Из Дневника старого врача - Николай Пирогов

Уже два года тянулась история с покражею казенных денег комиссионером Ивановым; дом и имение были уже описаны в казну, были и частные долги; но отец умел вести дела, был поверенным по разным делам и между прочими и по имению генерала Николая Мартыновича Сипягина, женатого на богатой Всеволожской.

В течение этого времени, помню, толковали много у нас о приезде в Москву для ревизии комиссариата какого-то грозного Аббакумова; называли его аракчеевцем. Он упек многих под суд; отец избежал суда и вышел попросту в отставку; мы продолжали жить почти что попрежнему, как в былые счастливые дни. Я помню еще, как отец, вышед в отставку, в первый раз надел темнокоричневый, с темными пуговицами, фрак и сапоги с кисточками; помню, кажется мне, и то, что он стал как-то задумчивее, неподвижнее; прежде мы только по вечерам его видали дома; теперь мы заставали его нередко посреди дня спящим на диване; он чаще стал жаловаться на головные боли, и характер его, должно быть, изменился; вспыльчивый и горячий по природе. он сделался равнодушным. Как теперь вижу,он сидит и бреется; входит низенькая, толстая фигура банщика и торговца дровами и начинает тянуть предлинную канитель об уплате денег за купленные у него дрова и, заметив, наконец, равнодушие отца к его доводам, говорит: "Нет, я уже теперь вижу, придется идти мне не к Ивану Ивановичу (моему отцу), а к Александру Алексеевичу" (т. е. к московскому обер-полициймейстеру Шульгину с жалобою на должника). На всю тираду банщика отец не отвечает ни полслова; я стою и слушаю,- и, верно, слушал очень внимательно, если до сих пор помню.

В половине апреля отец приходит из бани и выпивает стакан квасу. Ночью в доме тревога. Захватило дух; посылают за лекарем, пускают кровь, затем следует облегчение; отец чрез несколько дней встает с постели, прохаживается по саду, но не выздоравливает; лекарь из Воспитательного дома, Кашкадалов, призывает на консилиум все того же Ефр. Осип. Мухина, нашего старого знакомого и добродея.

Вспоминаю два рассуждения по поводу этого консилиума. Оканчивавшие курс из 10-го нумера, услыхав от меня, что Ефрем Осипович прописал отцу magnesia sulfurica в растворе, решили с самоуверенностью, что они сделали бы то же самое, что и Мухин; а мой почтенный подлекарь Григ. Мих. Березкин, с нависшими бровями, полузакрытыми глазами, хриплым голосом, скороговоркою и отрывисто, как-то под нос себе, бормотал: "тут бы, эдак, надо бы amara, amara, roborantia бы эдак". И я, вспоминая бледно-желтоватый, бескровный облик в последний раз в жизни виденного отца, невольно думаю: старик Березкин прав был...

Настал день 1 мая, гулянье в Сокольниках, день превосходный, солнечный, теплый; мы вздумали вывезти отца за город на несколько часов; условились, чтобы я воротился из университета к часу, и мне помнится, как будто отец, встав поутру в этот день, говорил нам, что во сне кто-то ему сказал очень внятно:

"слышал ли, что Иван Иваныч Пирогов умер". Не берусь решить наверное, слышал ли я это из уст самого отца, как мне кажется, или узнал после из рассказов от домашних.

Радостно я уходил в университет, в надежде, возвратившись, тотчас же поехать с отцом за город; грустно было мое возвращение,- и теперь, 56 лет спустя, сердце ноет, когда привожу на память, что я увидел, возвратившись домой.

Что-то зловещее чуялось мне, когда я приближался к дому. У ворот стояло несколько человек и ворота были отперты; слышался шум и беготня. Меня забыли или не могли предупредить. Чуя что-то недоброе, я пробежал через двор в сени и переднюю, и лишь только отворил дверь в большую комнату (залу), мне представился стол, а на столе - темнобагровое, раздутое лицо отца, окаймленное воротником мундира, у меня закружилась голова, сердце сжалось, ноги подкосились, и я упал на руки к подбежавшим ко мне сестрам.

Одна из них рассказала потом мне, что, не более, как за час до моего прихода, она подала отцу ложку с лекарством; он сидел на стуле, и лишь только поднес ложку ко рту, как побагровел, захрипел и повалился со стула. Apoplexie foudroyante. (Молниеносный удар )

Остановлюсь на наследственных характерных чертах нашей семьи. Современный вопрос о влиянии наследственности на организм только тогда решится удовлетворительно, когда соберется достаточный и надежный материал из описаний наследственной характеристики огромного числа семей и особей.

