Его проклятая Любовь (СИ) - Рэй Вера

— Нет… Его уже дня три, как нет. Приходит под утро, моется, и опять куда-то уходит, — грустно выдохнул дядя Петя. — Ты же знаешь, мы с ним не очень ладим.

— Вот челтова ночь! Не везет, так не везет. Как зэ меня все это бесит! — со всего размаху ударил кулаком о мусорный бак, из-за чего раздался просто невероятный грохот.

— Рррррр! — я только глаза успел поднять, почувствовав что-то тяжелое на своей груди. Я даже не понял, как Адольф сумел выпрыгнуть через окно, прямо как Димка много лет назад, спрыгнув на мусорный бак. Правда, этой псине хоть бы хны.

— Ррррр! — раздалось у меня прямо над лицом. Я не мог даже пошевелиться, потому что огромная лапа Адольфа сдавливала мою грудную клетку. А сам я валялся на земле, как коровья лепешка…

— Адольф, Адольф, фу я сказал! — закричал дядя Петя через окно. Но собака так и продолжала рычать. Петр Ильич скрылся в комнате, и я надеялся, что он спешит мне на помощь.

Псина недовольно нюхала мое лицо, шею, и мне казалось, он ищет самый вкусный кусок, чтобы откусить мою плоть. Сердце колотилось со скоростью самой быстрой машины Формулы 1.

— Адольф! — услышал нежное над своим ухом. — Адик! — что-то гадкое упало мне на лицо, растекаясь по коже. По вывалившемуся языку этого пушистого кавказца я догадался, что это была его слюна.

Пес кайфовал с нескрываемым удовольствием, потому что Люба чесала его за ухом.

— Хороший Адик, умница! — я чувствовал, как давление ногами пса становится все менее и менее выраженным. Адольф даже лизнул мое лицо, видимо, слизывая остатки гадости, на которую у меня аллергия.

Через пару мгновений этот ходячий Ад, огромный здоровенный пес, окончательно слез с меня, полностью оказавшись во власти Любы. Он встал на задние лапы, упираясь передними в Любины плечи… Девушка по сравнению с ним казалась едва заметной букашкой.

— Хороший, хороший… — она чесала его холку, спускаясь вниз по позвоночнику. Пес поскуливал, и стоило Любе убрать руку хоть на секунду, он снова бросал на меня злобный взгляд, рыча. Прохаваная скотина, быстро понял фишку, шантажист… А я, прифигевший, смотрел на то, как эта хрупкая красавица смогла укротить практически неуправляемого пса своей лаской и заботой.

— Адольф, Адоль… — запыхавшись, наконец, выбежал из своего подъезда дядя Петя. — Фух ты слава Богу, все живы-здоровы, — обрадовался он, подбегая к Любе.

Пожалуй, мужчина прифигел точно так же, как и я. Потому что Адик — по-настоящему верный своему хозяину пес. Он не признавал никого, кроме Петра Ильича. Даже Димка вечно страдал из-за этого засранца, начиная с того самого дня, как дядя Петя подобрал его на улице щенком. Дима не успевал покупать себе обувь, потому что Адик всю сгрызал. Та же участь постигала его одежду, которую пес приловчился доставать с полок. Приходилось прятать на шкафы, куда бедный пес не мог добраться.

А тут…

— Плохая псина! — обиженно фыркнул я, наконец, поднимаясь на ноги.

— Не правда, он очень хороший и ласковый! — продолжая гладить его, произнесла Люба.

— Полностью с Вами согласен… — улыбнулся ей дядя Петя. А потом обернулся на меня. — Потому что не надо было Адика обижать… Адик все помнит!

— Да это было 100 лет назад…

— Не 100, а всего лишь пять! — рассмеялся он. А я тоже рассмеялся, вспоминая Адика в образе а ля великий фюрер. Опять же это случилось в тот самый день, Димкин двадцатилетний юбилей. Выпив первую бутылку, мы все дружно задались вопросом, почему это Адольф совершенно не похож на своего тезку? Где-то нашли ножницы, которыми состригли собаке кончик хвоста, окунули шерсть в переработанное масло, которое нашли в гараже Петра Ильича, где Дима выполнял на тот момент одни из первых своих заказов…

Самое ужасное, что в огромной квартире, даже находясь в состоянии алкогольного опьянения, мы просто каким-то чудом обнаружили супер-клей, которым и приклеили наш супер хайтешный собачий аксессуар к носу бедного животного. В итоге, Адику это не понравилось, он отчаянно пытался оторвать этот ужас, бегал, как сумасшедший, по всей квартире, размазывая переработку по стенам. Из-за этого, собственно, и пришлось потом переклеивать обои.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И шерсть, как назло, приклеилась «намертво». Наши попытки оторвать ее не увенчались успехом — Адик рычал, кусался, скулил, потому что ему было больно. Вот и проходил он с такой «красотой» больше недели, пока она сама не отвалилась.

