Сердечный трепет - Ильдико фон Кюрти

Тем не менее самым странным образом он становится любимцем всех продавщиц. Они радуются, что умеют кое-что, чего не умеет знаменитый, выдающийся адвокат, они взвешивают ему овощи у кассы, продают ему половинку батона, там, где торгуют только целыми, и ведут его, оживленно болтая, в дебри супермаркета, когда он, как всегда, забывает, где стоят его мюсли для завтрака.

Чтобы не разрушать этот образ мужчины-ребенка, Филипп ходит со мной по выходным только в те магазины, где его не знают.

«Кассирши из супермаркета не простят, если в моей жизни появится женщина», – оправдывается он.

Еще более важную роль, чем дамы из супермаркета, играет в его жизни Сельма Моор, секретарь его офиса. Ей лет сорок пять, не замужем, коренастая, грудастая, с резким голосом и сердцем из чистого золота.

Она координирует его встречи, заботится о том, чтобы он регулярно питался. Приносит ему в обед салат или суши и хлопочет, чтобы и вечером он ел правильно. Поэтому его меню формируется на основе научного подхода к питанию. Я предполагаю, что именно Сельма организовала для нас неожиданный короткий отпуск в Рим.

Ах. Как было прекрасно.

Рим. Филипп был убежден, что знает итальянский, а тот факт, что итальянцы его почти или совсем не понимали, ничуть не поколебал этого убеждения.

Лучше не вспоминать.

И о пикнике в Ховахте на Балтийском море, с салатом с лапшой и фаршированными яйцами. Филипп насмехался над моим заказом – и съел все без остатка.

Пикник вылился в целый уикенд в отеле «Генуэзский корабль», расположенном прямо на пляже. Завтрак у моря, прогулки босиком, чтение низкопробной литературы, лежа в плетеном кресле, прыжки с визгом через волны, много секса на старых крестьянских кроватях и глубокий сон; опьяненные, убаюканные, утешенные и обласканные Балтийским морем.

Я люблю Балтийское море. Оно всегда там, где ты его ждешь и где оставил в свой последний приезд. Оно надежное и нежное. Не такое, как непредсказуемое Северное море. Я с неохотой вспоминаю поездку в С.Петер-Ординг в сопровождении мужчины, чье имя я вовремя позабыла. Помню только как я в предвкушении радости, засучив штанины, взбегала на дюны с криком: «Море! Море!»

Да, был отлив. И нам пришлось пробежать километр, прежде чем обнаружилась первая соленая лужа, и еще километр – настоящего моря. Нет, такие переменчивые воды я не люблю. Вообще не люблю сюрпризов, даже природных.

По-моему, Северное море проказливо и капризно, как девушка. Как примадонна, страдающая от головной боли. Как Марлен Дитрих в критические дни. Если бы Северное море было женщиной, оно красило бы губы в ресторане, пользуясь ложкой как зеркалом. А во время секса ругалось бы последними словами сквозь стоны, царапая своему возлюбленному спину до крови, а после всего курило бы в постели, а он бы держал пепельницу.

Северное море было бы женщиной, которая умеет хорошо парковаться, а еще лучше – говорить «нет», женщиной с хорошей фигурой и плохим характером. Оно мне не нравится. Северное море. Я его боюсь. Ах, я бы хотела стать такой, как оно.

Но, друзья мои, кто сравнит меня по характеру с Балтийским морем или с внутренним Альстером,[35] – помните: штормы бушуют в любой воде. Лужи могут оказаться неожиданно глубокими. И в пруду люди тонут.

12:45

Каждый раз радуюсь, когда я здесь проезжаю. Каждый раз думаю, как было бы прелестно на вопрос, где ты живешь, отвечать: «В Сердечном трепете».

Каждый раз я думаю свернуть и посмотреть, каково это – жить в местечке, которое называется «Сердечный трепет».

Каждый раз я радуюсь, проезжая этот поворот, – но не сегодня. Когда в следующий раз я этой же дорогой поеду в Берлин, это не будет дорога к нему. Может, меня будет ждать Бурги, чтобы поправить мне прическу. Может, Сильвия возьмет меня на вечеринку по случаю премьеры или присуждения премии.

Я все равно буду носить тридцать четвертый размер платья и только чуть-чуть кивну, если невзначай пройду мимо Филиппа фон Бюлова. И когда он увидит, чего лишился, лишившись меня, я внушу себе и поверю, что мой вид причиняет ему боль.

Нет, в следующий раз, когда я буду проезжать этот поворот, мое сердце не встрепенется в предвкушении радости. Я не стану шумно ликовать, как раньше, зная, что мой второй дом уже близко. Что уже недолго ждать пятничного вечера, который Филипп и я еще ни разу ни с кем не делили. Это всегда был только наш вечер, и Филипп дарил мне его неделя за неделей. С самого начала. Как драгоценность на темном бархате в шкатулке, которая защелкивается с таким глубоким богатым звуком. Как много пятничных вечеров было у нас с Филиппом? Сколько недель в году? Сколько пятничных вечеров за два с половиной года? Я всегда плохо считала в уме, но, должно быть, около ста тридцати. Вычтя наши отпуска и уикенды, когда Филипп бывал у меня в Гамбурге, остается почти сто.

Сто раз я проезжала мимо «Сердечного трепета», в то время как Филипп готовил пятничный вечер. Наполнял ванну пеной, пахнущей розами. Или брал напрокат мой любимый фильм. Зажигал свечи, накрывал стол и сам заказывал еду. Или, искупавшись, благоухая и умирая от страсти, он клал в постель сам себя – как самый лучший подарок, оставив шампанское в холодильной сумке на ночном столике, а мягкие игрушки повернув лицом к стене.

И когда эти неповторимые пятничные вечера подходили к концу, когда мы наелись, напились, насмеялись, наговорились, налюбились, тогда Филипп брал мое лицо в свои руки, и мы засыпали. И никогда прежде в жизни не была я счастливее.

Сто раз – пятничные вечера. Сто раз – Сердечный трепет.

13:05

Можно ли загорать в кабриолете? Спрашиваю, потому что солнце сильно припекает лоб и руки, но я хорошо переношу легкий загар. К счастью, я быстро загораю и выгляжу потом – по крайней мере, так я себе внушила – несколько экзотично. Полагаю, такую кожу я унаследовала от своего дедушки-венгра. «Пигментация восточного блока» – так называет это моя мать. «Балканский загар», высказался по тому же поводу один дурак, с которым я тесно общалась всего лишь пол-лета, считай три недели. Я не Брокгауз, но тот, кто относит Венгрию к Балканам, не может рассчитывать на мою благосклонность.

Я делаю радио громче, потому что как раз передают песню Дрица Боне, которая потрясающе подходит к моему будущему характеру, к характеру, который я скоро в себе воспитаю.

Дикий и опасный.

This is the last timethat you're gonna hurt me, babyThis is the last timethat you're gonna make me cry.[36]

Yeah. Oh Yeah.

Чувствую себя очень опасной.

Глядя в зеркало заднего вида, я подвожу губы, отбиваю ритм на руле и подпеваю. Слова я знаю наизусть. Дело в том, что я не запоминаю имена, телефонные номера, лица, но помню текст любой дурацкой песенки, которую хоть раз услышала. Я знаю наизусть даже песни на языках, которые не понимаю.