В нашем семействе весьма резко выразились два различные типа; одна часть мужского и женского поколения (братья и сестры) была почти черноволосая, долголицая с продолговатыми носами, темнокарими глазами, густыми волосами на голове и теле; другая половина, напротив, была круглолица, с черепом более широким, чем высоким, сплюснутым широким носом, несколько выдавшимися скулами, светлыми и голубыми глазами, светлорусыми и жидкими волосами на голове; мужское поколение этого типа плешиво,- плешь начинается со лба, а не с макушки головы,- но борода окладистая и густая.

Из шести оставшихся на моей памяти членов нашей семьи (трех братьев и трех сестер) только двое принадлежали к первому типу долголицых (брат и сестра), тогда как наш отец, мать и четверо нас, остальных детей (двое братьев и две сестры), были представителями второго типа.

Деда и бабушку мою я не помню, но, судя по рассказам, дед принадлежал также к этому разряду, хотя и был на старости совершенно плешив; находили некоторое сходство между ним и старшим моим братом, Петром.

Рассказывали, что дед Иван Мокеевич был высокий, плотный мужчина и жил более ста лет; уверяли даже, что перед смертью у него начали прорезываться новые зубы!?? Он служил прежде в армии и помнил еще многое из времен Петра первого, потом поселился в Москве, завел какую-то, для того времени новую, пивоварню, женился и был строгим мужем; бабушка в последние годы жизни помешалась, капризничала, бранилась и дралась с мужем.

Помешательство перешло по наследству и на старшую сестру мою, как рассказывали, очень похожую лицом на бабушку. Я наблюдал эту болезнь сестры с самого начала ее развития, с 1841 г., а смерть постигла сестру в 1869 году.

Все наше семейство было характера вспыльчивого и горячего; но вспышки никогда не продолжались долго. Эти черты нрава перешли от деда и бабки к отцу, от отца - к нам. Мать моя принадлежала, как сказано уже, ко второму типу, имела характер сходный с отцовским, но отличалась большею сдержанностью; зато и гнев ее не проходил так скоро, как отцовский, а расположение духа не так быстро менялось, как у отца; она была и расчетливее и бережливее.

Мне кажется, я многое наследовал от нее и с физической, и с нравственной стороны [...]

Я был попечителем Одесского учебного округа (Попечителем Одесского учебного округа Пирогов был с 3 сентября 1856 г. по 18 июля 1858 г.) , когда первая весть об эманципации доставлена была туда брюссельской газетою "Independance Belge".("Вести об эманципации"-об отмене крепостного права-стали появляться в печати в начале 1858 г.)

Студенты лицея (Лицей, Ришельевский, в Одессе-учебное заведение, приближавшееся к типу высшей школы; учрежден в 1817 г.; преобразован в Новороссийский университет (ныне университет имени И. И. Мечникова) в значительной степени благодаря настоянию П., который при открытии университета (4 мая 1865 г.) был избран его почетным членом (А. И. Маркевич). Записки П. об учреждении в Одессе университета-в Сочинениях (т. I). В числе записок-одна, от 20 января 1857 г. с характерным для П. заглавием: "Докладная записка о ходе просвещения а Новороссийском крае и о вопиющей необходимости преобразования учебных заведений". Среди разделов "Записки" есть и такой: "Средство радикальное преобразования лицея".) достали где-то номер этой газеты, прочли новость и тотчас же несколько из них отправились в гостиницу пить вино за здоровье государя и крестьян. Жандармский генерал Черкесов тотчас же донес о происшествии в Петербург и, сообщил мне о случившемся; а я знал это уже прежде от самих студентов и не находил в этом ничего худого; узнав, однакоже, что Черкесов писал в Петербург, принужден был известить министра Норова о происшедшем с моим оправдательным комментарием.

(Авр. Серг. Норов (1795-1869)-участник Отечественной войны 1812 г., министр просвещения (1854-1858). После опубликования в "М. сб." знаменитой педагогической статьи П. "Вопросы жизни" (июль 1856 г.) она была, по приказу Норова, перепечатана в официальном "Журнале

м-ва просв." (сентябрь 1856 г.) с таким заявлением от редакции:

"Эта прекрасная статья, известная уже публике из "М. сб.", помещается здесь по воле г. министра как соответствующая цели и направлению журнала, обязанного, между прочим, заботиться о распространении в обществе и в кругу наших воспитателей здравых и верных идей о воспитании". Статья П. долго не могла быть напечатана вследствие личного запрещения Александра II и появилась в "М. сб." благодаря вмешательству главы морского ведомства вел. кн. Константина Николаевича (Из неизданной записной книжки проф. И. Н. Лобойко в Институте русской литературы АН СССР-Пушкинский Дом-сообщение В. В. Данилова).