Матрешка - Владимир Соловьев

— Ты-то откуда знаешь?

— Оттуда. Все московские газеты трубили. Раскопали подробности и раскрутили ее историю. Спускаемся к завтраку — это в самый мой первый день было — на всех стульях лежат ксерокопии тех статей. Нам в назидание.

— А если ее не в отместку убили, а случайно» по общему российскому беспределу?

— Кто угодно мог. По всей стране сейчас отморозки бродят.

— Отморозки?

— Ну да, блатные, которые отпали от уголовного мира и совершают немотивированные убийства. Непросчитываемые. Знаешь, как дети кошку вешают? Отчего да почему — роли не играет. Вот так и отморозки пришибают кого ни попадя. Могли и они. Не все ли равно, коли она мертва! Кто бы ни кокнул, все равно убоина. Только судя по почерку — каратели из наших. Ветерка наслали. И устранили. Такое гадство! Сам понимаешь, какое у нас всех хреновое настроение в тот день было. Депрессуха. Надежда — она только до первого страха. Если что нам и светит, то разве что когда волосы на лобке поседеют. Один выбор остался — смерть. Володя готов был умереть, я — нет. Что угодно — только не смерть. Единственное, что непоправимо. Ты назвал меня как-то смерто-любкой, а все наоборот: жизнелюбка. Вот и попросила Володю мне помочь. Он, понятно, ни в какую. Но я ему объяснила, что пусть лучше сделает родной, чем чужой. Знаешь, тоже было не просто — найти время и место. За нами следили. Все произошло в день моего дебюта, за несколько часов. Володя плакал, когда ломал мне целку. Заодно объяснил, что к чему, нашколил. В тот же день я принимала первого клиента, а тот заплатил за целую и остался доволен — у меня там все продолжало кровоточить. Хочешь знать — второй раз еще больней: Володя осторожничал, зато клиент оттрахал меня по-черному. Самоутверждался за мой счет. Педофил — существо неполноценное. Тем более кто платит бешеные деньги, чтобы самолично продырявить девочку. Любая баба, наоборот, предпочтет забойного мужика наивнячку или комплексанту.

— Забойного — в смысле опытного?

— Не только.

— Твой первый клиент был новый русский?

— Америкашка. А коли есть деньги на фисташку, то скорее всего ликвид.

— Ликвид? Фисташка? — переспросил я.

— Ну да, ликвид. Тот же баксик. У кого мошна тугая. А фисташки — это начинающие. Вроде меня. Короче, старый пердила. Твоего, наверное, теперешнего возраста. Только разница между мной и моим клиентом была, сам понимаешь, куда больше, чем у нас с тобой. Да и физически вас не сравнить. Удручающе неспортивен, отвислый живот, отсутствие эрекции — потому и потянуло на mochita. По-научному — детоксикация, кажется. Или детофиксация. Ну чтобы вернуть себе потенцию.

— Вернул?

— Пришлось с ним повозиться. С моим-то опытом! Сначала только лапал и тискал, вот я и надеялась, что отсосу, как научили, — и дело с концом. Не тут-то было! Когда довела до кондиции, этот фраер в такой раж вошел — боялась, помрет на мне. Случается, когда такие жмурики трахают малолеток. Этот не помер, зато что там осталось у меня, разворошил окончательно. Так глубоко вошел — насквозь, казалось, прорвет и выйдет горлом. Взяла пару дней отгула, пока не оклемалась. С тех пор меня преследует ночной кошмар — что меня надувают и я вот-вот лопну. Так рано все началось, У меня и менструаций еще не было, — скорее констатировала, чем пожаловалась она.

— И ты стала работать в публичном доме? — сказал я, вспомнив, как она кричала во сне и я думал, что она не помнит своих кошмаров. До меня наконец дошло, что то ее сочувственное сочинение про Лолиту было автобиографическим.

— C'est la vie. Постепенно свыклась. Помнишь, ты говорил о мелодраматизации смерти? Тем более не надо мело-драматизировать проституцию, а то крыша съедет. Кошмар, конечно, жизнь не мила, выть хотелось. Но я себя убеждала, что все это не со мной происходит, о себе стала думать в третьем лице. Только бы не сравнивать, не вспоминать прошлое. Особенно балет, девичьи мечты и прочее. Вот тогда бы не выдержала. А так постепенно привыкла, глядя на себя со стороны, как бы и не на себя. Как мы смотрим в ящик: что бы там на экране ни делалось — не про нас. Так я и смотрела на свою жизнь как не на свою — как кино. На автопилоте жила. Вот и привыкла. Работа как работа. Не землю носом пахать. А любую трагедию, которых у нас не меньше и не больше, чем в других местах, можно списать как производственную травму. Что досадно — притупляет сексуальные чувства. Знаешь, через сколько мужиков я прошла? Нарасхват была. Баба подержанная, п… мозолистая. Так у нас говорят, извини. И представь, никакого при этом женского опыта. Ржавая селедка, которая считает себя фригидкой. К обязанностям относилась добросовестно, опыта поднабралась, стала профи, но ничегошеньки не испытывала, ни разу не вырубилась. Любовь — литературная выдумка, бабе все равно, кто ей вдувает, — так и решила раз и навсегда. Что тот мужик, что этот — без разницы. Потом, уже в колледже, прочла у доктора Джонсона: позиция смехотворная, удовольствие мимолетное, а расплата суровая. Иногда только тоска заедала, в самое неподходящее время. Какие-то отголоски смутных девичьих мечтаний: «Грусть-тоска меня берет, что не тот меня е…». Впервые почувствовала себя женщиной с тобой, да и то не сразу. После того как Танюша родилась.