— Да, сорванец, целых пять лет прошло с тех пор, как ты здесь был в последний раз, — мужчина улыбнулся, обнимая меня за плечи. — Хоть бы раз навестил старика…

— Так Вы же сами заплищали мне к Вам плиходить? — удивился я, потому что был готов к еще одному за сегодня удару в морду, но никак не к теплому приему.

— Ой, тоже мне, вспомнил то, что было еще 5 лет назад. Я вот пять минут назад милицию вызвать грозился. Что ты как маленький — не всегда ведь то, что сказано в сердцах, нужно воспринимать всерьез. Расскажи лучше, как сам? Что с тобой стряслось. Я тебя узнал-то с трудом.

— Долго объяснять, Петл Ильишь… Вы могли бы косаль занять на такси, я завтла зэ все велну…

— Что еще за косаль? Ты можешь нормально сказать…

— Ну косаль, деньги, мани-мани-мани! — как придурок, запел я.

— Ааааа, деньги тебе нужны? Нет, чтобы просто так заглянуть. Прости, голубчик, но наличных средств у меня нет. Почти всю пенсию в банк отношу, на похорон собираю. Может и Димке что останется после моей смерти.

— Да ну, Вы есо всех нас пелезывете!

— Да нет, зачем мне… Кому я нужен, старая кошелка… А знаешь что, Макар… Хочешь, мою Волгу бери. Сто лет старушка не видела дорог. Дима вот из принципа отказывается брать машину. Сам знаешь, у нас с ним отношения натянутые. Он меня в смерти матери винит до сих пор, — дядя Петя тяжело вздохнул. Дима, конечно, в этом был не прав, обвиняя деда во всех смертных грехах. Ему ведь и самому было трудно пережить смерть младшей дочери, а тут еще и от внука никакой поддержки. Насколько я знаю, у него была еще одна дочь, только я ее никогда не видел, с дядей Петей она точно не общалась. — Да что я все о грустном, да о грустном… Слышал, ты жениться собираешься? Это и есть твоя избранница? — внимательно оглядел Любу, улыбаясь. — Хороша… — Люба смущенно вжала голову в шею и зарылась лицом в огромный капюшон папиного халата.

— Да, холоса… — подтвердил я и без того разумеющуюся вещь. Рассказывать, что Люба на самом деле не моя невеста просто не было сил.

— Может, зайдете на часок, скрасите мое одиночество? Мне все равно не спится… — Предложил Петр Ильич.

— Петл Ильиш, в следуюсчий лаз, обязательно. Сейщас мне хочется сколее доблаться домой и плосто отдохнуть. Я узэ с ног валюсь, сегодня такой день узасный.

— Ну как знаешь, дорогой… Сейчас я только за ключами сбегаю.

Петр Ильич вернулся через 2 минуты, проводил нас к гаражу и разрешил сесть в его Волгу. Я знал, как этот мужчина ценил свою машину, поэтому был безмерно благодарен ему, что он доверил ее мне.

— Буду белечь ее, словно зеницу ока! — пообещал я, когда сел за руль и приготовился тронуться с места. — Завтла зэ велну…

— Завтра ты точно от чая не отвертишься… — улыбнулся старик, но его потухший и уставший взгляд выдавали его беспокойство. — Макар, если Димку моего встретишь, скажешь ему, чтоб позвонил. Уже сутки с ним не виделся…

— Обязательно! Да челт! Вы же говолили, сто не вызывали ментов? — снова услышал я звук сирен позади нас. Мне кажется, или предсказание гадалки повторяется по кругу, как какой-то день Сурка?

— Макар, это не я, честно! — растерянно произнес дядя Петя.

— Ладно, велю… Все, мы поехали, а то насы плиключения нас тоцьно заблосят в казенный дом. Есе этого не хватало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Глава 22

— Да, Артур, есть какие-то новости? — Валерьян Николаевич ответил на звонок друга так быстро, как никогда до сих пор не отвечал — буквально за долю секунды. В руке прокручивал сигарету, не решаясь ее закурить. Боялся, что Жанночка занюхает и снова будет ругаться. Но в душе было так тошно, что он вот-вот был готов сдаться, снова оказавшись в цепких лапах вредной привычки.