Никто, кроме тебя - Алиса Селезнёва

носилки, закрыли специальным одеялом и понесли к дверям. Накинув пуховик, я побежала за ними.

– Вы родственница? – спросил тот, что был постарше и покрупнее.

– Я… Я живу у него. Я квартирантка. У него только один родственник, Иванов Роман Алексеевич, хирург из пятой больницы.

Работники «скорой» переглянулись, но ничего не ответили. Воспользовавшись паузой, я заскочила в лифт вслед за ними, мысленно благодаря Вселенную за то, что приехал «грузовой», который легко вместил в себя четверых человек и носилки.

Всё, что происходило дальше, напоминало хорошо проработанный фильм ужасов. Меня оттиснули к окну и начали срочную реанимацию, хотя до конца я и не была уверена, что список мероприятий, которые проводили с Николаем Андреевичем, называется реанимацией.

Быстро расстегнув рубашку, на его грудь насадили множество маленьких присосок. Из-за пикающего прибора я не слышала, о чём говорили врачи, но догадалась, что делали они, скорее всего, электрокардиограмму, а потом, словно из воздуха, возникли прибор для измерения давления, шприц и иголка, на конце которой зашевелились капли прозрачной жидкости. Я отвернулась. Казалось, что когда-то давно я уже видела что-то подобное, видела, но не помнила где. Напрашивалось только одно объяснение – в каком-то кино про врачей, которые так сильно любила моя бабушка.

У дверей больницы нас уже поджидали врачи с каталкой. Озираясь по сторонам, я всё время искала знакомые лица. Точнее, одно знакомое лицо, но его нигде не было.

– Ему помогут. Помогут, – остановила меня пожилая медсестра с добрыми серыми глазами, когда я побежала вслед за каталкой и бригадой врачей к высоким белым дверям с надписью «Больничное отделение».

Она проводила меня в какой-то зал с длинной чередой серых металлических стульев, слитых в одно целое, и принесла стакан воды.

Я благодарно кивнула ей, выпила половину, но вкуса воды не почувствовала. Напротив череды стульев находилась будка охранника, попасть через которого наверх было практически невозможно, и, глядя на всё это, я почему-то опять вспомнила общежитие.

– Это твой дедушка?

– Что?

– Это твой дедушка? – повторила свой вопрос медсестра, присаживаясь рядом.

– Нет, – я покачала головой и снова отхлебнула воды. – Я снимаю у него комнату.

– Понятно, – медсестра улыбнулась. – Надо заполнить карту. Ты сможешь помочь мне в этом?

Я неуверенно пожала плечами: о Николае Андреевиче я знала не так уж много, а потому совершенно не представляла, что буду сейчас рассказывать.

– Хорошо, – ласково произнесла медсестра и, поднявшись со стула, поспешила туда, откуда мы пришли. – Схожу за планшетом, – на ходу бросила она.

Кивнув, я достала свой телефон и вбила номер Романа в телефонную книжку, а потом зашла на его профиль через WhatsApp. Последний раз он появлялся в сети вчера около одиннадцати часов вечера. От отчаяния я прикусила губу и внимательно посмотрела на свои пальцы. Ногти были сгрызены почти до крови, но я никак не могла вспомнить, в какой момент времени устроила этот ужас. В голове творилась какая-то каша, и мне потребовалось несколько минут, чтобы хоть как-то мало-мальски грамотно сформулировать сообщение для Романа.

«Николаю Андреевичу стало плохо. Похоже на сердечный приступ. Я вызвала «скорую». Мы в больнице на Подлесной. Света».

– Как зовут пациента?

Голос медсестры застал меня врасплох. Я поёжилась и посмотрела на неё затуманенным взором, но на нужный вопрос ответила сразу:

– Белов Николай Андреевич.

– Дата рождения?

– Двадцать пятое мая тысяча девятьсот пятьдесят второго года.

До этой минуты я не знала, когда он родился. Действительно, не знала, потому что Николай Андреевич никогда об этом не рассказывал, а я не спрашивала. Не спрашивала, потому что повода не было, но сейчас… Сейчас мой голос как будто знал то, о чём совершенно не подозревал мозг. И это поразило меня в самое сердце.

– Полных лет?

Я покосилась на дату, записанную в электронной карточке, и быстро прикинула в уме.

– Семьдесят семь.

Медсестра кивнула и выставила две цифры.

– Хронические заболевания? Аллергия на медикаменты?

Ослабив шерстяной платок на шее, я отчаянно старалась воскресить в памяти вчерашний разговор с Романом.

– У него больное сердце и часто высокое давление. А ещё с желудком проблемы. Возможно, язва и гипертония. Он пьёт таблетки горстями. Про аллергию не знаю, – покачав головой, я сникла. – Простите…

Медсестра похлопала меня по руке.

– Всё нормально. Ты и так здорово помогла. В электронной карте есть записи, доктор разберётся.

– Подождите, – окликнула её я, когда она уже опять засобиралась уйти. – Позвоните его зятю, Иванову Роману Алексеевичу. Он тоже врач. Работает в «пятой».

Медсестра смутилась, но пообещала найти его. Как только она завернула за угол к высоким белым дверям, я осталась в зале ожидания одна.

Минут через десять, привалившись к стене, я опять достала телефон. Роман на связь так и не вышел. В WhatsApp он не появлялся, звонить мне тоже не пробовал. Отбросив волосы со лба и убрав упавшие пряди за уши, я открыла профиль Веры и набрала короткое сообщение:

«Как папа?»

Вера тут же появилась в сети, но отвечать не стала. «Видимо, не до меня сейчас», – пронеслось в мыслях, и я, закрыв мессенджер, нажала на контакт «Бабушка». Бабушка взяла трубку сразу. Она никогда не сбрасывала звонок, если видела, что тот от меня.

– Ну, здравствуй, Светка-конфетка, как твои дела?

Не выдержав, я заплакала. Бабушка вздохнула и прямо как в детстве принялась меня успокаивать.

– Это что случилось такое? Неужто с хозяином квартиры поругалась?

– Нет.

– С парнем?

– Нет у меня парня, ты же знаешь.

– С Веркой что ли?

Я зашмыгала носом ещё сильнее.

– Верка дома. У неё отец в больнице. На заводе какая-то авария произошла. Шестьдесят процентов тела обгорело.

– Батюшки! – Отчего-то мне почудилось, что бабушка приложила руку к губам. – Бывает же… Так ты из-за этого…

– Нет, – с трудом подавив икоту, я выложила всё начистоту: – Николай Андреевич…Человек, у которого я снимаю комнату… Ему плохо, очень плохо. Он тоже в больнице. А ведь ему семьдесят семь. А если это инфаркт или инсульт?

– Ясно… – В трубке повисла пауза. Бабушка отчаянно искала слова, но, видимо, никак не могла найти. – Я не знаю, что тебе сказать, – наконец честно призналась она, – и чем помочь не знаю. Но это всё плохо. Очень плохо. Если он умрёт, сама понимаешь: тебе придётся искать