Лунный вариант - Федор Березин

– Что? Я не ослышался? Вы сказали, «станции»?

– Вот именно, господин президент, – скорбно поник директор американской технической разведки.

– Так, и что же? – Ричард Никсон обвел взглядом сидящих.

– Сейчас советский комплекс «Салют-Союз» летает над Землей в одиночестве. Пока он движется с одной стороны «шарика», можно что-то шатко-валко сделать в другой. Но если русские выведут что-то еще, господин президент… (Разумеется, если там у них на стартовых столах станции, а не что-нибудь другое!) Если они их выведут, они смогут главенствовать в небесах и просто-напросто не позволят нам поднять ни «Скайлэб», ни «Аполлон» с экипажем.

– Ужас! – не удержался президент Никсон, и все присутствующие разделили его выплеснувшуюся наружу мысль.

Глава 20

Умелое попадание

Вообще-то Герой Советского Союза Юрий Алексеевич Гагарин только довершил шабаш, начатый подчиненными Земле автоматами. По сравнению с тем, что они сотворили, разыскивая Аномалию, его деятельность выглядела более чем скромно. Самое апофеозное, что он сумел проделать, – удивительно точная посадка «Кузнечика». Теперь у оглядывающих свершенное далеких наблюдателей ЦУПа холодело внутри. Бывший летчик Гагарин сделал почти невозможное. Он сумел прилуниться всего в пятистах метрах от луноходов. Учитывая специфику Луны – это более чем здорово. Можно сказать, своей ювелирной точностью он спас многие головы, которые при ином раскладе покатились бы по ковровым дорожкам Кремля. Ведь посадочная капсула по первоначальному предназначению обязана была просто сесть на Луне, причем без особой топографической привязки. Никаких сложных корректировочных маневров «Кузнечик» осуществлять не был обязан. Упор на особую точность пилотирования не делался даже на тренировках. То, что Гагарин просил увеличить тренажное время именно этого элемента полета, стало его личной инициативой. Будь на его месте другой – ему бы отказали: время у космонавтов расписано по минутам. Однако первый космонавт Земли, это все-таки кое-что значит, а потому строгие «командующие» уступили: «Ну, пускай истребитель порезвится. Хуже не будет».

Конечно, сам Гагарин был убежден, что на инструкторов подействовала его логика о том, что «вот если с высоты километр я обнаружу огромные глыбы под собой? Что тогда? Ведь потребуется сманеврировать, так?» Ему, конечно, кивали, и вздыхали, и улыбались про себя, хотя знали, что раздвижные посадочные лапы «Кузнечика» спокойно приноровятся, будут держать горизонталь даже при угле наклона тридцать градусов. Но вернувшийся с того света Сергей Павлович сказал: «Пусть его! Пущай полетает!» Теперь это оказалось просто даром небес.

В случае промаха всего лишь более километра операция грозила вообще провалиться. У «Кузнечика» предельно малый запас топлива для маневров. Оттуда, где сел, он и должен взлетать, и, понятно, единожды. Советский проект достижения Луны планировался когда-то просто как опережающая американцев акция. Географические, точнее, селенографические параметры не имели для экспедиции никакого значения. Можно сказать, что этот полет, в случае удачи, вряд ли бы имел продолжения-аналоги. Космонавт обязался просто ступить на естественный спутник, сделать вокруг капсулы несколько кругов, выставить треножник с флагом и гербом, отснять несколько кадров, собрать пару контейнеров грунта, осуществить репортаж – и конец. Потом загрузка и взлет. На все про все отводилось не слишком много времени – считаные часы. Это от американцев требовали еще и сна перед отправкой назад, а поначалу даже перед выходом из капсулы (полный идиотизм: нашли место и время!).

Советский проект не мог себе позволить такой чуши. Каждый уложенный на борт грамм имел значение. Не от сытой жизни еще в стадии разработки отбросили посадочный экипаж из двух человек. Было совсем не до жиру. Потому кислорода и прочих необходимых для существования компонентов имелось тютелька в тютельку. Теперь, когда потребовалось использовать «Кузнечик» как перевозчик для Аномалии, те самые предусмотренные ранее контейнеры для грунта стали манной небесной. Ведь из этого следовало, что модуль мог поднять назад полезную нагрузку не меньше той, что сам же опустил на Луну (разумеется, не считая отстегиваемой посадочной ступени).

