Книга осенних демонов - Ярослав Гжендович

мягко развевались за спиной, словно пелерина. Земба не заметил, откуда взялся это черный плащ. Он бывал в настоящих средневековых соборах и хорошо запомнил атмосферу строгой, почти нечеловеческой мистики, которая присутствовала в них. От каждого орнамента веяло какой-то суровой магией. Отблеск величия висел где-то высоко под потолком. Сейчас он тоже был в соборе, но этот казался отъявленным богохульством. Земба не знал, в чем это выражалось, но почувствовал тотчас же, как только почуял влажный запах гниющих листьев и обугленного испорченного мяса, поднимающийся в воздухе пародией на кадильный дым.

Он направился вперед, вслед за Человеком Со Стены, который уже дошел до середины нефа и все время рос, становился все более мощным и грозным. Земба поднял глаза на занимающий всю переднюю стену живой шевелящийся витраж, представляющий горящих в кострах извивающихся людей в окружении толпы с лицами, как на картинах Иеронима Босха. Он понял, что может думать достаточно логично. Человек Со Стены, бахвалясь своей мощью, перестарался. Вместо того чтобы окончательно напугать, показал, что Земба должен вести переговоры. Человек Со Стены был сама мощь — властвовал над поворотами судьбы, новообразованиями, смертью и, во всяком случае частично, жизнью после смерти. Он мог раздавить Зембу одним пальцем, как комара, но почему же не делал этого? Зачем нужна была вся эта показуха, странные миры за стеной, психоделические соборы? Он привел Зембу на самый край смерти, ему больше ничего не нужно было делать. Генетический пожар, беспощадно пожирающий тело Зембы, все бы довершил за него. А значит, Человек Со Стены должен был с Зембой договориться. Он хотел получить Карту, но не мог взять ее силой. Он не мог также по каким-то соображениям позволить ему умереть. Это явно не решило бы проблемы, то есть ситуация не была безнадежной. Он мог еще из этого вывернуться, если сможет сохранить рассудок и присутствие духа. Он просто-напросто должен был сторговаться с нечистым. Как тот мальчик из сказки, который подсунул дьяволу стальные шарики вместо орехов.

Только и всего. Обмануть чудовище, которое держит в руках жизнь и смерть. Которое сооружает на той стороне мира соборы с извивающимися и дрожащими в муках, худющими, как скелеты, людьми. Для забавы. Или по какой-то другой причине. Земба посмотрел на колонну, которая вблизи оказалась оплетенной восково-желтыми телами, на склеенные чем-то скользким лица, руки и торчащие ребра, готически впавшие грудные клетки, дергающиеся в ритм спазматического дыхания, на отчаянно блестящие поблекшие глаза, которые, умоляя, смотрели на него; услышал вибрирующий в смердящем воздухе безглазый хоральный стон, будто бы голос какого-то сверхзвукового органа.

Обмануть чудовище. Сейчас, стоя перед ним лицом к лицу, — Земба не верил себе. Это невозможно. Можно теоретически разглагольствовать, что легко уничтожить танк гранатой или бутылкой с бензином. Можно думать, что можно обмануть демона. А потом нужно стать напротив прущей на тебя пятидесятитонной машины, увидеть рвущие дерн или корежащие мостовую стальные когти гусениц, мощные швы на месте соединения бронированной обшивки, прикрытые бронированным стеклом смотровые отверстия, дула танковых орудий, дуло стодвадцатимиллиметровой пушки, огонь, рвущийся из выхлопных труб, услышать рычание турбины и почувствовать, что вот оно, приближается. И посмотреть на заполненную взрывчатым материалом металлическую банку в собственной руке.

Победить чудовище. Обмануть демона. Остановить танк. Это должен был сделать Земба. Уставший больной человек, которому ничего в жизни не удалось. Проклятый в колыбели. Брошенный на растерзание демонов в мире, который оказался только лишь декорацией.

— У вас всегда есть выбор, — загудел под сводом собора голос Человека Со Стены. — Вы всегда его получаете, раньше или позже. Ты можешь подняться ввысь, а можешь идти со мной вниз. У меня приготовлено для тебя место. Но чтобы выйти, ты должен оставить Карту. Выйди, и будешь жить. Спустись и служи мне. Твой выбор.

— Откуда мне знать, что ты не врешь? — отчаянно спросил Земба.

— Я всегда вру, — просвистел Человек Со Стены. — Даже когда говорю, что всегда вру. Философия — прекрасная вещь.

— Ты не можешь взять меня, пока у меня есть Карта.

— Но она моя. Я сам тебе ее дал.

— Ты врешь.

— Я всегда вру.

— Я плачу´ тебе, — решительно произнес Земба, словно произносил заклинание.

— Ты не в магазине. Отдай Карту, и сможешь уйти.

— Я не верю тебе.

— Ты и не должен, но должен выбрать. Впрочем, что ты теряешь? Ты намереваешься делать какие-то покупки?

В его руке появилась Карта. Он чувствовал приятное, но ощутимое давление ее края, теплую, немного скользкую поверхность. Его Карта. Его талисман. Его защита от мира.

— Я не признаю тебя. Не признаю твоей власти. Я не на твоей стороне. Я хочу, только чтобы ты перестал меня мучить. Оставь меня в покое, оставь мою семью и друзей. До сих пор все было против меня. Я не мог ничего достичь, не мог ни на что заработать. Я был лишен каждого шанса — это твоя работа. Это никакое не соглашение. Если я тебе ее отдам, меня для тебя не существует. Я не отдаю тебе душу, ничего не отдаю тебе, только Карту. Ты оставишь меня в покое — я хочу быть здоров и жить, как все люди: работать, проигрывать и выигрывать. До сих пор я только проигрывал. Только я тебе не верю. Ты всегда врешь.

— Правда зависит от точки зрения. — Голос Человека Со Стены раздался у Зембы за спиной. Он обернулся и увидел своего преследователя, стоящего на пути к выходу. Его лицо пропадало в черном капюшоне, было пятном в темноте. Только мерцающий кровавый свет лизал очертания скул и щеки, когда он говорил: — Можно на это посмотреть и так: ты отдашь мне Карту, а я разорву тебя в клочья — просто так, ради шутки. Только зачем? Более правдоподобно, если ты выйдешь отсюда и проснешься в своей обдристанной постели здоровым как бык. Пуркуа? А потому, что я получу мою Карту и буду доволен. В рамках моих возможностей. Подумай лучше над тем, что будет, если ты не отдашь мне Карту. Подумай над этим хорошенько. Проанализируй ситуацию, в которой мы находимся.

Наступила тишина. Потрескивали огарки свечей, горящие кровавым, коптящим светом, в воздухе разносились усиленные многократным эхом безмолвные стенания.

«Ну, ладно, — подумал Земба. — Отнесемся к этому как к шахматной партии. Сведем к человеческому измерению. У меня в руке снятая с предохранителя граната, у него, скажем, пистолет. Сто пистолетов. Пушка. Лазерное оружие. В разные стороны мы не разойдемся, потому что он меня не отпустит. То, что у меня есть, как-то ему угрожает или мешает. Предположим,