Лечим все, кроме истинности (вылечим всех) - Ясмина Сапфир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господи! Сколько раз мне вот так заглядывали в лицо, сколько раз задавали почти один и тот же вопрос! Сколько раз вот так же ждали ответа – неподвижно, напряженно, с затаенной надеждой. Я так и не привыкла к этой части работы в больнице. К той самой сложной части, когда нужно поведать родственникам тяжелого пациента о его состоянии, дать хоть какой-нибудь прогноз. Сообщать о страшном исходе лечения Рик не поручал мне ни разу. То ли жалел, то ли считал, что я еще не готова. Чем бы он ни руководствовался, я была от всей души благодарна василиску.
Я бы не смогла… Просто не смогла бы…
Я глубоко вдохнула, словно ныряла в прорубь и выдавила:
– Операция очень сложная. Но пока надежда есть. И пока она есть, надейтесь. Не раскисайте.
Верберша окинула меня новым, внимательным взглядом, словно проверяла – насколько ответ искренен. В третий раз кивнула и отпустила руку.
Ее собственная рука повисла безжизненной плетью, из горла вырывался тяжелый вздох.
– Операция продлится не меньше двух часов. Может и больше. Рекомендую вам пока сходить в ординаторскую и попросить у медсестер успокоительной настойки, – осторожно посоветовала я, отлично понимая, что домой верберша не уедет.
Мне хотелось утешить ее, обнять, может даже погладить. Но это казалось неправильным, ненужным сейчас. Латифа дернула за рукав, напоминая о том, что нас ждет Рик.
Верберша вздохнула и промямлила:
– Спасибо, – и отправилась в ординаторскую.
С минуту я смотрела ей вслед, словно что-то вспоминала.
В такие тяжелые дни, когда эмоции то и дело сметали самоконтроль, почти всегда возвращались осколки прошлого. Просто пока они никак не желали складываться в общую картину.
Я уже где-то видела такую спину, немного сутулую, сгорбленную под тяжестью происходящего, такие плечи, немного опущенные, унылые. А еще… еще такую шею – напряженную настолько, что мышцы натянулись лентами, под плотной кожей вздулись синие прожилки вен…
Что-то мне все это сильно напоминало... Вот только что?
Но прежде чем в голове появилось хотя бы малейшее предположение, по коридору снова пронесся нетерпеливый призыв Рика:
– Самира! Ну, где ты там застряла? Я же сказал – дело срочное! Срочное – это немедленно!
Латифа потянула меня за рукав снова, и я автоматически устремилась к нужной операционной.
Ах да! Надо спешить! О чем я только думаю?
Все остальные хирурги заняты, и помочь Рику некому. А пациенты… их время истекает намного быстрее, чем мы бы того хотели.
В самом центре седьмой операционной высился громадный стол, специально заказанный для пациентов-«неразлучников». Так называли у нас тех, чьи тела пронзило одним и тем же прутом, шестом… да чем угодно. Тех, кого нельзя разъединять просто так, без особых предосторожностей, без дополнительных исследований.
Судя по тому, что хвосты очередей на рентген и МРТ высунулись в приемную, Рик снова будет исследовать или уже исследовал больных своим чудо-зрением.
Помню, однажды Латифа пошутила: «С таким как Рик надо быть осторожней. Того и гляди увидит насквозь».
– Ого! – только и сказала верлиса, пропуская меня вперед, в операционную.
Я едва сдержала такой же возглас.
Длинный металлический штырь пробил голову верберу, ногу верлису, бедро дракону и живот маргону.
Такого я еще не видела. Сердце подскочило к горлу, и Рик, в повязке из особой ткани, поднял на меня глаза, вдохнул и выдохнул. Словно показывал, как успокоиться.
Суровая Латифа подала повязку и шапочку. Я надела их, стараясь сбросить оцепенение, сделала несколько глубоких вдохов-выдохов и шагнула к пациентам.
На первый, беглый взгляд самыми тяжелыми были вербер и маргон, у которого частично вывалились внутренности, напоминая груду тушеных овощей.
Но и дракон меня беспокоил тоже – его рана проходила очень близко к крупной артерии. Пока кровило не сильно, но не исключено, что сосуд пережимал штырь. Кто знает, что случится, если его вытащить. Я поменяла перчатки на обработанные энергией заживления – она дезинфицировала получше иных ядреных химикатов и вплотную подошла к столу.
Яркие круглые светильники быстро кружили над пациентами, обливая их ровным белым светом.
По операционной плыла гнетущая тишина.
Только тихой капелью падала на пол кровь, да порывистый ветер насвистывал в щели плотно закрытых окон.
Вербер и маргон были без сознания – наверняка получили лошадиную дозу наркоза. Остальные следили за нами с неприкрытым ужасом в глазах. Словно не металлический прут, а именно мы угрожали их жизни.
Я сделала последний шаг к столу, и Рик снова вдохнул и выдохнул. Глубоко и спокойно. Я повторила. Замерла и постаралась переключиться.
Отодвинуть на задний план мысли о том, что на кону жизни ни в чем не повинных существ. Отвлечься от вывалившихся органов и клочков мяса – они драными лоскутами болтались возле мест, где вошел прут.
Все это неважно сейчас.
Я инженер. Передо мной оборудование – красивые, почти идеальные машины, поврежденные неумелыми пользователями.
Рик кивнул, и начал командовать.
– Есть хорошая новость! – сообщил он без особой радости. – Анализы у всех норма.
Следующий час я действовала как робот. Подавала скальпели, зажимы, тампоны, вливала в пациентов немного энергии жизни и снова подавала тампоны, скальпели, зажимы. Резала, шила, вправляла.
Латифа ставила капельницы, убирала грязные инструменты, обеззараживала раны.
Еще одна медсестра, Горделия – черноглазая верпантера, ассистировавшая василиску до нас, помогала тоже, хотя и немного медленней. То ли перенервничала, то ли не хватало опыта верлисы.
Для начала Рик раскалил штырь между пациентами тонкой струйкой пламени изо рта. Как только на черно-рыжем металле проступили три белесых пятна, василиск осторожно переломил прут и разделил пострадавших.
Все это время мы с медсестрами фиксировали положение тел больных, изо всех сил, не давая им сдвинуться даже на миллиметр. И все вроде шло хорошо, по крайней мере, нормально. Но как всегда в медицине заранее ничего предсказать невозможно.