Поэтому точность проведенной Гагариным посадки стала просто подарком. И вот почему. Хотя сила тяжести на Луне меньше земной в шесть раз и на взгляд дилетанта кажется, что люди могут там чуть ли не парить птицами, на самом деле это абсолютно не так. И дело даже не в массивном скафандре, который, разумеется, увеличивает вес космонавта вдвое. Ведь все равно соотношение потерянного за счет гравитации остается в пользу легкости. Но… Наши организмы не приспособлены к перемещению по столь малой планете. За счет медленного ускорения свободного падения скорость пешего человека падает чудовищно. По расчетам, а теперь уже и по реальному опыту американцев, бег на Луне невозможен, а подобие шага дает предельную скорость перемещения всего полтора километра в час. Оказалось, что можно еще и прыгать. Но не слишком долго, а следовательно, не слишком далеко. Советская лунная ракета не имела в багажнике электромобилей, сходных с теми, что вот-вот должны войти в оснастку астронавтов. Значит, прилунись «Кузнечик» на километр дальше от цели, космонавт не успел бы не только ничего сделать, но даже просто пройтись до Аномалии и вернуться назад. А ведь на обратном пути он подряжался ее транспортировать! Причем собственным тягловым усилием. Видели картину Репина… Нет, не «Приплыли», а «Бурлаки на Волге»? Вот примерно с такой же скоростью и в подобной позе мог перемещаться по Луне космонавт. Однако волжским бурлакам не требовалось тащить с собой кислород для дыхания и воду для системы охлаждения! А вот Гагарину – требовалось!

Глава 21

Коррекция

Теперь астронавты столкнулись с проблемой коррекции курса. В описываемый нами момент «Аполлон-13» несся в неизвестность. Ясно, что он удалялся от Земли, но поскольку главный двигатель выключился до выработки положенного цикла, корабль с одинаковой вероятностью мог либо воткнуться в эту самую Луну, причем со всей своей второй космической скоростью, либо пройти далеко в стороне. Жизненно-бытовые вопросы тоже оставались во главе угла. Ведь обжитый досрочно лунный модуль не был предназначен для трех человек, тем более на достаточное время. Сейчас астронавтов, в лучшем случае, ожидало четырехдневное путешествие с проходом естественного спутника по дуге. Весьма напряженной сложилась и ситуация с энергетикой. Еще хуже было с питанием. В условиях вынужденной экономии электричества о подогреве пищи следовало забыть. Но ведь практически все запасы продовольствия хранились в замороженном виде. Чисто теоретически диета и голодание иногда полезны. Однако сейчас был не тот случай. Мало того что от астронавтов требовалась интенсивная умственная и физическая работа, так ведь еще из-за грядущего энергетического голода следовало экономить на отоплении, а значит, бороться с холодом растратой собственных калорий.

Охрипшие от споров земные инженеры сошлись на том, что производить коррекцию с помощью главного двигателя однозначно нельзя. Мгновенная гибель в огне или вследствие разгерметизации перевешивала даже альтернативу с длительным умиранием от удушья и вечным странствием превращенного в гробницу «Аполлона» в окрестностях Солнца. Следовательно, для выравнивания траектории нужно использовать двигатели лунного посадочного блока. Такая ситуация не предусматривалась никакими предварительными планами и требовала огромного количества расчетов. Поскольку время позволяло, не стоило проводить их на борту поврежденного корабля, тратя бесценную энергию. Так что от астронавтов требовалось только напряжение их собственных, выданных природой и размещенных в голове вычислительных комплексов. Им вменялось в обязанность, используя бортовые приборы, указать свое место в мироздании максимально точным образом. Кроме того, нужно было определить вектор движения «Аполлона» относительно Луны, Земли и Солнца, да и кое-каких неподвижных звезд заодно. С помощью удивительно хорошо работающего радио все эти бесконечные цифры переправлялись в Хьюстон и там поступали в перегретые головы специалистов Центра управления полетом, а также в охлаждаемые кондиционерами шкафы электронно-вычислительных машин. Здесь цифры и векторы местоположения удивительным образом преобразовывались в секунды и килограммы, первые из которых относились ко времени работы двигателей, а вторые к расходу наличного топлива.

После этого новый поток сигналов следовал через пустопорожность вакуума, улавливался остронаправленной антенной, попадал в усилители, преобразовывался в трепыхание динамиков, карандашные каракули и магнитофонные обороты. Потом он производил малозаметную, но сложную борьбу с энтропией в биологических субстанциях, размещенных в черепных коробках покинувших биосферу существ, и, наконец, пыхал выхлопами корректирующих движков.