Семья - Гектор Шульц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поэтому я и хочу папу попробовать найти, – вздохнула я. – У меня есть надежда, Кать. И если я не найду, то эта надежда так и останется надеждой. Я устала. Устала от боли, криков и наказаний. Слышишь?
– Слышу, родная, слышу, – кивнула Катька, снова обнимая меня. – Ты только не плачь, а то я тоже зареву.
– Не буду, – шмыгнув носом, ответила я, потом отстранилась и посмотрела на подругу. В её жестких черных глазах я всегда видела доброту и жалость. В маминых глазах была только ненависть.
У меня появился шанс залезть в шкаф, где хранились документы. И пусть я внутри отчаянно трусила, но желание найти отца перевесило. Случилось это в мой выходной, когда я пришла со школы, придерживая руку в гипсе здоровой рукой. На днях мне дали зарплату, из-за чего мама и дядя Игорь ночью весело звенели стаканами, попутно составляя список покупок на Новый год.
Открыв дверь, я вздрогнула, столкнувшись в коридоре с отчимом. Позади него одевалась мама, а на полу лежали свернутые челночные сумки. Я осторожно протиснулась вперед и снова вздрогнула, когда мама рявкнула:
– Куда ломишься, дура? Дай одеться сначала.
– Прости, мам.
– Не мамкай. Мы с отцом на рынок, – перебила она меня, застегивая сапоги. – А ты пропылесось, пока нас не будет. Оценки выставили?
– Да, – кивнула я и покраснела. От внимания мамы это не укрылось. Она вздохнула и тихо спросила:
– Сколько? – речь шла о тройках и за каждую мама устраивала мне разнос.
– Две. По физике и геометрии, – поморщилась я, ожидая удара. Но удар не последовал. Наоборот, мама хмыкнула, а потом заставила меня открыть рот от удивления.
– Ладно. Можно было и лучше. Хоть ты и та еще бестолочь, да в том году хуже было, – ответила она. В прошлом году я получила три тройки, поэтому не понимала, как на это реагировать. – Братьев забрать не забудь.
– Хорошо, мам, – я закрыла за ними дверь и, морщась, с трудом сняла с себя ботинки. Я всегда донашивала мамину обувь, потому что у нас был одинаковый размер ноги. Матвею и Андрею покупали новую, а я, сидя ночью, вырезала острыми ножницами стельки, чтобы заменить стоптанные мамой. Но как только мама и отчим ушли, в голове вспыхнула шальная мысль. Я поняла, что вот он – мой шанс залезть в шкаф с документами и поискать что-нибудь, связанное с отцом.
Прождав двадцать минут, я вздохнула и, подойдя к шкафу, открыла дверцу. Внутри все так же лежали диски с любимой музыкой мамы и отчима, который слушал модный в то время шансон, счета за квартплату, шкатулки с украшениями и прочие мелочи. Но меня интересовала картонная папка, где мама хранила семейные документы: свидетельства о рождении, паспорта, документы на квартиру.
Отодвинув шкатулку, я вытащила папку, задев диски, которые рассыпались по полу. К счастью ни один из кейсов не разбился, иначе мне надавал бы по шее уже отчим, который слишком ревностно относился к своим вещам. Поставив диски обратно, я уселась на полу и, раскрыв папку, углубилась в изучение документов.
Вот свидетельства о рождении Матвея и Андрея, корочка механика дяди Игоря, аттестаты и мамин диплом. Хмыкнув, я раскрыла его и увидела, что мама, оказывается, училась в политехническом и закончила его в тот год, когда родилась я. Об этом она тоже никогда не рассказывала, да я и не спрашивала, боясь лишний раз к ней обратиться. Еще корочки дяди Игоря… И тут я удивилась. Он, оказывается, мог работать и механиком, и сантехником, и даже электриком. Странно, обычно он даже розетку починить не мог и маме приходилось вызывать электриков из ЖэКа.
Вздохнув, я продолжила изучать документы дальше и, наткнувшись на еще одно свидетельство о рождении, замерла. Зеленая обложка с серпом и молотом. Это могло быть и мамино, и отчима, и моё. Затаив дыхание, я открыла свидетельство и улыбнулась, увидев свою фамилию.
– Соловей Анастасия Михайловна, – тихо прочитала я. – Отец: Свиридов Михаил…
Отчество было зачеркнуто синей ручкой. Так сильно, что подрали даже бумагу, но я смогла разглядеть.
– Антонович, – закончила я и, прижав свидетельство к груди, снова вздохнула. Правда сердце скакнуло к горлу, а потом закружилась голова, когда я услышала позади себя мамин голос.
– Вот сука, – прошипела она, хватая меня за волосы и поднимая с пола. Извернувшись, я увидела мамино перекошенное лицо и качающего головой отчима. Он закурил папиросу и отправился на кухню, оставив меня с мамой наедине. Но не успела я испугаться сильнее, как мама резко ударила меня ладонью по щеке. – Сука. Сбежать захотела? К ублюдку этому?
– Мама, не надо! – закричала я, но мама была в ярости. Она снова хлестанула меня по щеке, а потом царапнула руку ногтями, когда я попыталась вырваться.
– Тварь… – шипела она, таща за собой к дивану. – Пизда ебучая. Интересно ей. Ишь ты…
– Валь, ты это… – отчим не договорил, потому что мама наорала и на него.
– А ты рот закрой! Без тебя разберусь! Иди на улицу и жди, – дядя Игорь послушно затушил папиросу в пепельнице, натянул шапку на голову и выскользнул из квартиры. Единственный, кто мог остановить маму, сбежал. Мои глаза наполнились слезами, но, как обычно, маму это разозлило лишь сильнее. – Плачешь, сука? Страшно?
– Да-а, – протянула я. Пощечиной мама разбила мне губу.
– Ничего-о, – сипло дыша, кивнула она, вертя головой в разные стороны. – Я отобью у тебя охоту нос куда не надо совать. Шалава.
Первым, что попалось ей на глаза, оказалась скакалка Андрея. Тот в последнее время полюбил её и то и дело носился по комнате, прыгая, как безумный зайчонок. Мама схватила скакалку, намотала на руку и ударила меня.
Грудь и ухо обожгло, а через секунду пришла боль. Еще удар. Скакалка обвивает здоровую руку, а я, словно время застыло, вижу, как кожа вспучивается и краснеет. Мама хлещет яростно, не смотря, куда попадает. Достается и груди, и ногам, и лицу. Она отбрасывает скакалку и хватает ремень отчима, который всегда висит на спинке дивана. Потом переворачивает меня на спину и начинает бить. Злобно, быстро, не целясь. Кожа горит и трещит от хлопков, а мама бьет и бьет,
