Конец света сегодня - Надежда Первухина

Ведьма Амидаль первой закончила чтение.

– Так-так, – сказала она. – У меня первым пунктом значится посещение Дворца Прета-Локи. А у вас?

– То же самое. Дворец Прета-Локи.

– И у меня.

– И как же мы туда доберемся?

– Я могу размыть пространство, но я не представляю себе этот Дворец. А для правильного размытия необходимо знание конечной точки пути.

Произнеся эту тираду, Анна Николаевна принялась ожесточенно скрести брюшко блестящими лапками.

– Но у нас же теперь есть сверхъестественные способности.

– Толку от них, когда не знаешь, где находится Дворец Прета-Локи!

– Благороднорожденные ищут Дворец Прета-Локи? – раздался тихий вкрадчивый голосок. – Я могу указать туда дорогу.

Все обернулись. Перед нашими героями стоял невысокий тибетец с бельмами вместо глаз.

– Но ты же слеп! – удивилась ведьма Амидаль.

– Это не мешает мне чувствовать и ощущать, – сказал слепец. – А дорогу в Прета-Локи я знаю лучше, чем свою душу. Я родился там и там умер. И теперь возвращаюсь туда, получив в Бардо возможность родиться вновь.

– Погодите, – сказал Влад. – Так Дворец Прета-Локи находится в Бардо или нет?

– Дворец находится на границе Бардо и тварного мира, – сказал слепой. – Одна его часть принадлежит Бардо, а другая – Шамбале. Но чтобы войти в этот Дворец, надо сначала отыскать выход из Бардо.

– Это бессмысленно, – заволновался Влад. – Лиза в Бардо. Зачем же нам уходить отсюда?

Слепой лукаво улыбнулся:

– Чтобы вернуться вновь. Согласны ли вы доверить мне свои жизни?

– Что ж, у нас нет другого выхода, похоже, – сказала Анна Николаевна.

– Тогда возьмите вот это.

И слепой протянул каждому из наших путешественников по золотой монете. Монеты были непривычные: в середине каждой зиял квадратный вырез. Вокруг квадрата были отчеканены иероглифы и полоски, как на зеркале багуа.

– И что нам с этим делать? – спросил Сидор. Блеск монеты завораживал его.

– Это ваши пропуска по мирам. Меня-то везде знают и пропустят, а вот вас… К тому же эти монеты помогут вам никогда не терять меня из виду. И путешествовать налегке.

– Да мы и так налегке, – возразил Влад. – Никаких вещей.

– Я подразумевал то, что в продолжение нашего пути вы не будете иметь нужды ни в пище, ни в питье, ни во сне. Вы воистину станете Буддами!

– Благодарим тебя, о добрый старец! – высокопарно сказала Анна Николаевна. – Назови же нам свое святое имя.

– Меня зовут Малыш Бун и никак иначе, – усмехнулся старец. – С этим именем я родился, с ним умер и веду посмертное существование. А теперь, если вам больше нечего здесь делать, идемте.

И наши герои последовали за Малышом Буном.

Они покинули «аквариум» с ожидавшими своей участи душами и пошли по еле заметной в красноватом сиянии тропке.

– Сейчас мы поднимемся в мир смертных людей, – предупредил Бун. – Вы будете невидимы и неслышимы, как, впрочем, и я.

– Мы поднимемся в реальность? – удивился Сидор.

– Да. Это первые врата, которые нам нужно пройти.

Однако до того, как эти врата отверзлись перед нашими героями, пришлось немало потрудиться ногами. Время не текло в царстве Бардо, и поэтому Сидору казалось, что и они стоят на месте.

Но нет, они двигались. Пейзаж менялся, «аквариум» остался далеко позади, в тусклом мареве воздвигались и исчезали башни, пагоды, дворцы…

Наконец они подошли к скале. В ней была солидных размеров расселина, из которой била струей прозрачная вода.

– Не вздумайте пить, это вода мертвых, – предупредил Малыш Бун.

– Куда же нам теперь идти?

– За мной. – Старик был немногословен.

И первым шагнул в расселину.

Они вошли в нутро скалы. Расселина была широкой и высокой, под ногами тек ручей, вокруг была темнота.

– Возьмитесь за руки, – приказал Малыш Бун. – Так больше вероятность того, что никто не упадет и не потеряется.

Они последовали его приказу. И снова шли, шли, шли.

– Старец? А старец?! – подала голос Анна Николаевна.

– Что тебе, ведьма-бабочка?

– А можно песню запеть?

– Смотря какую.

– «Поклонение».

– Ну пой.

И Анна Николаевна хорошим контральто стала выводить на санскрите:

Поклонение нищим, ибо они обогатятся;Поклонение плачущим, ибо их слезы станут росой неба;Поклонение благосердым, ибо они созерцают Будду;Поклонение милостивым, ибо они веселятся на ложах своих;Поклонение кротким, ибо они заградят пасти львам;Да возрадуются все чистые сердцем, ибо они стяжали рай!

Анна Николаевна закончила петь, и долго после этого в маленьком отряде царило молчание. Наконец Владимир отважился спросить:

– Анна Николаевна, это что, Нагорная проповедь на санскрите?

– Что-то вроде того, – скупо усмехнулась ведьма.

– Мы пришли, – сказал Малыш Бун.

И их осиял свет.

Поначалу свет был им страшен. Казалось, на них излили лучи тысячи солнц. Но потом Малыш Бун объяснил, что это просто от долгого пребывания во тьме их глаза боятся света. А свет этот обычный, земной.

Они вышли из скалы. Вокруг, куда ни кинь взор, простирались величественные горы.

– Это гора Куньлунь, – немного торжественно сказал Малыш Бун, и тут Владимир заметил, что их проводник чем-то неуловимо напоминает Николая Рериха.

– Значит, мы в Китае? – удивилась Анна Николаевна.

– Да. И сейчас нам надо погрузиться в медитацию. Пусть каждый медитирует о своем.

Они приняли медитационные позы и закрыли глаза. Владимир поначалу ничего не ощущал, и на сердце у него было неспокойно. Но потом его сердце забилось ровнее, дыхание замедлилось, и Владимир увидел свою жену. Лиза стояла перед ним так ясно и отчетливо, что он уже готов был поверить в ее реальность. Но здравый смысл, который не покидал лемурийца даже во время молитвы или медитации, подсказал, что эта Лиза – лишь видение.

«Заговори со мной», – мысленно попросил Владимир.

«Муж мой единственный, – проговорила Лиза. – Как мне тяжело без тебя. Она удерживает меня и его. Она хочет, чтобы он снова обладал мною. Но я люблю тебя, и мое дитя, что ношу во чреве, – дитя от твоего семени. Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты? Где отдыхаешь в полдень? К чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих?»

«Если ты не знаешь этого, прекраснейшая из женщин, то иди себе по следам овец и паси козлят твоих подле шатров пастушеских…»

Владимир сам не понял, как в его медитационные размышления вплелась древняя, но от этого не менее прекрасная «Песнь Песней» Соломона…