Печать волка (СИ) - Федорченко Юлия

Летиция выбежала во двор, ветер швырял холодные капли ей в лицо и яростно трепал одежду. Фонари больше не освещали площадку перед домом, тучи быстро двигались по небу, гонимые ураганом, и из — за них не было видно ни луны, ни звезд. Госпожа ди Рейз звала Ланна, пока не охрипла и не промокла насквозь. Она вернулась под надежную защиту крыльца, дрожа от холода и ветра, когда чья — то ладонь легла ей на плечо.

Куртка Ланна висела клочьями, на бледном, измазанном в земле лице было несколько мелких порезов, с острия клинка стекала кровь, а взгляд был отрешенным, как у безумца. Летиция до смерти перепугалась, увидев его: ходячий мертвец, недавно вылезший из могилы и собравшийся отомстить всем живым.

— Где он? — хрипло спросил Ланн. Он потряс Летицию за плечо. — В доме?

— Да, — ответила она, и слезы вперемешку с дождевыми каплями покатились по ее лицу. — Я видела его. Он говорил со мной. — Ульцескор хотел обнять ее, прежде чем броситься в дом, но Летиция быстро залепетала, вцепившись в рукава его куртки: — Мой отец. Помоги ему. Пожалуйста.

Ланн понял, что секундное промедление может стоить жизни Натану, отстранил девушку и шагнул в полумрак прихожей. Где — то вдалеке гулко стучала трость — или это был ветер, бросавший камни в окно? Мутный свет луны, выглянувшей из — за облаков, проник через распахнутую настежь дверь; на стене заплясали тени от листвы. Ульцескор пересек прихожую и побежал вдоль бесчисленного ряда арок; он бежал так быстро, как только мог, но все равно опоздал.

Темный силуэт волка, изредка освещаемый белой вспышкой молнии, стремительно удалялся от дома. В звероловной яме находился мертвый человек, неподалеку от ловушки встретил смерть его товарищ — голова с лицом, закрытым спутанными волосами, лежала в траве отдельно от шеи.

Натан сидел у стены, дыхание с хрипом вырывалось из его груди. На боку расплывалось мокрое темное пятно. Ланн опустился на корточки перед ди Рейзом, бегло осмотрел рану: она оказалась рваной и глубокой, но не смертельной. Натан схватил Ланна за рукав, не давая ему подняться. В его глазах ульцескор увидел понимание — и молчаливую покорность судьбе.

— Что ты думаешь о моей дочери? — спросил Натан. Ему было трудно говорить.

— Я предпочитаю не думать о ней.

— Мудрый ответ, ульцескор. — Ди Рейз попробовал улыбнуться, но острая боль исказила улыбку, сделав ее мучительной. — Если бы я не вмешался…

— Я знаю, — кивнул Ланн. — Мне жаль.

У Натана не осталось сил для всплесков гнева и упреков. Ланн вовремя не пришел на помощь, но ведь и его дочь покинула спальню, когда ей было велено оставаться внутри. Окошко в ее комнате было небольшим и узким, а тяжелая дверь не подалась бы под напором хищника. Летиция сама подвергла себя опасности. Перед мысленным взором Натана возникла строчка из календаря: «6 мая. Полнолуние. Луна в Гидре». Слова Ланна подтвердили его опасения: ульцескор ему искренне соболезновал.

— Этого не избежать?

— Нет, — качнул головой Ланн. — Я сожалею, — снова сказал он.

— Ты не мог быть в двух местах одновременно.

— Отец!

Летиция стояла в конце коридора. Бледный луч посеребрил слезу, скатившуюся из уголка глаза, мокрые пряди в беспорядке лежали на обнаженных плечах, ветер трепал подол длинного, свободного платья. Ланн выпрямился и отошел, давая ей возможность убедиться, что Натан жив и тень смерти не стоит у его плеча. Девушка бросилась к отцу и опустилась перед ним на колени, бормоча извинения. Ди Рейз, сделав над собой усилие, ласково погладил ее по голове.

Между тем Ланн тщательно осмотрел разбитое окно и осколки на полу — на них остались следы крови, и ульцескор не сомневался, что она принадлежит волку. Раньше Ланну не приходилось забредать так далеко от родных мест, и он искренне сожалел, что пустился в дорогу с минимальным снаряжением, не прислушавшись к советам мастера. Он задумчиво растер кровь между пальцами.

Гневный окрик Летиции вырвал его из размышлений.

