Девушка без прошлого. История украденного детства - Шерил Даймонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Querida! Дорогая! Ты Харбхаджан?
Ну, теперь уже нет — благодаря ей же. Но я киваю.
— Que menina alta! Какая большая!
Это верно: мой рост почти такой же, как у Нашей Подруги. Но большая его часть приходится на тощие ноги с узловатыми коленками. Поразительно: я тренируюсь четыре часа в день шесть дней в неделю и не набираю мышечную массу! Я похожа на крепкий карандаш.
— Раньше ты была такая маленькая. — Она улыбается, но глаза ее при этом становятся влажными.
Потом она обнимает меня, и мое лицо тонет в ее огромных грудях. Пахнет от нее хорошо, какими-то теплыми терпкими духами. Я решаю, что это признак светской женщины.
Мы идем в один из ресторанов в аэропорту и занимаем два столика. Мимо нас снуют люди с озабоченными лицами. Мама по-португальски объясняет подробности, папа сидит рядом с ней. Фрэнк, Кьяра и я устроились за соседним столом, и считается, что мы не слушаем. Но на самом деле мы просто притворяемся, что читаем. Что-то случилось. Я не могу объяснить, в чем дело, но Наша Подруга улыбается через силу, а мама выглядит так, как будто сейчас взорвется.
Она раз за разом задает один и тот же вопрос, тихо, но настойчиво, пока плечи Нашей Подруги не опускаются, а с маминого лица не исчезают все краски.
— Что она сказала?! — рявкает папа.
— Контакт в посольстве… его взяли. — Мамин голос еле слышен.
Я тихо спрашиваю у Фрэнка:
— Что она имеет…
— Заткнись! — Он подталкивает ко мне книгу. — Читай. Все хорошо.
К моему полному восторгу, родители заказывают нам редкую радость — картошку фри — и уходят с Нашей Подругой. Они снова появляются через полчаса. На этот раз они встают совсем близко друг к другу и даже обнимаются. Папа машет нам, чтобы мы подошли попрощаться, и мне становится грустно. Он протягивает Нашей Подруге стопку немецких модных журналов. С обложек глядят невероятно красивые девушки.
Наша Подруга обнимает Фрэнка и Кьяру и улыбается мне:
— Para tu, querida, para a su vida[14]. Это тебе. — Она протягивает мне коробку самого модного лего, украшенную бантом.
Я неуклюже благодарю ее.
Снова прижав меня к груди в прощальном объятии, она ерошит мне волосы. А потом хромает прочь, исчезая в толпе людей, спешащих на самолет.
Мы смотрим ей вслед.
— Ну и что у нее с ногой? — спрашиваю я.
— Бхаджан!
Мы берем такси до вокзала и едем обратно в Гейдельберг. Я покупаю фисташки и нормальный журнал — без склеенных страниц, между которыми засунуты пятнадцать тысяч долларов налом.
Дома мы поднимаемся в квартиру по бесконечной лестнице, и я устраиваюсь на ковре в гостиной вместе с подарком. В маленьком дворе соседские дети пинают мяч, сумерки тихо опускаются на яркие домики.
Я с радостью обнаруживаю, что в коробке и правда лего. И еще пять новеньких фальшивых бразильских паспортов.
Глава 12
Гейдельберг, 9 лет
Фотосессию устраивают у реки. Фрэнк стоит на огромном камне и задумчиво смотрит вдаль. Его приметило местное модельное агентство, которое хочет отправить фотографии в Париж. Фрэнку уже девятнадцать, он взрослый, а если сделает серьезное выражение лица, то вполне сойдет за двадцатипятилетнего. Сюжет немного привязан к реальности: на Фрэнке плавки, в которых он выступает на соревнованиях. Стайки девушек ищут повод, чтобы пройти мимо лишний раз.
Фотографа зовут Аликс — наверняка это не настоящее имя, — и он ведет себя очень смешно. Сначала стоит неподвижно, как будто медитирует, но, когда его осеняет идея, начинает носиться туда-сюда. Руки, ноги и штативы так и мелькают.
Хотя папа с Фрэнком не разговаривает уже год, он удивил нас всех, одобрив эту съемку. Я думала, что она будет отвергнута как крайне рискованное предприятие, но папа стоит рядом со мной и наблюдает суету вокруг Фрэнка. Он балансирует на камнях, его силуэт четко выделяется на фоне мрачного серого неба. На одно мгновение, когда Фрэнк весело смеется над словами осветителя, любовь и гордость преображают лицо отца. Это его сын. Воплощенное совершенство.
— Круто, правда? — спрашиваю я, надеясь, что это прозвучало одобрительно, но не заискивающе.
— Да. — Папа поглаживает бороду. — И для его карьеры хорошо.
Глядя на отца сбоку, я думаю, что он очень часто маскирует свои чувства разговорами о карьере Фрэнка, о его продвижении на нужное место. Как будто язык эмоций отца отличается от моего, — у него все продумано и просчитано, он не знает порывов и инстинктов. Но я думаю, что это нормально, пока у него остаются и настоящие чувства.
Когда уличная часть съемки заканчивается, мы вместе с Фрэнком идем в студию, где должно быть продолжение. Там белые стены и белый фон, а по бетонному полу змеятся черные провода. Я не видела таких интересных типажей со времен колледжа травников в Ванкувере. Стилист и ассистенты истыканы пирсингом и как будто существуют в своей собственной реальности, очень далеко отсюда.
Фрэнк в одних джинсах стоит на длинном листе белой бумаги, который закреплен где-то на потолке, но он такой длинный, что спускается со стены и захватывает часть пола. Камера взрывается вспышками.
— Поснимайте ее, — говорит Фрэнк по-немецки.
— Wer? Кого? — удивляется фотограф.
— Мою сестру. — Фрэнк кивает в мою сторону. — Если уж вы фотографируете спортсменов, она гимнастка и танцовщица.
Аликс изучает меня с выражением глубокого сомнения на лице, пока я неловко переступаю потертыми кроссовками. Я знаю, что он видит девочку с длиннющими ногами, огромными ступнями и с гнездом на голове.
— Правда, — настаивает Фрэнк. — Бха… Кристал, покажи ему, как ты прыгаешь.
Я стаскиваю кроссовки, пока они не передумали, и замечаю Кьяру. Волосы у нее, как всегда, стянуты в кривой пучок, а коренастая фигура задрапирована огромной кофтой. Она смотрит на Фрэнка, на меня и снова Фрэнка. Впервые в жизни я понимаю, что ее ненависть теперь обращена и на меня. Я отступаю на шаг, поближе к Фрэнку.
Мы возвращаемся домой. Фрэнк и я страшно довольны