Древний Кавказ. От доисторических поселений Анатолии до христианских царств раннего Средневековья - Дэвид Лэнг

В химической лаборатории грузинского Государственного музея были выполнены многочисленные анализы металлических артефактов, которых оказалось предостаточно для полного понимания процессов, связанных с появлением бронзы (сплав меди с оловом или сурьмой)[136]. Периоды I и II ранней закавказской культуры в технологическом отношении являлись «энеолитическими», то есть примитивной стадией обработки меди. Среди артефактов этого периода известна бусина, найденная в поселении Квачхелеби (Урбниси). В процессе ее анализа было обнаружено чуть более 1 % мышьяка, который, как известно, присутствует в грузинских медных рудах. В современных артефактах из Кюль-Тепе (Нахичевань) его содержание выше – до 4,06 %. Тбилисский анализ показал большой скачок вперед, произошедший в период III ранней закавказской культуры в Грузии, во многих отношениях ставший основополагающим для последующих веков. Содержание мышьяка в медных артефактах этого периода, естественно, варьируется для разных районов. Оно выше в дольменах Абхазии (2,5–3,3 %), чем в ранних курганах Триалети (1,48–1,97 %). Также в абхазских образцах всегда присутствует сурьма. Некоторые топоры из Сачхере содержат до 6 % мышьяка, а сурьмы – до 2,6 %. Многие топорища были не выкованы, а отлиты и при этом содержали высокий процент мышьяка и следы железа. Мышьяк не намеренно добавлялся в сплав, а был частью руды. В это время (2300–2000 гг. до н. э.) люди, очевидно, начали понимать выгоду использования медных руд, содержавших высокий процент мышьяка и сурьмы. Такую медь отличают явные эстетические преимущества – она блестит и имеет серебристый оттенок. Хотя, если бы существовало полное понимание влияния мышьяка на медь, химический состав оружия и личных укра шений из района Сачхере не был бы столь одинаковым. Артефакты с севера Кавказа содержат лишь 0,44–0,94 % мышьяка, а из Майкопа – 1 % олова. Анализ меди разных периодов 3-го тыс. до н. э. и последующей эпохи из Мецамора показал существование 14 сплавов с содержанием олова, свинца, сурьмы и цинка.

Сведения о медных артефактах периодов I и II ранней закавказской культуры относительно легко поддаются обобщению. В Квачхелеби нам известен ряд предметов из захоронений. Металл считался настолько ценным, что его редко находили в культурных слоях внутри поселений. В захоронении, современном самому раннему слою (С3) и датированному 3000 г. до н. э., найдена медная биконическая бусина и двойная спиральная заколка, которая, если, конечно, она правильно отнесена к этому периоду, является самым ранним примером изделий такого рода, наиболее широко распространившихся в последние века 3-го тыс. до н. э.[137] Другие предметы обнаружили в захоронениях, современных Квачхелеби С2, и в могильнике Твлепиас-Цкаро (уровень С1 и последующие за ним). Так, найденный наконечник копья имел некоторые анатолийские черты, другие находки включали лезвие ножа, бусины и спиральный браслет или ожерелье. Все они характерны для начала периода обработки меди без наличия технических знаний для производства бронзы и литья. Самым интересным металлическим артефактом из Квачхелеби, современным С1 или более поздним слоям, представляется медная диадема, украшенная шевроном, сделанным путем пробивания точек в мягком металле, рогатым животным и птицей, выполненными таким же способом[138]. Эти создания сравнимы с изображениями на резной керамике из Яник-Тепе. Возможно, это означает, что в периоде I ранней закавказской культуры в Грузии мастера металлообработки черпали вдохновение у гончаров. Двойные спирали также присутствовали в керамической традиции рассматриваемой культуры. Металлические артефакты из Кюль-Тепе II, возможно, по большей части датируются периодом III этой культуры: среди них клинок ножа или кинжала, выполненный из бронзы, содержавший мышьяк, заколки и три формы, одна – для выплавки втульчатого топора. Еще был обнаружен фрагмент тигля. Среди других находок Кюль-Тепе II – наконечник копья и серп. Хизнаант-Гора дал медные кинжалы в слое D – одном из ранних, и длинный медный серп с уровня С. Кинжалы из Элара, топор из Ленинакана, молот-топор из Алаверди и втульчатый топор из района Арарата – таковы металлические артефакты из Армении[139].

В периоде III ранней закавказской культуры, когда росло использование бронзы, металлообработка всех видов быстро развивалась. Направление ее совершенствования указывают артефакты из могильников Тетри-Цкаро и Сачхере – от вещей, найденных в курганах Триалети. Очень красивую золотую заколку в виде двойной спирали обнаружили в кургане Тетри-Цкаро. Такую заколку могли использовать в качестве застежки для плаща или накидки. С одной стороны она украшена меандром, с другой – кружками и узорами в виде елочек. Среди других металлических изделий Тетри-Цкаро можно назвать струг и долото из меди, а также втульчатый топор из бронзы с содержанием мышьяка. Сачхере – самый богатый источник металлических артефактов периода III ранней закавказской культуры в Грузии и, вероятно, всей зоны[140]. Помимо простых форм, таких как плоские лезвия-струги, есть втульчатые топоры, выдающие своей формой месопотамские корни. Встречаются заколки с «головкой» в форме ракетки или молотка – этот тип был также широко распространен, как двойные спирали. Также археологи нашли заколки в Среднем Угарите 2 (1900–1750 гг. до н. э.). Другие кавказские типы обеспечили достаточный материал, указывающий на существование торговли на большие расстояния. Обсуждая всевозможные параллели, Шеффер признал небольшой приоритет металлических изделий Сачхере, хотя советские археологи приписывают этот материал к концу 3-го тыс. до н. э. Шеффер также указал на параллели в Богемии[141].

