Сын погибели - Владимир Свержин

— Очень жаль, — вздохнул монсеньор Гуэдальфо, отворачиваясь от капитана папской гвардии. — Я сейчас же отпишу Его Святейшеству, принесу ему свои извинения. И уверен, он снизойдет к просьбе отложить выезд на несколько дней — до моего излечения.

— Как вам будет угодно, монсеньор, — вновь поклонился Анджело Майорано. — Я готов предоставить своих воинов, чтобы отвезти письмо.

— Не утруждайтесь, у меня есть надежные люди, — стараясь придать голосу безразличную величественность, ответил Гуэдальфо Бенчи. — Располагайтесь в городе. Я велю, чтобы вам и вашему отряду предоставили хорошие покои.

— Благодарю вас, монсеньор. — Дон Анджело, продолжая кланяться, поспешно вышел за дверь и вдруг, точно обессилев, прислонился к стене, цедя сквозь зубы: — Бенчи!

Лис отодвинул плечом слугу, преграждавшего ему путь в комнату, и изрек с мрачной непреклонностью:

— Да-а… Тут вам не здесь! Десять «Отче наш» и пятнадцать отжиманий. Пол — вот, молельня — там, на входе. Приступай.

Опешивший слуга не нашелся, что и сказать, но, строго говоря, и отвечать ему было некому. Он не мог оценить, лучше незваный гость татарина или хуже, поскольку и знать ничего не знал о татарах, да и таких наглецов ему прежде встречать не доводилось.

Входить в обеденную залу главы церковного суда без доклада — неописуемо! Но это уже происходило, и замерший у приоткрытой двери служитель только и мог, что выполнять предписанную Лисом епитимью, или же подглядывать в щель двери за странным визитером, вторгшимся без спроса к Его преосвященству. Он выбрал второе.

— Ну что, — между тем, подходя вплотную к столу, поинтересовался Лис. — Кусок в горло лезет?

Судья поперхнулся. Слуги, несущие новые перемены блюд, застыли в оцепенении.

— Вижу. Лезет, но плохо, — подытожил наблюдения Лис. — Это поправимо, скоро лезть не будет. Ты пока по свободе горло промочи, а я тебе зачитаю, шо тебя ожидает, пока ты не дождался.

— Кто ты такой?! — наконец, приходя в себя, взвился с места сановный гурман.

— Понимаю твое любопытство и отвечаю: это не важно. А важно другое — горло работает нормально, а потому я констатирую пригодность испытуемого к даче свидетельских показаний. Пока свидетельских. Заканчивайте чревоугодие, следователь ждет, пройдемте к нему. Или желаете, чтобы он собственноножно навестил вас в этой скромной, — Лис обвел взглядом увешанную тяжелыми бархатными портьерами залу и роскошный стол, — не побоюсь этого слова, келье?

— Да по какому праву?!

— Да по какому угодно — хошь по церковному, хошь по кодексу Юстиниана. Разница невелика — вышак тебе ломится, сердешный.

Он достал из рукава свиток с печатью Бернара Клервоского и потряс им перед носом судьи:

— Вот и нарисовалось дно бездне твоего падения! У тебя есть право дышать, есть право говорить. Все, что ты скажешь, непременно будет обращено против тебя. Хочешь, я с примерами объясню тебе, как в Риме добиваются открытия правды? Не пробовал еще таскать каштаны из геенны огненной?!

— Я не понимаю, о чем вы говорите!

— А вот этого не надо! Это лишнее. Под умалишенного косить не стоит. Тебя извещали депешей за номером триста двадцать два дробь семнадцать. Ты отлично знаешь, что обвиняешься в попустительстве тому, кого именуют Сыном погибели.

Глава церковного суда Уэльса от неожиданности открыл рот, собираясь что-то сказать, но не зная что.

— Мне кажется, или ты уже полон раскаяния под самую завязку? — с разных сторон оглядывая церковника, поинтересовался Лис. — Уже — да — полон? Это похвально. Помощь следствию будет учтена при вынесении приговора.

— Но погодите! — запротестовал судья. — Какой приговор?! Я никому не помогал!

— Чистосердечное признание тоже делает тебе честь, — согласился Сергей, — но давайте говорить начистоту. Буквально прямо в глаза, прямо ртом. Речь идет не об абстрактном «никому», а о конкретном Сыне погибели и о следствии, которому, как ты только что признался, помогать не желаешь… — Он набрал в легкие воздуха и взревел: — Потрудись объяснить: куда, каким образом из охраняемого здания суда исчез этот злодейский преступник?!

— Демоны! Демоны. Это все демоны, — залепетал не привыкший к такому обращению судья.

