Кто сверху? (СИ) - Джокер Ольга

Федотова крутится перед зеркалом вокруг своей оси, эротично проводит руками по округлым бедрам, а я на мгновение задумываюсь о том, есть на ней нижнее белье?

— Толстая задница, да?

Я отряхиваюсь от собственных пошлых фантазий и шепотом умоляю не выпячивать свою попку так соблазнительно. Хочется задрать её платьице повыше, отодвинуть в сторону трусики (если они вообще на ней есть) и грубыми движениями трахнуть так, чтобы она все поняла без слов. Яйца сжимаются от перевозбуждения, и я близок к тому, чтобы именно так и поступить… Кажется, столько времени без секса сделали из меня похотливого маньяка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌- Ты слишком долго молчишь, Воронов. А это означает, что задница у меня всё же толстая.

— Задница просто огонь, Федотова, — шлепаю вполне по-дружески по пятой точке и снимаю обувь.

— Ох, Даня, — щеки Дианы слегка краснеют, хотя её совсем нельзя назвать скромницей. — Твои комплименты внушают мне веру в себя.

Я нервно сглатываю, когда Диана припрыгивает на месте, восторгаясь моим ответом, а ее грудь, словно два воздушных шарика наполненных водой, ритмично подпрыгивают в такт ее движениям. Вверх-вниз, вверх-вниз — гипноз какой-то… Увлекательное рассматривание прелестей моей жены вдруг прерывается пронзительным криком еще одной женщины в доме — моей дочери, которая проснулась вполне вовремя, пока папа не перешел поставленную грань. Возбуждение от плача как рукой снимает — действенный метод.

— Приятного вечера, малыш, — целую Диану в макушку. — Не позволяй этому ублюдку забрызгать слюной твоё дизайнерское платье. Боюсь, на новое ему не хватит деньжат.

В царстве Кристины Вороновой пахнет молоком, присыпкой и чем-то необъяснимо-нежным. Наверное, именно так пахнет счастье. Когда подхожу к кроватке, где лежит дочка, малышка тут же затихает, моргает сонными глазками и изучает меня, прежде чем окончательно успокоится.

Беру Крис на руки, целую в сладкую макушку и приговариваю, что папа вернулся, папа рядом и если ей страшно, то я убью всех монстров, которые ей приснились, только бы она не плакала. Дочка смешно перебирает губками, требуя бутылочку с молоком, которое оставила для нее мама.

Меняю подгузник, кормлю молоком, и малышка тут же засыпает на моих руках, едва закончив трапезу.

— Ну нет, я так не играю! — приговариваю шепотом. — Не успел с тобой понянчиться, как ты тут же уснула.

Осторожно перекладываю малышку в кроватку и выхожу в гостиную. Чтобы отвлечься беру с собой еду, сажусь перед телевизором и почему-то, черт возьми, то и дело возвращаюсь мыслями к Федотовой.

И словно по мановению волшебной палочки оживает мой мобильный телефон. Номер неизвестен и сразу я думаю, что это по работе, но сняв трубку, понимаю, что нет.

— Москва в отличие от Питера встретила меня ласковым солнышком. И едва я ступила на родные земли Курского вокзала, как тут же вспомнила о тебе, женатик.

Голос отдаленно знаком, но я не сразу понимаю, что это та самая девушка Катя, с которой мы смотрели на закат у Финского залива во время моей последней поездки в Питер. Помню, что дал ей визитку, чтобы не показаться совсем уж засранцем, но никак не думал, что девушка и правда примется мне когда-нибудь звонить.

— Ты сегодня занят? — деловито спрашивает Катя, решив взять быка за причинное место.

— Сегодня да, — сообщаю коротко. — Жена попросила посидеть с ребенком.

Говорю абсолютную правду, но Катерина еще больше смеется в трубку.

— Хорошо, женатик. Тогда завтра в восемь жду тебя в ресторане у набережной Москвы-реки. Я, знаешь ли, привыкла встречаться с тобой у водоемов. И пусть это даже отдаленно не похоже на Финский залив — не будем изменять привычкам.

Она шустро отключается, так и не услышав мое согласие, наверняка предполагая, что я могу передумать.

Глава 28

Диана.

Едва я выхожу на улицу, переступая порог дома, как в груди неприятно щемит и чувствуется явный дискомфорт. Пустота и вакуум, словно у меня отобрали что-то ценное.

