Позывной «Душман» - Аввакумов Александр

— Да, вот хотел доложить, что я развалил «Кактуса». Он дал мне показания, по факту убийства Корнеева. Правда, говорит, что сам он никого не убивал и все валит на Гришина.

— Молодец! Все-таки дожал его. Главное, что он заговорил и признался в том, что именно они убили Корнеева, — произнес Харитонов. — Вот, видите Владимир Иванович и наш Лавров, вырос из коротеньких штанишек. Одно слово, молодец.

Новиков посмотрел на радостное лицо Павла и процедил сквозь зубы.

— Это еще доказать нужно. Сегодня он дал такие показания, а завтра с таким же успехом откажется от них. Ты, Лавров, наверное, опять его бил, вот он и рассказал тебе то, что ты так хотел услышать от него. Ты еще молод и, наверное, не сталкивался с этой проблемой. Ты знаешь, что показания, добытые с нарушением законности, не могут являться доказательствами вины человека в суде.

— Я его даже пальцем не тронул, товарищ полковник, — произнес, обижено Павел.

Его счастливая улыбка, которая еще с минуту назад сияла на его лице, исчезла неизвестно куда.

— Ты на меня не обижайся, я просто тебя учу. Я не думаю, что ты просто так мог развалить этого «Кактуса». Он человек тертый и имеет достаточный авторитет в преступном мире.

Павел посмотрел на Харитонова. Глаза его искали поддержку, но Харитонов, что-то писал и не видел этого взгляда.

— Я действительно не трогал «Кактуса», — произнес он. — Может мне вызвать следователя, чтобы он официально закрепил эти показания.

— Не спеши. Если он действительно сознался в этом, то он подтвердит это и завтра. Ты знаешь Лавров, что каждый документ должен пройти определенный срок своего старения. Пусть он полежит дня два, а затем вы решите, что с ним делать дальше, — назидательно произнес Новиков.

Павел развернулся и молча, вышел из кабинета.

Лавров вернулся к себе в кабинет. Он сел на стул и отрешенно посмотрел в окно кабинета. Там, за окном шла совершенно другая жизнь. Люди встречались, влюблялись, растили детей и строили дома. Здесь же все было по-другому. Здесь, в этом кабинете жизнь теряла все краски и приобретала совершенно другой смысл. Здесь, вот за этим столом, проходила своеобразная линии фронта, которая делила людей на своих и врагов. Там, где раньше воевал он, врагами были моджахеды, жители совершенно другой страны, здесь же, врагами были свои. Это те, кто ходит по улицам города, улыбается тебе, но при этом каждый из них, готов ударить тебя финкой или выстрелить тебе в спину, когда ты этого не ждешь.

Павел все это понимал. Он хорошо знал, что там, где война, там всегда есть трусы и перебежчики, люди готовые с оружием в руках воевать на стороне врага. Но на войне все проще, чем здесь, в этой жизни. Трудно определить своего врага, если он одет в такую же форму, как и ты. Да, он не стреляет в тебя и не бьет ножом тебе в спину. Но эти люди не менее опасны, чем те с ножами. Они ломают жизни и судьбы людей. Они создают невыносимые условия и люди, еще вчера готовые отдать свою жизнь, сегодня уже начинают задумываться над этим.

Он сидел за столом и не знал, что ему делать дальше. Наконец, он пододвинул к себе чистый лист бумаги и взял в руки ручку.

— Начальнику УВД города Казани, — начал писать он. — Прошу уволить меня из органов внутренних дел. Считаю, что не могу работать в системе МВД по морально-этическим соображениям.

Он закончил писать и положил ручку на стол. Перечитав свой рапорт, он снова взял в руки ручку и расписался под текстом. Лавров снова посмотрел на открытое окно и, встав из-за стола, закрыл его.

Он поднял трубку и набрал рабочий номер Надежды. Они недавно подали заявление в ЗАГС, и намерены были сегодня познакомить своих родителей друг с другом, а также обговорить свадебную церемонию. Со стороны Павла родственников практически не было, а вот у Надежды была большая родня, которая проживала не только в городе Казани, но и в других города СССР.

В трубке слышались длинные гудки.

«Наверное, вышла из кабинета, — решил он. — Наверное, стоит перезвонить, чуть по позже».