— А с братом продолжали? Помолчав:

—Да.

— И он тебе платил деньги?

— Ничего-то ты не сечешь, — сказала Лена, не считая даже нужным отвечать на вопрос. — Он не злодей. .

— Ну да! Ангел во плоти.

— Что ты хочешь? До того как тебя встретила, единственный родной человек во всем подлунном мире. Последняя опора. Как и я ему. А у него до сих пор больше никого. Да никто другой, кроме меня, ему и не нужен. Мы с ним с детства одни. Знаешь, однокашки, если женятся, никогда не взрослеют. Так и мы с ним. Первый мужчина! Как бы не так! Какой он мужчина? Для меня он мальчик. Несмотря на фанаберию и выверты. Несчастья сближают, а мы с ним здорово припухли. Вот я его и жалела. В свободное от работы время.

— Ты его любишь?

— Люблю. Но не как мужика. И что меж нами было — совсем другое. Как дети. Как брат и сестра. Мы так и не повзрослели в представлении друг друга.

— И потом?

— Что потом?

— Ну, жалела?.. — Этот вопрос мне всего труднее дался. — После того как мы поженились?

— Мы еще раньше перестали. Как только с тобой встретились.

— А он подваливал?

— Подваливал.

— Бедный братишка! — вырвалось у меня. Как я его ненавидел!

— Бедный, — согласилась Лена, не заметив иронии. — Думаешь, ты один такой ревнивец? Он с ума сходил, когда я решила выйти за тебя. Хочешь знать, мы с ним думали жениться. Ведь никто не знает, что брат и сестра, фамилии разные. А почему нет? Но потом все изменилось.

— Почему?

— Да из-за тебя! — удивилась Лена на мою непонятливость. — Это было спустя полтора года после того, как нам Удалось вырваться. За месяц до нашей женитьбы он исчез, я о нем ничего не слышала все эти годы. Боялась, что достали sro. А появился, чтобы предупредить, что меня засекли. Только не «Карамазовы», которые перехватили нас в ДФК и увезли в Калифорнию, а «Бог в помощь!» — у них система отслеживания на высоком уровне. За пять лет они восстановили свои штатные ресурсы за счет подкреплений из России и ближнего зарубежья, вернули прежний статус и потеснили «Карамазовых» с девичьего рынка. У них теперь дело поставлено на поток. А как раз ряды «братишек» поредели после сшибки в ресторане «Три сестры» на Брайтон-Бич: они потеряли семь человек убитыми, а «Бог в помощь!» — только двух.

— Откуда ты знаешь? — опять подивился ее осведомленности.

— Володя участвовал в этом переделе. К тому времени он перешел обратно в «Бог в помощь!» и мстил за кореша.

— А как ты попала в «Матрешки»? Неужто твой братец не смог защитить тебя от собственной мафии?

Худший вариант, который я тоже не исключал — что сам навел их на сестру, — высказать не решился.

— Во-первых, он там не главный. Во-вторых, я шла в общем потоке, а коли прибыла в Америку как блядь, то, значит, блядь и есть — живи потом всю жизнь с этой биркой. Но главное даже не это. Ведь «Карамазовы» продолжают существовать. Володя сказал, что они меня тоже выследили и могут поквитаться за то, что сбежала. В назидание другим. А еще у них есть привычка мстить через близких. Представляешь, если с Танюшей что стрясется?! «Бог в помощь!» мне теперь крыша — коли я уже задействована в одной организации, другая не посмеет меня тронуть, если только не дойдет до крутой разборки. Да и условия работы у наших лучше.

Сам видел… Плюс, конечно, личное покровительство босса. Выхода никакого — не те, так другие. Вот я и вернулась к прежним занятиям — на этот раз по месту жительства. Они эту хату в Саг-Харборе давно приобрели. Их штаб-квартира. Когда сбежала от «Карамазовых», Володя предупредил, чтобы подальше держалась. Ты еще удивлялся, почему я тех мест избегаю. У них такого рода заведений — с полдюжины по атлантическому побережью. В Бостоне, Филадельфии, Майами. Даже в столице.