Через все испытания - Николай Сташек

По сигналу тревоги партизаны в один миг заняли боевые посты. Под обстрелом вражеских минометчиков Люся с Иваном добрались-таки до входа в катакомбы.

Теперь Люсю тревожила резко поднявшаяся у Тани температура. Участился пульс, раненая нога отекла. Кожа бедра стала ярко-багровой, чувствовался характерный гнилостный запах. «Гангрена», — с ужасом подумала Люся.

Глава 34

Прорвав в конце июня сорок второго нашу оборону на рубеже реки Тим и введя в сражение свежие резервы, немцы предприняли наступление в северо-восточном и восточном направлениях. В сложной обстановке стрелковая дивизия генерала Костылева, находившаяся в резерве фронта, получила приказ — захватить гряду высот севернее Остроглаз, с тем чтобы не допустить прорыва противника в направлении Мостовое.

Поднятая по тревоге, дивизия двинулась к назначенному рубежу кратчайшими маршрутами. И хотя выйти на этот рубеж успели только передовые батальоны, дивизия добилась значительного успеха: противник, почувствовав угрозу, нависавшую над флангом ударной группировки, вынужден был прекратить на этом направлении дальнейшее наступление и поспешил перейти к обороне.

Важную роль в выполнении задачи, возложенной на дивизию, сыграла ее разведывательная рота. Действуя далеко от главных сил, она не только установила направления ударов противника, но и разведала его численность. Решив эту сложную задачу в быстро меняющейся обстановке, она захватила важную высотку на выгодном рубеже и, ведя напряженный бой в течение нескольких часов, отвлекла на себя значительные силы врага.

Части дивизии вынуждены были вступать в бой с ходу и занимать оборонительные позиции в не совсем выгодных условиях: противник мог просматривать и простреливать всю глубину их боевых порядков и подступы с тыла, а наши подразделения не могли вести наблюдение даже за вражеским передним краем.

— Выделите, товарищ генерал, один стрелковый батальон. Не пожалеете. Уже завтра с утра ваш НП будет на обратных скатах высоты, — предложил Горновой.

Комдив сидел молча, вглядывался в карту и, обведя высотку карандашом, спросил начальника штаба:

— Как думаешь, Сергей Федорович? Идея заманчивая, и Горновому можно верить, что высотку возьмет.

— Взять-то возьмем, но удержим ли ее?

— Это тревожит и меня. Артиллерии-то одни полк. И все же игра стоит свеч. Иначе будем мы здесь сидеть как с завязанными глазами. Надо рискнуть обязательно сегодня, пока противник не успел окопаться, да и в обстановке разобраться. Ты, Горновой, как думаешь?

— Лучше всего действовать с наступлением темноты, чтобы до рассвета подразделения могли закрепиться, подготовить систему огня.

— Добро, батальон возьмем у Ивана Христюхи. Я иду к себе, доложу командарму. А ты, Горновой, — в полк.

— Напросился? — съязвил начальник штаба. — Не понимаешь, что твое дело разведка дивизии, а по батальон у Христюхи. Тоже мне «глаза и уши».

— Уверен, что так нужно. А батальоном я командовать не собираюсь. Останусь начальником разведки. Наши наблюдательные пункты должны быть на скатах, обращенных к противнику. Тогда будут и глаза, и уши.

С наступлением темноты, после мощного огневого налета, в котором участвовали кроме артполка дивизии два таких же полка соседей, батальон сибиряков рванулся в атаку. Через час подразделения перемахнули через гряду и, заняв выгодные позиции, начали закрепляться.

— Прошу выслать саперов, — передал Горновой радиосигнал начальнику штаба. — Место для НП подобрано.

До утра сибиряки окопались и замаскировали позиции, а саперы вместе с разведротой и ротой стрелков соседнего батальона успели не только оборудовать НП дивизии, но и отрыть ход сообщения от него в тыл.

Захваченные пленные были ошарашены неожиданным ударом. Они были уверены, что русские, понеся большие потери, будут довольствоваться тем, что им удалось остановить наступление.

— Русские люди терпеливы, но когда терпение лопнет — пощады не ждите, — жестко взглянул Горновой на пленного гауптмана.

Немец, не понимая слов, все же по-солдафонски гаркнул:

— Яволь!

Горновой подумал: «Куда девалась спесь? Приперло, так быстро забыл о верности фюреру».

Утром, слушая на новом НП доклад разведчика, комдив подумал: «Круто ты, парень, замешан да и крепко терт. Малость подтесать бы углы, и выйдет из тебя толковый командир».

