Конституционное право Российской Федерации - Иван Яценко

Часть 4 ст. 15 Конституции РФ гласит, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерацией установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора. В соответствии с Федеральным законом от 15 июля 1995 г. «О международных договорах Российской Федерации» определено, что согласие России на обязательность для нее международного договора, в зависимости от случая, может выражаться посредством ратификации, утверждения, принятия и присоединения. Следовательно, международный договор включается в правовую систему России не автоматически, а в установленном порядке.

Обращаясь к ст. 15 данного Федерального закона, можно увидеть ряд случаев, при которых международные договоры подлежат обязательной ратификации: если их исполнение требует изменения действующих или принятия новых федеральных законов, а также устанавливающие иные правила, чем предусмотренные законом; если их предметом являются основные права и свободы человека и гражданина; если это касается территориального разграничении Российской Федерации с другими государствами, включая договоры о прохождении Государственной границы Российской Федерации, а также о разграничении исключительной экономической зоны и континентального шельфа Российской Федерации; если речь идет об основах межгосударственных отношений, по вопросам, затрагивающим обороноспособность Российской Федерации, по вопросам разоружения или международного контроля над вооружениями, в области военно-технического сотрудничества, по вопросам обеспечения международного мира и безопасности, а также мирные договоры и договоры о коллективной безопасности; если договор связан с участием Российской Федерации в межгосударственных союзах, международных организациях и иных межгосударственных объединениях, если такие договоры предусматривают передачу им осуществления части полномочий РФ или устанавливают юридическую обязательность решений их органов для России; если стороны договора условились о последующей ратификации.

По поводу ратификации международного договора принимается соответствующий федеральный закон. Разрешение коллизий в пользу международного договора связан лишь с правилами, предусмотренными законом, но не Конституцией РФ. Поэтому норму ч. 4 ст. 15 Конституции нельзя однозначно трактовать как устанавливающую примат международного права.

Органы государства и должностные лица не вправе заключать договоры, противоречащие Конституции РФ. Если же такой договор заключен, то действуют конституционные нормы, поскольку иначе это было бы равнозначно отказу от государственного суверенитета. Демократическая конституция не должна противоречить нормам международного права, если они общепризнанны.

Под общепризнанными в международной практике понимаются нормы, которые признаны достаточно представительным большинством государств. Форма их существования – международный обычай и международный договор.

Принципы носят универсальный характер, являясь фундаментом международного правопорядка. Они охватывают как традиционные, так и новые области международных отношений, предопределяя направленность, сущность и характер международно-правового регулирования в целом.

Следовательно, в процессе правотворчества и правоприменения, толкования права необходимо корректно учитывать соответствующие принципы и нормы международного права. Но при этом возникают немалые трудности, поскольку и национальные, и международные нормы сопоставляются, сравниваются и применяются не изолированно, а в контексте своих правовых систем[2].

Нормальное функционирование национальных правовых систем зависит от взаимодействия с международным правом. С другой стороны, для современного международного права характерно все более тесное взаимодействие с внутренним правом государств. Углубление взаимодействия международного и внутригосударственного права обусловлено углублением взаимодействия национального общества с мировым сообществом.

Глава 4

Конституционные основы гражданского общества

4.1. Понятие и сущность гражданского общества

Впервые упоминание о гражданском обществе можно найти в трудах Аристотеля. Он писал, что прежде чем определить, что есть государство, необходимо выяснить понятие «гражданин», ибо государство есть не что иное, как совокупность граждан, гражданское общество.

Большое внимание уделялось разработке проблем гражданского общества в XVII в. – они анализировались в трудах Г. Греция, Т. Гоббса, Дж. Локка. В XVIII в. весомый вклад в развитие теории гражданского общества внесли Ж.-Ж. Руссо, Ш. Л. Монтескье, В. Гумбольдт, Д. Вико и другие мыслители. В XIX в. вопросы взаимосвязи государства и гражданского общества исследовал Гегель, который пришел к выводу, что гражданское общество представляет особую стадию в диалектическом движении от семьи к государству.

Как вполне различимая самостоятельная политическая категория гражданское общество рассматривается Дж. Локком. Более того, в «Двух трактатах о государственном правлении» Локк, по существу, признает за государством лишь тот объем полномочий, который санкционирован общественным договором между гражданами, сообщающимися между собой – в рамках закона – по собственному разумному выбору. В принципе подобные воззрения были типичны для мыслителей эпохи Просвещения, наиболее пристально анализировавших интересующее нас соотношение: Ш. Л. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, Ф. Хатчесона, А. Фергюсона и др. По-разному интерпретируя, аргументируя, детализируя положение о гражданском обществе как источнике легитимности государства, все они признают верховенство гражданского общества над государством.

В отличие от этих предшественников, чьи идеи готовили почву для революций в Америке и во Франции, Гегель отталкивался от несовершенства и ограниченности человеческих интересов и отношений в гражданском обществе. Абсолютная свобода в гегелевской системе получала воплощение лишь в Государстве, которое соотносилось с гражданским обществом, как небо и земля.

К. Марксу либеральная традиция (как, впрочем, и «марксизм-ленинизм») приписывает полное разрушение построений Гегеля. Поскольку центральное место в теории исторического материализма заняли производственные отношения, гражданское общество в такой трактовке оказывалось просто синонимом базиса, детерминирующего надстройку – государство. «Небо» и «земля» в очередной раз поменялись местами.

В действительности мысль Маркса была не столь плоской. В его анализе (если иметь в виду зрелого Маркса и не ограничиваться несколькими расхожими цитатами) гражданское общество – это та сфера, в которой постоянно происходит превращение, взаимопроникновение буржуа в гражданина и наоборот. Не случайно решение проблемы гармонизации частных и общественных интересов, индивида и социума (решение, которое современники и предшественники искали для наличного общества) Маркс переносил в неопределенное будущее, «синхронизируя» преодоление (буржуазного) гражданского общества и исчезновение государства как такового (а стало быть, и власти, и политики). С высоты сегодняшнего дня теоретический спор о соотношении государства и гражданского общества ученых XVIII и XIX вв., возможно, несколько отдает схоластикой. Приведенный здесь в таком пересказе, он тем не менее может быть полезен хотя бы как напоминание об историзме: меняющейся, преходящей природе рассматриваемого явления, заставляющей даже самых пылких приверженцев приоритета гражданского общества признавать, что оно не вечно, что в современном мире, где выживание социумов определяется в первую очередь по признаку экономической эффективности, «неясно, как долго еще либерализм и гражданское общество продержатся в фаворитах».

Этот спор интересен также тем, что отражает не только историю теории, но и – что существенней всего – историю самого гражданского общества, насквозь пронизанную острыми конфликтами, кризисами, наконец, сокрушительными политическими революциями. Это – эволюция гражданского общества, не подлежащая забвению и нисколько не отменяемая тем обстоятельством, что в унаследованных нами представлениях об обществе (по существу, сложившихся в таком виде к концу XIX в.) оно выступает как самый действенный фактор интеграции общества, его «сплочения» с государством.

XX столетие стало временем беспримерной экспансии государства в сферы частной жизни граждан. Даже если оставить в стороне крайние – тоталитарные – формы этой экспансии, нельзя не заметить, что она происходила практически во всех развитых странах.