«Соберись, тряпка, твой выход в свет всего лишь на два часа. За это время малышка Крис даже не заметит твоего отсутствия», — шепчет темная сторона моего сознания.

«Бедная малышка, ей чуть больше месяца, а ты оставила ее одну, без материнского тепла и бесконечного грудного вскармливания», — шепчет светлая сторона, и я хочу разорваться на части.

Во мне одновременно борются две сущности — женщины-матери и женщины-эгоистки, для которой выход в свет это обыденное дело. И в этот раз эгоистка побеждает со счетом 1:0, потому что я всё же завожу мотор и двигаюсь в сторону музея современного искусства на Петровке. Во время пробок провожу медитацию и разговариваю сама с собой, умоляя не превращаться в «яжематерей», которых всегда презирала. Надо и на себя время находить чего уж… Тем более я давно собиралась посетить выставку Генриха Худякова, с которым познакомилась лично еще три года назад, в своей прошлой жизни, когда была свободна как ветер.

По дороге на выставку заскакиваю к моей фее-волшебнице в салон красоты. Мила — лучший стилист, которого я только встречала. Она мгновенно превращает мои безжизненные волосы одним взмахом руки в изящные стильные локоны. Накладывает на лицо немного косметики, и я больше не боюсь смотреть на себя в зеркало.

— Ты красотка, Ди, словно и не рожала! — эти слова как бальзам на душу, тем более сегодня не просто выставка, а встреча с Андреем и я просто обязана выглядеть на все сто.

Сажусь за руль и откидываюсь на спинку сиденья. Все-таки хорошо иногда выбраться куда-то без ребенка, несмотря на то, что я уже дико соскучилась по своему Воронёнку. Паркую машину у музея и вижу, что Андрей ждет меня возле центрального входа. Образ как обычно с иголочки — брюки, стильная кремовая рубашка. На лице ни сантиметра растительности. Идеальная стрижка, внешность древнегреческого бога, поза как у фотомодели глянца. Все, как я люблю.

— Здравствуй, — Андрей на секунду прижимает меня к своему телу, спешно целует в губы и отстраняется. — Очень красивое платье, Дина.

Только платье? А я? Имя Дина вновь режет слух, но решаю не исправлять его. Все-таки он пока единственный мой поклонник, которому я вообще интересна как женщина и других, к сожалению, не предвидится. Тем более этот малец так долго ждал меня, что как минимум заслуживает на то, чтобы коверкать моё имя как угодно.

Выставка проходит в большой светлой зале. В технологии художника, который прилетел из США, использованы объекты из улиц Нью-Йорка — крышечки, наклейки, стразы, коктейльные трубочки, губки и обертки. Все это так необычно и в то же время красиво, что я невольно засматриваюсь на одну из картин и не сразу слышу приятный мужской баритон позади себя.

— Диана! Рад видеть тебя! — позади меня стоит Генрих собственной персоной и раскрывает свои руки для крепких дружеских объятий.

Он значительно ниже меня ростом, поэтому мне приходится наклоняться, чтобы чмокнуть его в щеку.

— Здравствуй, Генрих! Узнала, что в Москве проходит твоя выставка, и решила не упускать возможности еще раз насладиться твоими чудесными работами.

Художник слегка прижимает меня к себе и довольно улыбается.

— Ты прелестна, Диана. Не могу понять, что в тебе изменилось, но определенно ты стала краше, — взгляд престарелого ловеласа попадает прямо на мое декольте.

— Спасибо, Генри… Месяц назад я родила ребенка — возможно из-за этого мои «изменения» так заметны сейчас, — улыбаюсь в ответ.

Андрей во время нашего разговора стоит в сторонке и делает вид, что изучает картину из пластмассовых крышечек. Мы обмениваемся с Генрихом парой ничего незначащих фраз и на позитивной ноте прощаемся.

— Искусство все же не моё, — сообщает Андрей, когда я вновь возвращаюсь в его компанию. — Мы можем где-нибудь перекусить, пообщаться в более привычном месте?

Меня словно окатили ведром ледяной воды — я так тщательно планировала наше свидание, так страстно хотела попасть на выставку, что не учла одной важной детали — Андрей равнодушен к исскуству.