И не пожалел генерал для этого сил. Пристально наблюдая за Горновым, он не упускал ни одного промаха Михаила, поправлял, советовал, а где надо — и одергивал, особенно за горячность.

Как-то по весне, возвращаясь ночью из разведотдела армии, Горновой по пути заскочил на дивизионные склады.

— Слушай, интендант, — обратился он к дивизионному интенданту, — голоден, как волк. С утра не было росинки во рту. Будь другом, дай поесть.

— Тут тебе что, богодельня? Каждый грамм на учете, — брюзгливо отозвался тыловик, недовольный тем, что его осмелились потревожить ночью.

Горновому показалось, будто искры посыпались у него из глаз.

— Ах ты жмот! — вскричал Горновой и схватил интенданта за грудки.

О выходке Горнового доложили комдиву. Тот возмутился:

— Ты что это себе позволяешь? — строго спросил генерал, вызвав к себе разведчика. — Смотри, повторится подобное — всыплю по первое число, не посчитаюсь ни с какими заслугами.

Вскоре произошло событие, которое могло круто изменить судьбу Михаила, если бы не комиссар дивизии.

Будучи старшим на НП комдива, Горновой заметил, что противник средь бела дня начал устанавливать проволочные заграждения перед своим передним краем.

— Этого я вам, гадам, не позволю, — возмутился он и от имени комдива приказал артиллеристам открыть огонь, хотя знал, что каждый снаряд на учете и без разрешении генерала не может быть произведен ни один выстрел.

За самовольство комдив наказал разведчика, а на партсобрании коммунистов штаба стоял вопрос об исключении его из кандидатов партии за грубое нарушение приказа из-за допущенной невыдержанности. Горновой признал свои ошибки, но коммунисты были непреклонны.

— Поверим ему, — сказал комиссар. — В последний раз.

После этого Горновой ходил как в воду опущенный.

Больше всего тревожило равнодушное отношение к нему комдива, который делал вид, что разведчик ему не нужен и что можно обойтись без него. Но однажды, правда, еще с холодком в голосе, сказал:

— Запомни. На тебя надеюсь, потому и спрашивать буду особенно строго. «Язык» нужен. Данные уточнить. Враг нацелился на Воронеж. А сколько сил оставил перед фронтом дивизии, сколько снял и перебросил, толком не знаем. Вдруг перед нами слабое прикрытие осталось, а мы, вместо того, чтобы ударить, сидим? Ударим — заставим противника воздержаться от ввода резервов на главном направлении, а захватив хотя бы первым эшелоном дивизии высоты, создадим выгодные условия для последующего перехода в наступление.

— Полагаю, для выяснения обстановки надо побывать в расположении противника, — сказал Горновой.

— Как ты себе представляешь вылазку в тыл противника? — спросил комдив.

— Все обдумано, товарищ генерал. Возьму с собой разведчика-артиллериста, переоденемся в солдатское обмундирование и с наступлением темноты — в речку. Ее глубина всего до метра, а чтобы пройти опасную зону под водой, наденем противогазы с удлиненными гофрированными трубками. Через час окажемся в тылу. Понаблюдаем день-другой, и все станет ясно. А может, на обратном пути пленного прихватим.

— Прихватим… Как легко у тебя все, Горновой, — поморщился находившийся здесь же начальник штаба.

— Риск немалый, — заметил комдив. — Да на войне не обойтись без него! И все же не хочется тебя пускать. Может, кого другого?

— Незаменимых людей нет. Но смену надо готовить. А это значит, время терять.

…Горновой задержался в тылу противника на сутки дольше, чем намечалось, но задание выполнил.

Командарм прикатил в дивизию чуть свет. Козырек кверху, лицо довольное.

— Где раскопал такого хлопца? — спросил он у комдива, бросив взгляд на подходившего разведчика.

— Из пограничников.

Все сведения Горновой нанес на карту. Когда пришел к генералу подписать донесение, тот сказал:

— Отоспаться тебе надо. Почернел весь.

Несмотря на усталость, уснуть Михаил не мог. Вытянувшись на свежем сене в землянке, задумался: «Где ты, Люся, что с тобой? Хоть бы весточку получить всего в два слова — жива, мол, целую».

Прошло с десяток дней после возвращения разведчиков из тыла, а обстановка потребовала уточнения сведений: воздушная разведка докладывала о начавшихся в глубине обороны противника передвижениях войск.

На разных участках в полосе дивизии провели один за другим три поиска, потеряли восемь разведчиков, а захватили всего одного «языка», от которого услышать ничего вразумительного не удалось.