Карл Маркс: Мировой дух - Жак Аттали

Его уход не спас газету, равно как и многие другие издания: Фридрих Вильгельм IV добился от правительства Саксонии временного закрытия «Немецкого ежегодника» Арнольда Руге и «Всеобщей газеты», издававшейся в Лейпциге Густавом Юлиусом. В Пруссии стало невозможно быть журналистом или профессором философии, не будучи лояльным по отношению к властям.

Карл не был этому удивлен и связал закрытие газеты со своим недавним выступлением о праве собственности. Он думал, что эти запреты «заставят двигаться вперед политическое сознание в Германии», и не слишком расстроился, вновь оказавшись на вольных хлебах.

Вот тогда Арнольд Руге и предложил ему объединить два издания в одно, которое они будут издавать сообща и распространять из Женевы.

Предложение заманчиво. Карлу двадцать четыре года. Он только что порвал с матерью и сестрами, которым не по душе его политические взгляды — они считают их «вульгарными», недостойными трирского буржуа. Ничто не держит его в Рейнской провинции, разве что Женни, на которой он скоро женится. Но она готова последовать за ним куда угодно.

Двадцать пятого января 1843 года он написал Руге, который теперь стал его доверенным лицом: «Я поссорился с семьей и, покуда жива моя мать, не буду иметь никаких прав на то, что мне причитается… Тяжело заниматься рабским трудом, даже во имя свободы, и сражаться булавками вместо дубинок. Я устал изворачиваться, выкручиваться и подбирать слова. Так что правительство развязало мне руки». И добавляет: «Мы несем миру принципы, которые мир сам же и развил внутри себя. Мы лишь показываем ему, почему он должен сражаться, четко и ясно, и ему придется обрести самосознание». В последней фразе выражено все, что осуществится в его жизни.

Уедет ли он? Множество демократов уезжают из страны, думая, что здесь уже ничего не сделаешь. Многие перебираются в Париж, Брюссель, Лондон или Нью-Йорк, Только представьте себе эту массу немецких изгнанников на дорогах всего мира! Среди них и Бакунин, который поселился в Берне в семье профессора Карла Фогта[19] к нему мы еще вернемся).

В начале марта 1843 года, готовясь к свадьбе, несмотря на усилия, предпринимаемые Фердинандом, чтобы убедить отца не допустить брака его сводной сестры с евреем-революционером, Женни и Карл говорили о том, чтобы уехать из Германии — возможно, в Женеву или Страсбург. Женни думала, что это ненадолго: самодержавие не вечно, демократия, в конце концов, одержит верх. Она разделяла идеалы Карла и порой занимала даже более радикальную позицию, чем он. Она готовилась жить на гораздо меньшие деньги, чем до сих пор. Женни написала Карлу, бывшему тогда в Кёльне, исполненное юмора письмо, в котором, как обычно, укоряла его за то, что он не писал ей с самого отъезда и что он слишком много тратит: «Хотя последнее совещание на высшем уровне двух великих держав не внесло ясности по одному вопросу, и обязательство начать переписку не было закреплено ни в одном договоре, следовательно, ответные меры принять невозможно, тем не менее, маленький кудрявый писец чувствует себя искренне обязанным открыть бал…»

Она продолжает в том же тоне: «Вспоминаешь ли ты наши блестящие разговоры, наши загадки, часы полудрёмы?» Потом впервые говорит о деньгах так, словно они уже женаты: «Когда ты уехал, цирюльник пришел за долгом. И я не смогла вытребовать у него сдачи с денег, которые ему отдала… Вообще, дорогой, ничего без меня не покупай: если уж нас обкрадут, то обоих сразу… Если захочешь купить цветы, то лучше розы, они подойдут к моему зеленому платью. Но лучше этого не делать… До свидания, мой единственный, мой черный ласковый муженек. Что? Как? Какая у тебя хитрая рожица! Тра-ла-ла, тра-ла-ла, до свидания, пиши чаще, тра-ла-ла, тра-ла-ла!»

Тринадцатого марта 1843 года Карл Маркс говорит Арнольду Руге о своей скорой свадьбе, назначенной на следующую неделю: «Могу вас уверить без всякого романтизма, что я влюблен без памяти… Я помолвлен больше семи лет, и моя невеста практически загубила свое здоровье в жестоких сражениях за меня». В том же письме он повторяет свою точку зрения об эмансипации евреев, добавляя важное уточнение: «Меня только что посетил глава местной еврейской общины [он не говорит, что гостя зовут Рафаил Маркс], который попросил меня написать петицию в ландтаг в пользу [эмансипации] евреев, и я намерен это сделать. Хоть я и ненавижу всей душой еврейскую веру, мнение Бауэра о том, чтобы обязать евреев перейти в христианство, кажется мне чересчур абстрактным. Задача в том, чтобы пробить как можно больше брешей в христианском государстве и исподволь ввести в него как можно больше рационального». Иудаизм для Карла — возможность ввести рациональное в христианское государство. Впервые он отваживается заявить о том, что ненавидит иудаизм; вскоре он объяснит почему. К удивлению всех, и Маркса в том числе, ландтаг удовлетворил ходатайство и впервые в истории Германии возвысил иудеев до ранга обычных граждан.

Но через несколько дней после этого письма скончался отец Женни; свадьбу отложили на три месяца. Баронесса фон Вестфален отправила Женни в Бад-Крейцнах — рейнский курорт, где у них был собственный дом, — отправила, чтобы избежать влияния ее сводного брата, который на похоронах отца старался изо всех сил убедить ее отказаться от мезальянса.

Карл приехал к Женни в Бад-Крейцнах, где снова повстречал поэтессу Беттину фон Арним: когда-то он посещал ее берлинский салон, а теперь она, к большой досаде Женни, увлекала его с собой на долгие прогулки.

Три месяца спустя, 19 июня 1843 года, Карл Маркс сочетался браком с Женни фон Вестфален в протестантском храме Бад-Крейцнаха. И на сей раз важный выбор был сделан после смерти родного человека — на сей раз отца Женни. Согласно брачному контракту, они совместно распоряжались общим имуществом, при этом «каждый из супругов один несет ответственность за долги, сделанные им самим или перешедшие к нему по наследству до брака».

Биографы будут много распространяться об этом союзе, о влечении Карла к аристократке (то есть, как писал его отец, к тем, кто может не говорить о деньгах), о его желании освободиться от труда, сбросить оковы. Об этом всё уже было сказано в последнем письме Генриха к сыну пятью годами раньше.

Гораздо позже одна из их дочерей, Лаура Маркс, напишет: «Они вместе играли, когда были детьми, были помолвлены очень юными и оставались вместе в битве за жизнь. И какой битве! Долгие годы в нужде, постоянно подвергаясь подозрениям, наветам, окруженные ледяным безразличием. Пройдя через это, через горе и радость, они ни разу не дрогнули и оставались верны друг другу до самой смерти, которая их не разлучила. Маркс всегда был влюблен в свою жену».