Распространение заколок с головкой в форме молотка предполагает, что их корни – на западе Кавказа (там их чаще находили). Небольшую их часть обнаружили на Украине и севере германской равнины. Этот тип встречается также в Алака-Хююке (центральная часть Анатолии), а также в Лерне (Греция). Имитации найдены в Блекендорфе – в Восточной Германии. Здесь мы имеем классический пример проникновения металлического изделия с его кавказской родины в Европу. Однако в далекое прошлое ушли дни, когда можно было поддержать любую простую теорию, приписывающую зарождение металлургии в одном отдельно взятом регионе – будь то на Ближнем Востоке или за его пределами. Так же как оказались в свое время дискредитированы диффузионистские теории относительно неолитической революции, так и новые находки усложнили трактовку ранних успехов и торговли металлами. Как на Кавказе, так и в Венгрии, Румынии и Словакии в первой половине 3-го тыс. до н. э. работали отдельные центры обработки меди, сырье для которых доставлялось с Карпат и с низовьев Дуная[142]. Некоторые типы изделий попали даже в Данию, среди них – спиральные ожерелья, сравнимые с сделанными в Квачхелеби, причем не настолько рано, чтобы исключить влияние из Европы. Заколки с двойными спиралями – также возможное свидетельство европейского влияния на металлургов периода III ранней закавказской культуры и позже, поскольку они часто встречались на нижнем Дунае и в Анатолии. Их находили даже в долине Инда. Практичные топоры и струги, вероятно связанные с широкой вырубкой лесов, также распространились чрезвычайно широко, до самого Туркестана[143].

Влияние металлургии на ускорение дальних контактов между регионами, которые, если бы не нужда в металле, оставались бы разобщенными, стало понятным уже давно. Камень и лес вполне доступны в районах поселений на Ближнем Востоке, за исключением аллювиальных египетских и месопотамских равнин. Их отсутствие в Месопотамии, как и нехватка металла, было интерпретировано, согласно общей теории «вызова и ответа» Арнольда Тойнби, как стимул к бурному развитию промышленности и торговли Шумера. Достижения шумеров, ставших пионерами в обработке меди и бронзы, нельзя недооценивать. Кузнецы Центральной Европы и Балкан едва ли смогли достичь высокого уровня мастерства совершенно независимо от шумеров. Но первенство шумеров оказалось недолговечным. Очень скоро у них появились достойные соперники – кузнецы Европы[144].

Ранняя закавказская культурная зона, хотя и находилась географически на Ближнем Востоке, была отделена только высокими, но узкими Кавказскими горами от северных степей, где уже ничто не могло помешать торговцам добраться до центральноевропейских металлургических центров. Таким образом, Грузия и соседние с ней регионы, возможно, были открыты для влияния как из Европы, так и с Ближнего Востока. Закавказье могло быть не столько самобытным центром, сколько регионом, куда металлообработка прибыла с двух различных направлений. Хотя она и присутствовала здесь в небольшом объеме раньше, затем укоренилась и в конце 3-го тыс. до н. э. начала быстро развиваться по своим характерным направлениям, больше не завися от идей извне. Это предположение опровергает пример ранней обработки бронзы в Мецаморе. Бесспорно, богатство Кавказа медью, оловом, сурьмой и другими металлами сыграло решающую роль в истории металлургии. Мецамор продемонстрировал, что, как и раньше в Европе, когда прибыли иностранные купцы в поисках источников металлов, везя с собой медь и позднее изделия из бронзы, прошло совсем мало времени, прежде чем начала бурно развиваться местная промышленность. Существующие свидетельства, действительно указывающие на Армению как старейший в Закавказье центр металлургии, подчеркивают также ближневосточное влияние. Будущие открытия, конечно, могут выявить аналогичную древность грузинской металлургии, но, скорее всего, они покажут, что только после того, как в периоде III сошлись ближневосточное влияние (шумерское) и западное (трансильванское или словацкое), начался быстрый прогресс и диверсификация в отрасли, проявившаяся в Сачхере и Тетри-Цкаро. Воздействие, которое в этом плане оказал Алака-Хююк на Майкоп, еще раз подтверждает тот факт, что Анатолия сыграла особую роль в процессе основания в конце 3-го тыс. до н. э. кавказской металлургии. Примером анатолийского влияния может служить один из найденных археологами наконечник копья с согнутым зубцом: вероятно, он «прошел» через Черное море на Кубань или выбрал кружной путь – через низовья Дуная и север понтийских степей.