Белое пламя - Ирмата Арьяр

Яррен душераздирающе вздохнул и возвел очи в небеса. Когда он через миг взглянул на меня, то, к счастью, не смеялся.

— Дигеро, если бы ты не спас мне жизнь, я бы не стал терять время на эту болтовню. Но из благодарности за спасение я тебе сейчас объясню кое-что. Ты, как многие дети из древних горных домов, воспитан на представлениях вековой давности. Полуторавековой, если быть точным. Благородство, рыцарство и прочая шелупень. Это, может быть, правильно. Было когда-то. Но вот лорд Хорх, придумавший эти заглушки, прекрасно знает, что честь и благородство давно стали пустым эхом в ущелье, а ложь, как ржа, проникла в Белогорье уже так далеко, что задела даже вейриэнов. Слово чести уже никого не удержит. Сейчас и отпетый негодяй может прикинуться овечкой, и никто его не разоблачит. Некому. Духи рода, как и живые люди, будут защищать только своих, и им плевать, насколько преступны их потомки, пока риэнны дают им вторую жизнь во плоти.

— Но почему…

— Я не договорил. Королева — вот кто объединял кланы в единое целое, в монолит. Всех, от начала времен — и духов-предков, и истинноживущих потомков. Ее слово было для духов важнее, чем слово хранителей их рода. Она следила за чистотой воплощений и соблюдала баланс живых и мертвых. Она могла и приказать, и наказать. Даже развоплотить духа и наложить запрет на возрождение, на любое его присутствие в плотном мире. Перед ней преклонялись и духи, и маги, и люди. Но королевы нет уже полтора века.

— Ты говоришь чудовищные вещи, Яррен. Но это от незнания истины. За чистотой следит Совет.

Он презрительно скривился.

— Все, что может Совет, — рекомендовать. И если кто-то не прислушается к рекомендациям, то кто проследит? Духи рода? А с какой стати? Они не подчиняются Совету. Только своим хранителям. Но им невыгодно ссориться с потомками. И среди умерших, особенно в начале времен, было немало негодяев. Сейчас они получили возможность проникнуть к живым. Они с радостью берут опекунство над истиннорожденными детьми в обмен на вторую плоть или даже просто для того, чтобы от скуки присосаться к живому сердцу или играть живыми фигурками. Вот у тебя, Дигеро, от рождения есть дух-опекун. Кто он? Как он жил? Каким был человеком в истинной жизни?

Я опять — демон бы подрал этого полукровку! — покраснел и пробормотал:

— Это не подлежит разглашению.

Взгляд парня стал насмешливым.

— Не знаешь. Так я и думал. А ведь ты доверяешь ему жизнь. Ты уверен, что если оступишься в скалах, горный дух не даст тебе свалиться в пропасть. Потому вы все отвыкли полагаться только на себя. Но все еще хуже, Дигеро. Ты вольно или невольно открываешь давно умершему предку все свои помыслы. И вряд ли ты когда-нибудь задумывался, что мертвый родственник способен незаметно для тебя повлиять на твои чувства и поступки. И, поверь мне, они очень любят играть живыми игрушками. Ведь это такое развлечение для почти бессмертных!

У меня пересохли губы, словно я опять шел по раскаленному ходу в Адову Пасть.

— Он… не станет этого делать. Они же приносят клятву не навредить. Под угрозой полного исчезновения из бытия!

— А кто способен уничтожить духа? — невинно поинтересовался собеседник. — Совсем-совсем уничтожить, на всех пластах бытия?

— Хранительница рода, конечно. Риэнна.

— А ты спроси у своей матери, так ли это. Я как-то поинтересовался, и ответ мне не понравился. У меня нет опекуна от духов рода матери. Мне повезло, она рожала меня не в Белых горах, и потому я избежал ритуала крепления духом при рождении. А теперь им меня не заставить, мне хватит моего наставника.

Может быть, я бы более критично отнесся к словам полукровки, но сегодняшний день перевернул мою жизнь. И продолжал переворачивать над жалящим душу огнем, как куропатку на вертеле. Я был в смятении и не нашелся с ответом. Лишь спросил:

— А королева смогла бы уничтожить духа?

— Никто не способен, кроме богов. — Яррен задумчиво опустил подбородок и подпер его кулаком, уперев локоть в колено. — Но ее сила была велика. Она могла изгнать духа за пределы бытия, наложить тысячелетнее заклятье. За подробностями обратись к риэнне, Дигеро. Мне странно объяснять чистокровному горцу такие вещи, которые он должен знать лучше меня. И ты не первый, кто потрясает меня подобным неведением. Мне интересно, кому оно выгодно?

— И кому же? — нахмурился я. — У тебя есть предположения?

— Пока нет. — Яррен поднялся, натянул просохший балахон. Я же не мог пошевелиться, сидел, как оглушенный. — Но, если подумать, такое положение дел устраивает тех, кому невыгодно возвращение королевы.

— А разве не горы наказывают нас за грех ее убийства и потерю огненного дара? Пока не будет возвращен дар «огненной крови», королева не родится.

Я удостоился еще одного насмешливого взгляда Яррена.

— Горы — всего лишь каменные складки земной коры, — сказал он. — А если ты имеешь в виду высшее Белогорье… Знаешь, устройство мира риэнов мне страшно напоминает муравейник. Когда убита муравьиная матка, умирает и муравейник. А сейчас Белогорье умирает. Оно агонизирует полтораста лет. Потому возможны стали и вот эти чудовищные браслеты, и такие уроды, как Наэриль. Впрочем, и раньше хватало негодяев. Как везде. Просто их вырывали, как сорняки, им не позволяли наглеть и диктовать нам свои правила жизни. Идем, пора нам отсюда выбираться. Тебя, наверное, дома уже ждут.

Яррен снял с колышка сапог, отогнул полуоторванную подошву, шлепнул ею, как мухобойкой, и скривился:

— Надо придумать другие потайные ножны, чтобы не оставаться каждый раз без обуви.

Оторвав полоску ткани от балахона, он скрутил жгут, перевязал им носок дырявого сапога.

— И как ты пойдешь в таком сапоге без подошвы? Через два шага отпадет. — Я скептически оглядел его нелепую обувь. — Мы могли бы уйти к нам в замок дорогой духов так же, как Рогнус поднял нас из Адовой Пасти. А там найдем тебе нормальные сапоги.

Он задумался на миг, глянул на небо и отрицательно мотнул головой:

— Сапоги — это хорошо, но дорогой духов пусть они сами ходят. Эльдер пока занят в доме Грахар, и Рагар отправил сюда другого ласха. Он нас подберет.

— Откуда тебе это известно?

— В небе прочитал.

Все-таки полукровка неисправим со своими инсейскими замашками, — скрипнул я зубами на очередную издевку. И опять наступил на горло своей гордыне. Отец говорил мне учиться смирять себя? Вот я и учусь.

— Тогда давай тут и подождем, — предложил я.

— Не могу я долго сидеть на одном месте без дела. Стоячая вода загнивает.

Прежде чем уйти, Яррен подобрал увядший цветок ромашки и, безжалостно оборвав лепестки, раскрошил желтую серединку на ладонь и сдунул.