— Ульцескор! — Девушка резко поднялась на ноги и шагнула к Ланну. Запах дождя и полевых цветов, который она источала, коснулся его обоняния. — Мой отец истекает кровью.

— Принеси вина и чистую простыню, — мигом распорядился Ланн. — Тебе будет проще это сделать. Ты же здесь хозяйка.

Ланн хотел улыбнуться, пошутить, но ничего не приходило в голову, а уголки губ упорно не желали растягиваться в стороны. Ее лицо оставалось белым, как лепесток луноцвета; могло показаться, что это не Натан серьезно пострадал в схватке с оборотнем, а его дочь. Ледяные щупальца страха все еще опутывали разум Летиции, но она всеми силами старалась это скрыть: и это усилие над собой, заметное для всех, вызывало скорее жалость, чем восхищение. Госпожа ди Рейз отчаянно пыталась стать той, кем она быть не могла.

— Тиша. — Ланн назвал ее по имени: не знал, что еще можно сделать, как разбить лживую маску спокойствия, застывшую на ее лице. — Мне нужно перевязать рану. Все в порядке. Я побуду здесь.

До Летиции не сразу дошел смысл его слов; девушка развернулась и зашагала по направлению к кухне, потом остановилась и удивленно оглянулась вокруг, словно сомнамбула, которая вечером легла в свою постель, а ночью очнулась в незнакомом месте.

— Он вернется? — слабым голосом спросил Натан, когда дочь отошла достаточно далеко.

— Да, — рассеянно ответил Ланн. Сейчас он больше беспокоился о госпоже ди Рейз, чем об ее отце; наемник едва сдерживался, чтобы не сорваться с места и не пуститься ей вдогонку. — Он не отступится, пока не получит желаемое. Или не погибнет.

— Когда он придет снова?

— Этого я не знаю.

— Поклянись, что будешь с ней всегда.

Ульцескор покачал головой. Ди Рейз серьезно озадачил его своей просьбой, но Ланн все равно не колебался с ответом.

— Я не могу дать такой клятвы, — просто сказал Ланн. Натан испустил тяжелый вздох, похожий на стон, прислонился головой к стене и смежил веки. — В этом нет необходимости. Вам не о чем волноваться, я… — наемник понял, что оправдывается, и ему сделалось тошно, — я выполню свою работу тем или иным способом. Сегодняшняя неудача…

— Надо было запереть ее, — устало произнес ди Рейз. — Как ты и говорил.

Старый отец открыл глаза, и Ланну померещилось, что в них стоят слезы. Он поспешил откланяться, чтобы не стать невольным свидетелем мужского отчаяния, доведенного до предела.

— Все будет в порядке, — произнес ульцескор, в душе кляня себя за то, что не может придумать более утешительных слов. Он говорил это человеку, которого коснулось проклятие оборотня, и для которого, возможно, уже не было пути назад. — Можете на меня положиться. Я найду госпожу, — добавил Ланн, потому что Натан никак не отреагировал на его слова. — Она задерживается.

— Да. Сделай это.

Сделав несколько шагов, Ланн остановился.

— Вы поранили его?

— Поранил? — горько усмехнулся ди Рейз. — Взгляни вон туда. — Он простер указующий перст.

Под покровом теней в углу лежал обломанный серебряный клинок — от столкновения с волком меч вышибло у Натана из рук. Без острия клинок уподобился телу, утратившему голову. Ошеломляющая мысль пролетела в голове Ланна, и, на мгновение встретившись взглядом с ди Рейзом, ульцескор убедился в ее правдивости.

— Он… — Ланн тяжело сглотнул.

— Оборотень перекусил клинок, словно это было хрупкое дерево, а не металл. Это был хороший меч, не сомневайся. Я знаю в этом толк. — Натан выдержал паузу, наблюдая за реакцией Ланна. По крайней мере, этот юноша не был излишне самоуверен и бездумно храбр. — Не я прогнал волка, ульцескор. Он ушел, потому что учуял твое приближение.

— Я недооценил его, — медленно произнес Ланн.

Наемник с трудом оторвался от созерцания обломков клинка. С козырька крыши равномерно капала вода, тихо шелестел ветер, за окном стрекотали сверчки — и эту природную гармонию внезапно нарушил чужой, непрошеный звук. Летиция громко чихнула, и эхо разнеслось по пустым коридорам поместья, долетев до их ушей.