Ангелы Опустошения - Джек Керуак

–  Мы никогда не дойдем,  – повторяю все время я и лопочу на совершенно разные темы – На горе учишься чистым вещам, правда?  – ты не чувствуешь что стал ценить жизнь больше?

–  Конечно чувствую,  – отвечает Пэт,  – и буду рад когда мы отсюда свалим.

–  Ах сегодня заночуем в общаге а завтра поедем домой —

Он может подбросить меня до Маунт-Вернона на Трассе 99 в 5 часов вечера, но я лучше утром поеду стопом сам, не стану ждать.

–  Я буду в Портленде раньше тебя,  – говорю я.

Наконец тропа выравнивается у самой воды и мы шлепаем и потеем сквозь группки сидящих работников плотины Городской Электростанции – следят за шлюзом – «Куда тут катер подходит?»

Его спальник у меня под мышкой выскользнул и развернулся и я так и несу его, наплевать – Мы подходим к пристани и там такие маленькие деревянные сходни и мы топаем прямо по ним, женщине с собакой сидящим на них приходится подвинуться, мы не останавливаемся, сбрасываем поклажу на настил и я быстренько шлепаюсь на спину, мешок под голову, и закуриваю – Всё. Никаких больше троп. Катер довезет нас до Дьябло, до самой дороги, немного пройти по ней, там гигантский питтсбургский подъемник, а внизу уже поджидает наш грузовичок с Чарли за баранкой —

57

Потом вниз по тропе которую мы только что с по́том преодолели сами, бегом чтоб успеть на катер, спускаются два безумных рыболова со всем своим снаряжением и целым навесным мотором прицепленным к 2-колесной таратайке которую они катят перед собой и подпрыгивают с нею вместе – Как раз успевают, подходит катер, мы все садимся – Я растягиваюсь на сиденье и давай себе медитировать и отдыхать – Пэт где-то на корме разговаривает с туристами о том как провел лето – Катер пыхтит по узкому озеру между валунами-утесами – Я просто лежу на спине, сложив руки, с закрытыми глазами, и напрочь медитирую всю эту сцену – Я знаю что здесь больше чем видно глазу, помимо того что видно глазу – Вы это тоже знаете – Вся поездка занимает 20 минут и вскоре я уже чувствую как катер медленно подходит и стукается о причал – Подъем, берем мешки, я по-прежнему тащу здоровенный рюкзак Пэта, щедрость до самого конца?  – И даже так четверть мили по грунтовке дается нам с болью, огибаем утес, и оба! вот она платформа большого подъемника готовая легко опустить нас на тысячу футов к чистеньким домикам и лужайкам и к тысячам кранов и кабелей подсоединяющих Плотину Электростанции, Дамбу Дьябло, Дьявольскую Дамбу – дьявольски скучно тут жить, скучнее в целом мире не бывает, всего одна лавчонка да и в той нет пива – Люди поливают свои тюремные лужайки, дети с собаками, Среднепромышленная Америка посреди рабочего дня – Маленькая застенчивая девчушка держится за материно платье, мужики разговаривают, все это на платформе, и вскоре она начинает со скрежетом опускаться и мы медленно нисходим в долину земную – Я все еще считаю: «Одну милю в час в сторону Мехико к нему на Плато Высокогорной Долины в четырех тысячах миль отсюда» – щелк пальцами, кому какое дело?  – Вверх ползет большой противовес из цельного куска железа удерживающий нас в равновесии ненадежного спуска, величественные тонна за тонной черной массы, Пэт показывает мне его (с комментариями) (он собирается стать инженером)  – У Пэта легкий дефект речи, чуть заикается в возбуждении и кипении, давится словами иногда, и губа у него слегка отвисает, но ум у него острый – к тому же в нем есть мужское достоинство – Я знаю что по радио все лето он иногда очень смешно хохмил, все эти его «опа-ля» с восторгами, но по этому радио не было ничего безумнее серьезного евангелиста студента-иезуита Неда Гауди который, когда его навестила компания наших скалолазов и пожарников, завопил и захихикал как полоумный, дичее я ничего не слыхал, севшим голосом, а все оттого что так внезапно пришлось заговорить с нежданными гостями – Для меня же единственной пластинкой по радио было «Лагерю Хозомин от сорок второго», прекрасное стихотворение каждый день, поговорить со Стариной Скотти ни о чем, да несколько кратких фраз с Пэтом да несколько очарованных разговоров с Гауди да в самом начале несколько словесных уступок по части того что я готовлю, как я себя чувствую и почему – Это Пэт смешил меня чаще всего – На пожаре все время говорили про какого-то «Джона Троттера», и Пэт придумал два таких объявления: «Шмат Джона Трата сбросят со следующего самолета вместе с грузом. Джон Твист не вместился в груз первого самолета», вот взял и так и сказал – мозги совершенно набекрень —