Он надел пиджак и направился к двери. Однако, его остановил настойчивый телефонный звонок. Павел вернулся обратно к столу и снял трубку.

— Лавров, слушаю, — произнес он.

В трубке неожиданно зазвучал незнакомый ему мужской голос.

— Слушай, «Душман»! Умные люди говорят, что плохой мир, лучше хорошей войны. Я знаю, что у тебя в сейчас камере сидит «Кактус». Я знаю, что он поплыл и дал тебе показания. Поэтому, предлагаю тебе сделку. Давай, с тобой договоримся по доброму, я отдам тебе еще одного человека, это Гришина, а ты в свою очередь пообещаешь дальше не копать это дело. Сам подумай, зачем тебе это? Убийство раскрыто, все остаются при своих интересах. Если хочешь, могу переговорить, и тебе за это повесят четвертую звезду на погоны, а еще могу подогнать тебе немного денег на жизнь. Насколько я знаю, ты собираешься жениться, и лишние деньги явно тебе не помешают. Ну и как? Договорились?

Сначала Лавров растерялся от подобной откровенности. Но, уже через секунду он взял себя в руки, так как понял, что ему звонит «Жан».

— Нет, «Жан». Я из той категории людей, которые не продаются. Не теряй, на меня временя. Я советую тебе добровольно прийти в милицию и написать явку с повинной. Это лучший для тебя выход.

— А, ты мне не советуй. Ты лучше подумай о себе, о Надежде, о матери. Ведь все мы смертны, не зависимо от возраста.

— Ты, что мне угрожаешь?

— Нет, «Душман». Просто советую тебе подумать о бренности жизни. Жизнь такая штука, не знаешь, где найдешь и где потеряешь.

На том конце положили трубку. Услышав гудки отбоя, Лавров положил трубку. Он был растерян от этой не прикрытой наглости этого человека. Надо же, этот человек только что хотел его купить и грозил убийством его семьи и девушки.

«Откуда это он все знает обо мне? Кто ему мог об этом рассказать? Откуда он знает, что „Кактус“ поплыл и дал мне показания по убийству. Ведь об этом знали только три человека: я, Харитонов и Новиков».

Страшное подозрение вновь возникло у него в голове. Неожиданно для него, дверь кабинета открылась и в кабинет, улыбаясь, вошел Новиков.

— Ну, как дела, Лавров? Чем, ты занят? Дай мне, пожалуйста, протокол допроса «Кактуса». Ты, что так на меня смотришь? Слушай, Лавров. Тебе не кажется, что «Кактус» мог просто оговорить себя и не иметь никакого отношения к этому убийству. Ты же знаешь, кто его родители? Мать работает судьей в Верховном суде республики, а отец занимает большую должность в Управлении юстиции. Зачем тебе лишние головные боли? Ты знаешь, я чего боюсь, что он тебя просто хочет подставить этим признанием. У него, наверняка, есть сто процентное алиби на этот день. Вот он его и выложит в суде и снова обвинит тебя в рукоприкладстве. Тогда для тебя все будет кончено. Сядешь на лавку подсудимых вместо него.

— Я его не трогал, это раз. А, во-вторых, тех деталей, что он рассказал мне про убийство, я знать не мог. Я же не выезжал на труп?

— Смотри. Я думал, что ты умнее Лавров. Я имел в виду более практичный. Ты, уже один раз попал под этого «Кактуса». Нормальный бы оперативник не стал больше с ним связываться, а ты снова полез в эту петлю и встал даже на табурет. Столкнуть тебя с него сможет каждый. Жалко одно, что пятно ляжет на ваш отдел.

Лавров промолчал. Ему не хотелось разговаривать с Новиковым, так как он отлично знал, что привело последнего к нему в кабинет.

— Давай, как тебя там. «Душман», работай. У тебя осталось чуть больше суток.

— Спасибо Владимир Иванович. Я постараюсь оправдать ваши надежды и расколоть его окончательно.

— А, что с машиной, которую ты пригнал вчера?

— С ней работают эксперты. Надеюсь, они найдут кровь Корнеева в этой машине.

— Давай, «Душман». Надежда умирает последней, — произнес он и направился к двери.

— Кстати, Владимир Иванович. Вы не будете возражать, если я уйду завтра в три часа дня. Завтра, я женюсь.

Новиков внимательно посмотрел на Лаврова.