Это и есть любовь? - Дженнифер Хейворд

Слезы потекли сильнее. Она уже проиграла им. В тот вечер она дала этим призракам победить. Но тогда на кону не стояла коллекция…

Голос ведущего объявил о начале шоу, и кровь застыла в венах Оливии. Она смотрела перед собой, но словно ничего не видела:

– Я не могу.

– Нет, можешь! Тебе просто нужно пройти по подиуму, Лив. Ничего больше. Ты делала это тысячу раз.

Оливия тяжело сглотнула. Его слова отражались в голове глухим эхом. Если она уйдет сейчас, то поставит крест на всем. На всем, что они сделали с Джованни.

– Четыре прохода, – продолжал Рокко. – Всего четыре раза в одну и другую сторону.

Она понимала, что должна это сделать. Ради Джованни. И ради себя.

– Хорошо, – чуть слышно сказала Оливия, утирая слезы. – Я выйду.

Словно из ниоткуда появился Фредерик. Она встала на бессильных ногах, крепкая рука Рокко обнимала ее за талию. Вдруг ей захотелось вцепиться в него изо всех сил и никогда не отпускать. Глядя в ее мокрые глаза, Рокко сказал:

– Я буду ждать тебя.

Оливия положила голову ему на плечо.

– Твой выход, – раздался голос Фредерика.

Она решила сосредоточиться на длинном освещенном подиуме, а не на толпе зрителей, сидящих на десятках рядов. Свет ударил ей в глаза, когда она вышла из-за кулис. Оливия уже забыла, как горяч свет от софитов. Под громкий, пульсирующий ритм музыки она зашагала вперед. Ее походка не была такой кокетливой и уверенной, как когда-то. Но в этом, казалось, есть какая-то загадка. Она прошла до конца подиума, поставила руку на бедро и едва не ослепла от вспышек фотокамер. Никто бы не смог так показать всю красоту этого платья. Аплодисменты были оглушительными.

Затем было еще три наряда и три выхода. На последнем круге она словно очнулась и поняла, насколько слабыми были ее ноги. Она не знала, как ей удалось устоять. «Осталось всего полминуты», – сказала Оливия сама себе.

Зрители стоя аплодировали уходящей за кулисы Оливии Фицджеральд.

Войдя за кулисы, она закрыла глаза, чтобы дать им отдохнуть после софитов и вспышек камер. Оливия не знала, чего теперь ждать, но все же ждала чего-то.

Кого-то.

Рокко обнял и прижал ее к себе. Она чувствовала, как сильно бьется его сердце. Он так гордился ей в эту минуту.

Гуиллермо Виллануэва появился спустя минуту. Когда Оливия подошла к нему, сердце Рокко сжалось. Он хотел позвать ее, но имя так и застыло на его губах. Все его тело натянулось как струна, когда Оливия обняла своего бывшего возлюбленного.

Гуиллермо, вероятно, понял взгляд Рокко, потому что в следующую секунду его руки опустились. Повинуясь внутреннему позыву, Рокко направился к ней. Еще несколько шагов, и она снова будет в его объятиях. Едва уловив тонкий аромат ее духов, Рокко прижал Оливию к груди.

– Ты была великолепна, – прошептал он ей на ухо.

Утонув в его руках, Оливия хотела лишь одного – чтобы это объятие продлилось как можно дольше. Сейчас она казалась Рокко такой обессиленной, изможденной, что ему хотелось поднять ее на руки. Когда она, наконец, оперлась ладонями о его грудь и подняла голову, на лице Рокко была улыбка.

– Всего четыре прохода, – прошептала она. – Я это сделала.

Оставалось дать несколько коротких интервью и поехать на ужин, который Рокко обещал ее матери. Общаясь с журналистами, Оливия полностью следовала инструкциям Саванны: не давать четких ответов про свое исчезновение, а если будут вопросы о происшествии на злосчастном показе, все списывать на закулисное безумие.

Рокко хотелось стоять рядом с ней, быть ей опорой. Это было странное, раньше не испытываемое им чувство. И от этого делалось не по себе, ведь в первый раз в жизни он, Рокко Монделли, не давал отчета собственным действиям.

С этим нужно было что-то делать. Но не сейчас.

На приеме после показа казалось, что все вокруг искренне рады возвращению Оливии Фицджеральд. Она потрясающе выглядела и теперь вся светилась в темно-голубом платье, идеально подчеркивающем каждый изгиб ее тела. Волосы спадали ей на спину, как полотно золотистого шелка. И весь вечер рядом с ней, как охранник или преданный пес, был Рокко. И Оливия, и Рокко знали: между ними усиливается нечто такое, о чем оба догадывались давно, но боялись признаться.

Затем был ужин с Татум Фицджеральд. Там Рокко понял, насколько самовлюбленна и душевно пуста эта женщина. Оливия – ее полная противоположность. Сложно было поверить, что в них течет одна кровь. Впрочем, из вежливости Рокко пообещал Татум повторить этот ужин в Милане, и по всему было видно, что женщина готова отправиться в Италию хоть в тот же вечер. Под столом Оливия ущипнула Рокко за бедро. И уже через несколько минут дорогой автомобиль уносил их двоих в теплую манхэттенскую ночь.

Глава 10

Тихая квартира купалась в свете никогда не гаснущих огней Нью-Йорка. После бешеного ритма вечера эта тишина казалась давящей.

Рокко снял пиджак, повесил его на спинку стула, развязал галстук и закатал рукава.

– Хочешь выпить? – спросил он Оливию, которая сейчас сидела на софе, расстегивая туфли.

Она кивнула.

Рокко налил себе и ей столь желанный шотландский виски и, передав Оливии бокал, встал у окна.

– Ей было всего двадцать четыре года, когда она умерла, – раздался ее тихий голос. – Мы дружили с девятнадцати лет. Познакомились, когда вместе снимались в рекламе новых духов. Помню, тогда на съемках нам все казалось смешным. Мы хохотали весь день и с тех пор стали лучшими подругами. Потом появились деньги, богатые поклонники. Началась богемная жизнь. Каждый день вечеринки, много алкоголя. Мы были так молоды, а у нас уже было все. – Оливия тяжело вздохнула. – В какой-то момент мы потеряли контроль над реальностью. Я не стала алкоголичкой, но уже была близка к этому. Я умела сдерживать себя, а Петра нет. Новый бойфренд подсадил Петру на наркотики. Я просила, чтобы она от него ушла, но в какой-то момент стало поздно. У нее появилась зависимость. И однажды… – Голос Оливии дрогнул, в нем появились мрачные ноты. – Однажды мы повздорили, и Петра уехала домой с Беном. Прошло четыре часа, и я позвонила ей узнать, все ли хорошо. Она не отвечала. Тогда я собралась и поехала к ней. – Горячие слезы хлынули из ее глаз рекой. – Когда я приехала, Петра лежала на кушетке и не дышала.

Ее снова трясло. Рокко взял ее руки в свои, обхватил пальцами ее ладони.

– Представляю, каково тебе было.

Оливия посмотрела на их сложенные руки.

– Приехали врачи и констатировали смерть. Я отказывалась верить, звала ее, словно пытаясь разбудить. А потом меня попросили уехать.

– Мне очень жаль, – тихо сказал Рокко. – Мне действительно очень жаль, Оливия.