Евангелие любви - Колин Маккалоу

– В Хартфорде обычно на десять градусов холоднее, чем в Холломене, – не сдавалась мать.

Джошуа вздохнул:

– Мне надо, мама. Ситуация там очень сильно накалилась. Когда еще представится возможность оценить, какая боль скрыта в душах людей? Процесс, связанный с убийством, когда бушуют страсти, – это всегда событие. А в этом соединилось все, что коренится в неврозах тысячелетия.

– Как бы я хотел поехать с тобой, – грустно протянул Джеймс.

– А почему бы и нет?

– В это время года не получится – в клинике много работы, двоим отлучаться нельзя. Кроме того, мы отдыхали позже, чем ты. Поезжай, потом нам все расскажешь.

– Хочешь попытаться поговорить с Маркусом? – спросил Эндрю.

– Конечно. Если разрешат и если пожелает он. Но думаю, что пожелает – сейчас он готов схватиться за любую соломинку.

– Ты думаешь, его осудят? – расстроилась Мириам.

– Скорее всего. Вопрос в том, насколько тяжелое он понесет наказание.

– Ты считаешь, он в самом деле намеревался убить?

– До того, как я с ним увижусь – если наша встреча состоится, – я бы предпочел не гадать. Все уверены, что совершено преднамеренное убийство, поскольку Маркус заявил, что метил в другого человека. Болтать-то каждый горазд. Но неизвестно, как он поведет себя в решающий момент. Я сомневаюсь, что тип вроде Маркуса пойдет на убийство, если только не ощущает моральную поддержку присутствующих рядом таких же, как он, наблюдателей. Выскочив в туман узнать, кто пилит его деревья, он был зол, это так. Но один, без поддержки. А туман – это такая субстанция, которая очень быстро охлаждает эмоции. Ничего не могу сказать, Мирри.

Мэри вздохнула и проворчала:

– Если не хочешь взять Джеймса, давай поеду я.

Джошуа энергично покачал головой:

– Поеду один.

Мэри сникла и еще больше насупилась. Никто из родных не догадывался, что ей безумно хотелось поехать – все равно куда! Что все ее мечты были связаны с тем, что она путешествует, перемещается в пространстве, и расстояния лечат ее от боли невостребованной любви и тирании этой удушающей, сплоченной семьи. Если бы она попросила получше, если бы запрыгала от радости и захлопала в ладоши, предвкушая поездку, Джошуа несомненно бы ее взял. Почему же она так себя повела? Не захотела поехать по-настоящему? Ни в коем случае. Просто окружающие оказались глупы, черствы, им было все равно, чем живет Мэри Кристиан, и никто не потрудился заглянуть за фасад и разобраться в том, что творится у нее внутри. Ну и черт с ними! С какой стати она будет им помогать? Но все же как было бы здорово освободиться! Стать свободной для любви и от этой ужасной циклопоподобной семьи…

Автобусу предстояло преодолеть отделяющие Холломен от Хартфорда сорок миль. Это было изнурительное путешествие, поскольку он то и дело съезжал с шоссе, чтобы высадить пассажиров и принять новых. Дороги между городами, кроме главных, зимой как следует не чистили, так же как и улицы, где не пролегали автобусные маршруты.

Если бы суд над Маркусом назначили на неделю раньше, поездка получилась бы намного легче. Но оттепель пришла и ушла, снова навалило снегу, и температура упала ниже нуля по Фаренгейту. Когда автобус прибыл в Мидлтаун, с неба посыпали хлопья. Снегопад не прекращался весь остаток пути, отчего они ехали дольше, чем предполагали, и сильно устали.

Благодаря своим документам Джошуа получил комнату в мотеле неподалеку от зала суда. Как все места общественного проживания, в мотеле можно было отапливать номера до шестидесяти градусов по Фаренгейту с шести утра до десяти вечера, а в столовой для постояльцев – жечь газовый камин, имитацию под настоящий. Спустившись на ужин в первый вечер, Джошуа с удивлением обнаружил, что в столовой почти не было мест. Но затем понял, что большинство постояльцев, как и он, приехали на процесс Маркуса. В большинстве своем это были журналисты. Он узнал одиноко сидящего за угловым столиком маэстро Бенджамена Стейнфельда. Неподалеку ужинал мэр Детройта Доминик д’Эсте в компании белокожей, темноволосой женщины, чье лицо показалось ему смутно знакомым. Проходя, Джошуа бросил на нее недоуменный взгляд, и она, к его удивлению, ему вежливо улыбнулась и хоть и холодно, но с готовностью кивнула. Лицо не из телевизора. Должно быть, они где-то встречались, но где?

Измученная хозяйка мотеля еле держалась на ногах – Джошуа почувствовал это по атмосфере вокруг нее. Он сел рядом со столиком д’Эсте и его спутницы и благодарно улыбнулся хозяйке. И женщина приняла его улыбку (с Джошуа это часто случалось, хотя он сам не понимал почему) так, словно он протянул ей чашу с живящим эликсиром. «Какая же это волшебная вещь, улыбка!» – подумал он. Почему же, если кто-то начинает проповедовать улыбку в качестве реального средства терапии, получается плоско и банально, словно плохая поздравительная открытка?

Меню оказалось совсем недурным – с широким набором традиционных блюд янки и Восточного побережья: от трех видов супа из моллюсков до тушеного мяса, свиного студня с кукурузной мукой и индейского пудинга. Как ни странно, несмотря на высочайший уровень маминой кулинарии, Джошуа больше интересовался едой, когда уезжал из дома, особенно если, как в этот раз, поездку не отягощали трудности очередной профессиональной конференции. Он выбрал суп из моллюсков Новой Англии, жаркое по-лондонски к салату с русской заправкой, а о десерте решил подумать позже. Заказывая еду, он улыбался официантке так же ласково, как до этого хозяйке мотеля.

Маэстро Стейнфельд поднялся из-за столика и на всем пути из зала царственно раскланивался со знакомыми. Затем он остановился переброситься парой слов с телевизионщиками из Детройта. Его представили сидевшей рядом с д’Эсте женщине. Музыкант наклонился, чтобы поцеловать ей руку, и от этого движения волосы упали ему на лоб, что позволило маэстро, выпрямившись, резким театральным движением закинуть непокорную прядь на место. Казалось, копна его волос была специально предназначена для такого представления.

Кристиан с любопытством наблюдал за ним боковым зрением, пока не принесли первое блюдо, после чего переключил свое внимание на большую миску с дымящимся сливочным супом. Он обнаружил на дне щедрый слой измельченных моллюсков и кубиков картофеля.

Все было такое сытное, свежее и вкусно приготовленное, что от десерта Джошуа отказался.

– Только кофе и двойной коньяк. Благодарю вас. – Он кивнул в сторону занятых столиков. – У вас сегодня много народу.

– Приехали на процесс Маркуса, – объяснила официантка, мысленно соглашаясь с тем, что ей шепнула хозяйка: она будет обслуживать самого привлекательного мужчину в зале. Да, маэстро Стейнфельд был очень эффектным, но чопорным, мэр д’Эсте настолько хорош собой, что казался вылепленным из воска. Зато доктор Кристиан был по-настоящему обаятельным. Его улыбка говорила, что собеседница ему интересна и нравится, но при этом было ясно, что он не из тех мужчин, кто ищет любовных приключений.