Внизу у подъемника ни следа нашего грузовичка, сидим и ждем и пьем воду и разговариваем с маленьким мальчиком у которого большая красивая колли-лэсси посреди этого изумительного дня —

Наконец грузовичок показывается, за рулем старый Чарли, служащий в Марблмаунте, 60 лет, живет там же в маленьком трейлере, сам готовит, улыбается, печатает, замеряет бревна – читает в койке – сын у него в Германии – моет за всеми посуду в большой кухне – Очки – седые волосы – как-то на выходные когда я спустился за куревом он как раз ушел в леса со счетчиком Гейгера и удочкой —

–  Чарли,  – говорю я,  – готов поспорить что в засушливых горах Чиуауа много урана

–  Где это?

–  Южнее Нью-Мексико и Техаса, парень – ты что ни разу не смотрел «Сокровища Сьерра-Мадре» это кино про старого дуралея-старателя который обставил всех парней и нашел золото, целого золотого горного козла и они встретились с ним в трущобной ночлежке он такой в пи-джаме, старый Уолтер Хьюстон?[33]

Но я слишком не болтаю вижу что Чарли как-то неловко и насколько я знаю они не понимают ни слова из моей речи с ее франко-канадскими и нью-йоркскими и бостонскими и бродяжьими смыслами перемешанными вместе и даже с поминально-финнеганными – Они ненадолго останавливаются поболтать с лесничим, я лежу на лавке как вдруг вижу: детишки врубаются в лошадей сидя на заборе под деревом, я подхожу – Что за прекрасный миг в Скучногородишке Дьябло! Пэт валяется на травке чуть поодаль (по моему настоянию) (мы-то старые алкаши все знаем секрет этой травки), Чарли болтает со стариком из Лесной Службы, а тут этот здоровый красавец-жеребец тычется золотистым носом мне в кончики пальцев и фыркает, и кобылка с ним рядом – Детишки прыскают от нашего с маленькими лошажьими нежностями общения – Среди них 3-летний карапуз, который никак не может дотянуться —

Они мне машут и мы отправляемся, с рюкзаками в кузове, в марблмаунтскую общагу – Болтаем – И вот уже наваливаются горести не-горного мира, в узкой пыли трудно тащатся большие развалистые грузовики с камнями, нам приходится съехать на обочину и пропустить их – Тем временем справа от нас то что осталось от Реки Скагит после всех этих плотин и водосбора в Озере (небесно-нейтральном) Росс (моего Бога любви)  – кипящий раздраженный старый сумасшедший поток однако, широкий, вымывает золото в ночь, в артериальную Пасифику Сквохолвиша Квакиутля которая там в нескольких милях к западу – Моя чистейшая любимая речка Северо-Запада, у которой я сидел с винцом на пнях засыпанных опилками, ночью, пия под скворчание звезд и следя как движущаяся гора шлет и пропускает весь этот снег – Прозрачная, зеленая вода, цепляет коряги, и Ах все реки Америки которые я видел и которые видели вытечение без конца, томас-вулфовское видение Америки истекающей кровью в ночи своими реками стекающими в зев моря но затем наступают взвихренья и новорожденья, громоносен рот Миссисипи в ту ночь когда мы туда свернули и я спал в гамаке на палубе, плеск, дождь, всполох, молния, запах дельты, где Мексиканский Залив выбрасывает на помойку ее звезды и весь раскрывается навстречу покровам воды которые будут разделять как им это угодно в разделяемых недостижимых горных проходах где одинокие американцы живут в маленьких светочах – Вечно роза что течет, брошенная потерянными но неустрашимыми любовниками с мостов фей, чтоб истечь кровью в море, увлажнить труды солнца вернуться вновь, вернуться вновь – Реки Америки и все деревья по всем берегам и вся листва на всех деревьях и все зеленые миры во всей листве и все молекулы хлорофилла во всех зеленых мирах и все атомы во всех молекулах, и все бесконечные вселенные внутри всех атомов, и все наши сердца и вся наша ткань и все наши мысли и все наши мозговые клетки и все молекулы и атомы в каждой клеточке, и все бесконечные вселенные в каждой мысли – пузырьки и шарики – и все звездные светы танцующие на всех волночках рек без конца и везде в мире бог с ней с Америкой, ваши Оби и Амазонки и Уры я верю и Конго-принадлежащие Озеро-плотинные Нилы чернейшей Африки, и Ганги Дравидии, и Янцзы, и Ориноки, и Платы, и Эйвоны и Мерримаки и Скагиты —

Майонез —   майонез плывет в банкахВниз по реке

58