— Знаю, что не солнечные зайчики, — категорично отрезал Лис. — А ты здесь что, червей для рыбной ловли разводишь? Почему не обезвредил? Где запас святой воды? Где серебряные ведра и крестообразные багры? Где, наконец, освященный песок, я тебя спрашиваю? Вы что же, «Энциклику» не читали?

— Нет, — окончательно теряясь, пролепетал судья.

— Ну, это нормально? Папа, буквально Его Святейшество, в поте лица заботится о своей вселенской пастве, пишет энциклики, опять же буллы. А в Уэльсе их не читают! Ты еще скажи, что их не получал!

— Нет…

— Фух, ты меня утомил. Ладно, об этом поведаешь следователю, хотя, боюсь, это будут твои последние слова. Я искал тут, искал, чем могу смягчить твою участь, но, похоже, ты меня понимать не хочешь. Похоже, упорствуешь и коснеешь. И я, невзирая на всю свою врожденную любовь к ближнему, ничем не смогу тебе помочь. — Лис изучающе взглянул на судью, стараясь понять, достаточно ли ясно донес мысль до перепуганного святоши.

— А-а-а… Что же?.. Вы могли бы помочь? — воспрял духом судья. — Я был бы вам безмерно благодарен.

— Освященный песок мы тебе привезли. Сбор уплатишь, и пользуйся на здоровье. С баграми, ведрами, водой, надеюсь, тоже проблем не будет… Но как же Сын погибели? Не хочешь же ты сказать, что, покинув судилище, он провалился сквозь землю?

— Нет-нет! — поспешил с ответом судья. — Пройдя через город, он направился в сторону Лондона. За ним увязались трое нищих.

— О! Твоя сознательность растет, как жар в адских котлах во время карнавала. Продолжай в том же духе. Я думаю, следователь вышнего суда, — Лис ткнул указующим перстом в сторону окна, — удовлетворится данными мне показаниями. Конечно, при условии чистосердечной финансовой поддержки означенного в энциклике предприятия.

— Ну да, ну да, конечно! — закивал судья. — Только сегодня утром мне стало известно — в город прибыл некий лесной разбойник. Он пожертвовал монастырю святого Кутберта сотню золотых и попросил аббата принять его послушником.

— Вот как? — Лис удивленно поднял брови. — Похвально. Но какое отношение этот факт имеет к рассматриваемому делу?

— Этот разбойник встречался с Сыном погибели! — преданно глядя в глаза Сергея, продекламировал судья.

— Где же?

— В полутора милях от Самманхэртской обители, в лесу.

— Значит, так, — переходя на деловой тон, начал Лис. — Сейчас быстренько пишешь распоряжение всем аббатствам, каноникам и тому подобное оказывать содействие нашей следственной группе, отсчитываешь пятьсот шиллингов и готовишь место под освященный песок — тебе его отгрузят.

— Ну шо, все слышал? — раздавалось между тем на канале закрытой связи.

— Слышал. Давай там, поторопись, а то как бы нашего Федюню местные святоши не решили, ну, скажем, собаками затравить.

— Так, может, отобедаете пока? — предложил пришедший в себя хозяин дома.

— Не хлебом единым жив человек! — Лис принял гордую позу. — С собой заверни.

Дорога медленно тянулась с холма на холм, время — изо дня в день, а Федюня со товарищи все шел к далекому Лондону. Он бы, может, шел быстрее, но всякий раз один из его спутников отправлялся в ближайшие селения, замок или монастырь за милостыней, а через несколько часов возвращался с узелком провизии, вполне достаточной, чтобы дотянуть до следующего утра.

Федюня старался убедить товарищей, что это излишне, и лес сам по себе вполне может обеспечить путников едой и питьем, но те воспротивились, и даже верный Гарри признал, что жареный бекон лучше кореньев, а пиво — ключевой воды. С неохотой Федюня вынужден был согласиться, хотя потеря времени немало огорчала его.

Сейчас, в разгар ясного дня, он сидел, глядя, как резвятся на обугленных ветвях языки пламени костра, и методично сплетал из прутьев ивы некое подобие корзины.

— Ловко у тебя выходит, — наблюдая за снующими по каркасу пальцами мальца, покачал головой один из нищих. — От отца небось ремесло перенял?

— Нет, само как-то… — не отвлекаясь, проговорил Федюня.

— А отец-мать где?

— Давно померли, — вздохнул Кочедыжник.

— А-а-а… — протянул оборванец. — А сам ты из какого народа? Я так гляжу — не из наших, не сакс, опять же. Да и на тех, — он кивнул, — норманнов не похож.

— Издалека, — ответил мальчишка. — По змеевому пути пришел.

— А это как?

— Под водами бездонными тропами потаенными из края в край без памяти и следа. Где был — там нет, а где есть — там и есть.

— Мудрено. — Побирушка как-то странно дернул головой. — А в Лондон тогда по какой нужде идешь?