне не нужно стыдиться», «Каким бы ни был мой вес, я – достойная личность» и «Я красив таким, какой я есть».

– Расстройства пищевого поведения. Они едят отдельно, – шепчет ей на ухо Лилли.

– А…

Колин громко цыкает на них, и Лилли прыскает со смеху.

– Смотри осторожнее, а то попрошу, чтобы тебя перевели к ним в группу, – шипит она.

– У, злючка, – говорит Колин, похлопывая себя по внушительных размеров животу.

В саду нет ничего особенного. Зачем нужно было вести нас сюда? – недоумевает Карен.

И все же она заставляет себя сосредоточиться. В центре сада на клочке потоптанной травы стоят деревянная скамья и ржавеющий металлический стол. У восточной стены тянется клумба, на которой видна гортензия с оставшимися с прошлого лета засохшими соцветиями, скопления нарциссов и ранних тюльпанов. В дальнем конце – лавровая изгородь, похожее на вишню дерево, вот-вот готовое зацвести, с висящей на нижней ветви кормушкой для птиц, и одинокая клещевина. С запада от соседнего участка сад отделяет высокий дощатый забор.

После того как все члены группы – включая опирающуюся на клюку Риту – обходят площадку, Бет делает знак рукой, что пора возвращаться в здание.

Наверху они снимают пальто и куртки, пожимая плечами: непонятно, что за смысл в этом упражнении.

– Держу пари, это какой-то тест на запоминание, – тихо говорит Колин, приглаживая волосы и поправляя хвостик.

Карен подозревает, что все это окажется похожим на одну игру, в которую она играла в детстве у кого-то на дне рождения: нужно запомнить предметы в корзине и сказать, какие из них отсутствуют после того, как их выносили из комнаты. У меня ужасная память, думает она. Я обязательно все перепутаю.

Бет берет маркер, подходит к доске и говорит:

– Сейчас я набросаю план тех мест, где мы только что были.

Торопливыми штрихами, совсем не соблюдая масштаб и не заботясь об аккуратности, она рисует лестницу, коридор, столовую и сад.

– Теперь я хочу, чтобы вы называли то, что увидели, и если все члены группы тоже обратили внимание на этот предмет, я его рисую. Те вещи, которые заметил только один или двое, на плане не отражаются. Всем понятно?

– Скамейка! – сразу кричит Колин.

– Кто еще видел скамейку? – спрашивает Бет.

Вся группа поднимает руки, и она рисует скамейку.

– Стол, – говорит Трой, и стол тоже появляется на рисунке.

– Огнетушитель, – говорит Колин, однако Карен и Лилли качают головами. – Он точно был у запасного выхода, – упрашивает Колин, и Бет отказывается его включить.

– Гортензия, – говорит Карен. Она начинает понимать суть.

– А что это? – спрашивает Лилли.

– Как можно не знать, что такое гортензия? – удивляется Майкл.

Тон его скорее шутливый, не злой. Похоже, он немного успокоился, отмечает Карен.

– Кто-нибудь еще видел гортензию? – спрашивает Бет.

– Я. Гортензия была на клумбе, ее нужно подрезать, – откликается Майкл.

– Больше никто не видел?

Остальные члены группы качают головами.

– Сожалею, Карен, – говорит Бет.

Упражнение продолжается. На плане появляются болтающие у копировального аппарата женщины, а постеры из столовой – нет. В саду Карен, похоже, заметила все деревья, зато прозевала ящик с инструментами, на который просто не могли не обратить внимания мужчины. Однако ускользнуло от нее гораздо, гораздо больше: камера наблюдения внизу у лестницы, табличка «Управляющий» на двери, комнаты с номерами от 1 до 6, недоеденный сандвич в столовой, урны у садовых ворот и даже большой деревянный сарай.

Почему я такая невнимательная? – удивляется Карен. Впрочем, остальные участники группы тоже многое упустили.