Настя - Александр Сиваков

– А потом что будем делать? – Продолжала допытываться я.

– Что-нибудь придумаем… Да и что ты в самом деле, – разозлилась она, – я шучу, а ты на самом деле уже прикидывать начинаешь. У тебя чувства юмора вообще нет.

– Есть, только оно у меня… хм-м… специфическое.

– Впервые оказываюсь в положении, в котором постоянно находится мой папа: пожаловаться некому, – поведала она мне через минуту. – Если нам и вправду доведётся сегодня встретиться со здешним начальством, я выскажу претензии, это за мной не задержится. Только вот думаю: мне за это по шее не накостыляют?

Я никогда не была хорошим физиономистом, но лицо Полины было таким выразительным, что, стоило ей только о чём-нибудь подумать – я тут же понимала, что пришло ей в голову. Сейчас в глазах у неё явно мелькнул огонёк беспокойства. Она всерьёз опасалась, что кому-то из вышестоящих может не понравиться её излишнее рвение.

– Никита сказал к вам придти, – раздался голос с порога. Полина едва сдержалась, чтобы не завизжать, как она это сделала вчера; ей удалось вовремя взять себя в руки, она даже не повернулась, продолжая смотреть в зеркало.

– Анастасия Ивановна, кто это у нас там? – Деланно безразличным голосом поинтересовалась она.

" Анастасия Ивановна? Я, что ли? А почему "Ивановна"?!"

В дверях стоял тот самый мальчик, который вчера появился самым последним. Пухлощёкая растрёпанная со сна физиономия в больших круглых очках придавала ему настолько комический вид, что я тут же забыла про Полину и не совсем вежливо фыркнула.

– Никитин сосед, – доложила я. – Которого мы вчера не записали.

– Передайте своей компаньонке, что меня зовут Марек Кирилин, я занимаюсь психологией. Всё.

И он ушёл.

Полина тупо посмотрела ему вслед, потом повернулась ко мне.

– Что это было? – И, не получив ответа, пожаловалась. – Я скоро привыкну к тому, что сюда никто не стучится. А через неделю вообще начну удивляться, если кто-нибудь дверь будет открывать не ногами, а руками.

– Зачем ты меня Ивановной назвала?

– Потому что отчества твоего не знала.

– У меня папу всю жизнь Вадимом звали.

– Позвони ему и скажи, что теперь он – Иван. На то, чтобы его перекрестить моего нынешнего статуса дочери Сенатора вполне хватит. Я даже могу бумагу выписать…

ГЛАВА 11

К девяти мы собрались в актовом зале на первом этаже. Мальчишки оказались сознательными: о вчерашней дискотеке напоминали только неровно стоящие ряды стульев.

Полина прохаживалась по сцене, углублённая в свои мысли, время от времени окидывала собирающихся ребят рассеянным взглядом, наконец, остановилась, пальцем по головам пересчитала присутствующих.

– Так, ребята, – сказала она, – чтобы между нами не оставалось никаких недомолвок, сразу хочу предупредить: за место старшей я не держусь. Если кто-то хочет встать на моё место: я препятствовать не буду, как только посчитаете нужным, проголосуете поднятием рук. Примитивная демократия: обычного большинства будет достаточно, чтобы на моём месте очутился тот, кого вы захотите здесь видеть. Всем ясно? – Услышав в ответ молчание, она удовлетворённо кивнула. – Теперь к делу. Я не знаю, что и как сегодня будет происходить, поэтому подробные инструкции дать не могу. Скажу только одно: если появятся какие-нибудь проблемы – пулей ко мне, не раздумывая, иначе за дальнейшее я отвечать отказываюсь. Руки не распускать, что бы ни случилось. Никита, это тебя в первую очередь касается. Мы интеллектуалы, а не каскадёры, понятно? Башкой нужно работать, а не кулаками.

Мне стало интересно, чего это Полинка так разоряется. Я отыскала взглядом Никиту. Увидела – и сразу всё поняла: на его лице живописным жёлто-зелёным пятном расплывался вчерашний утренний синяк.

– Кто-нибудь знает, где тут учебный корпус? – Под конец поинтересовалась она, не дождавшись ответа, вздохнула. – Ладно, пойдёмте искать! – И легко прыгнула со сцены.

Мы всей гурьбой высыпали на улицу. Там нас ждала первая неожиданность. Двое парней, лет по двенадцать-тринадцать, сидящие на стоящей в стороне скамейке, при нашем появлении вскочили с места и двинулись нам наперерез. К тому времени, как мы до них добрались, они выстроились, загораживая нам проход. Руки в карманах, ничего не выражающие лица, позы – деланно расслабленные.

– Стройтесь, – процедил тот, кто был выше. – По росту.

– И не отнимайте наше время, – добавил второй.

– Кто у вас главный? – Осведомился первый. – Уже выбрали?

– Да, – улыбнулась Полина, выходя вперёд.

Я сразу подумала, что недаром она целое утро выбирала, что нужно одеть: выглядела она не в пример презентабельнее, чем вчера. Джинсы, короткая джинсовая куртка, оранжевая водолазка (хоть тресни, неравнодушна она к этому цвету!), с волосами ничего особенного сделать так и не получилось: они попросту были собраны в аккуратный высокий хвостик.

Разглядев Полину, ребята с изумлением вытаращились на неё. Один даже непроизвольно сделал шаг назад.

– Мне тоже становится? – С такой же милой улыбкой осведомилась девочка.

Старшеклассник замешкался.

– Да, – ответил он, глядя куда-то в сторону. Второй ткнул его локтём в бок, что-то коротко прошептал.

Полина встала в шеренгу первой, хотя нам сказали, что становиться нужно по росту, а она не была не самой высокой.

– Давайте-давайте, ребятки, стройтесь, – скороговоркой пробормотала она. – Мне самой интересно, что сейчас будет.

Старшеклассник прошёлся вдоль образовавшегося строя.

– Короче так, – сказал он и откашлялся, опасливо стрельнул глазами в Полинину сторону, – вы тут самые маленькие и ничего не знаете, поэтому будете слушаться старших, то есть нас. Это понятно?

Мы молчали. Все смотрели на Полину, но она ничего не говорила, только глаза её смотрели так весело, словно ей анекдоты рассказывали, а не объясняли, как жить дальше.

– Я не слышу ответа! – С угрозой в голосе проговорил оратор. Ребята, на которых падал его взгляд, хмыкали и переглядывались.

– Ладно, не хотите по-плохому, по-хорошему будет ещё хуже, – сказал второй, который держался чуть в стороне. – Сейчас у каждого из вас есть школьные карточки. На каждой – двести пятьдесят баллов. Это – ваш статус, слагающийся из поведения, успеваемости и тому подобных вещей. Чем больше баллов – тем лучше. Минус двести пятьдесят – исключение из "Штуки". А теперь все вытащили свои карточки, я вам сейчас покажу фокус.

Он поднял руку с каким-то мудрёным устройством, размерами напоминающим стандартный силикатный кирпич.

– Андрюша, сними-ка с каждого по десять… нет, по двадцать очков.

Наши карточки дружно булькнули. Дрожащими руками я долго не могла вытащить свою, а когда у меня это получилось, мне пришлось убедиться, что из двухсот пятидесяти вчерашних очков у меня осталось двести тридцать.