И передай привет полковнику - Алена Смирнова

Глава 17

У Измайлова все еще сидел Юрьев. С ночевкой он пришел, что ли?

— Вы тут чаи распиваете, господа милиционеры, а во всем подъезде злодеи лампочки повыкручивали.

Оказалось, что они не намерены принимать моих претензий. Из квартиры Виктора они спустились в два часа. Потом Борис куда-то сгонял по поручению Измайлова, но вернулся засветло.

— Борис, будь добр, достань стремянку из кладовки и возьми там же на полке пару лампочек. Вверни их на этом этаже и на третьем. Полина плохо совместима даже с освещенными лестницами. А уж с темными…

Пока Юрьев иллюминировал предполагаемый участок моего восхождения, я рассказала Измайлову о неудачной попытке зайти домой. Впервые, выслушав то, что обычно считалось моими бреднями, он встревожился. Славно потрудившегося Бориса полковник информировал в душных недрах кладовой, куда лейтенант дисциплинированно возвращал стремянку. Я разобрала часть последней фразы:

— …торшер запросто, но кота без удобств оставить не в ее духе.

Ого, он уже немного во мне разбирался.

— Полина, дай Борису ключи, — успокаивающе попросил Измайлов.

— Пожалуйста, но я с ним не пойду ни за что.

— Да он не насильник, он еще только учится.

Юрьев взял ключи, Измайлов проводил его в прихожую. Они шушукались минут пять. Наконец Измайлов навестил меня в комнате и пообещал, что скоро все выяснится. Настенные часы мерно превратили «скоро» в «не слишком». Измайлов как-то потешно, если принять во внимание костыли, подобрался, напружинился и встал. И тогда незахлопнутая входная дверь со стуком отворилась, и я услышала голос. По законам революционного уплотнения он вселил в мою буржуйскую сущность стеснившую ее уверенность в том, что этого фокуса Борис Юрьев мне никогда не простит.

— Измайлов, это моя мама, единственный человек, владеющий дубликатом. Я о ней не подумала.

— Незавидная участь почти всех матерей, — задумчиво протянул он. — Теперь держись, даже я тебя отбить буду не в состоянии.

— Виктор Николаевич, она милицию вызвала, — пожаловался Юрьев, возникая на пороге под конвоем изумительно выглядящей, тоненькой и разъяренной мамули.

— Где моя дочь, мерзавец? У какого соседа? — допрашивала мама спину Бориса, еще не видя искомого.

— Мам, я здесь, все в порядке, — крикнула я.

Мама неожиданным рывком отстранила Юрьева и ворвалась в парадную залу Измайлова.

— Добрый вечер. Я — сосед.

Неловко говорить такое про бесстрашного полковника, но он проблеял свою реплику, как предназначенный на заклание разборчивым зажравшимся богам ягненок.

— Жаль, что вам уже переломали ноги, — проворковала мама и пристально оглядела Измайлова, будто выбирая, что еще в его организме можно порушить.

— Извините, я отменю наряду лишние хлопоты, — справился с шоком Измайлов и взялся за телефон.

— Мама, зачем ты скрутила лейтенанта? — понимая, что резвлюсь последний раз в жизни, спросила я.

— Но он пытался проделать это со мной. Не волнуйся, я еще не выжила из ума окончательно и знаю, что он виртуозно играл в поддавки. Иначе вряд ли бы его остановила ваза.

— Какая ваза?

— Которую она в меня метнула, едва открыла глаза, — продолжил фискалить Борис.

— Я задремала, дожидаясь тебя. Отец с малышом отправились в цирк, а я к тебе — посплетничать. Разбудил меня шум…

— Неправда, — возмутился Юрьев, — я очень тихо вошел.

— Разбудил меня шум. Я увидела морду взломщика и запустила в него тем, что попалось под руку.

— И попалась фарфоровая ваза, единственный остаток прежней роскоши.

— Отныне осколок. Да, вкус, реакция и хватка у меня есть. Поленька, этот мальчик посмел заикнуться о твоей несуразности. С кем ты водишься, дочка, кому доверяешь ключи!

Мальчик бубнил что-то про яблоко и яблоню.

— Ты не поверила, но он действительно милиционер, — заступилась я за бледного Юрьева, стараясь заглушить издаваемые им звуки.

— Это несколько оправдывает его варварство: книжки читать некогда, — отказалась прощать и мириться мама.

— Дамские романы? — встал на дыбы Борис.

— Нет, он получше, чем кажется: разговаривает.

— Мама, это все из-за моей дурости, — собравшись с силами, повинилась я.

Она взглянула на меня, как на пятилетнюю девочку.

— Я ведь тебя учила вслух в этом не признаваться. Конечно, каждый сам во всем виноват. Но я никак не возьму в толк, что ты здесь делаешь так поздно в плаще и шляпе?

— Она развлекает полковника криминальными розыгрышами, чтобы не скучал на больничном, — припечатал разобиженный Юрьев.

Боже, у меня до предела расстроены нервы. Мне послышалось, что моя взрывная, активная, но благовоспитанная мамочка чуть слышно вымолвила: «Самаритянка, блин».

— Борис, иди на кухню, а ты, Полина, в другую комнату, — взял инициативу в свои руки Измайлов. Но, оказалось, что не за то место.

— С чего это вы раскомандовались? — грозно полюбопытствовала мама.

— Пусть они все-таки оставят нас одних, и я объясню, — настаивал Измайлов. И настоял.

Они беседовали с полчаса. Наконец мы с Юрьевым услышали, что они прощаются в прихожей, и бойко выскочили каждый из своего изолятора.

— Поле нельзя надолго оставаться без ребенка, она напрочь теряет чувство реальности, — внушала мама Измайлову.

— Я обещаю вам, что дня через три она воссоединится с сыном, — утешал ее тот.

Дикий, изумленно-вопрошающий взгляд Бориса описанию не поддавался. Намеченный Измайловым срок, вероятно, поверг его в трясину сомнений и ужаса.

— Борис, мы вызвали такси, проводи даму, — бросил через левое плечо Измайлов и галантно поклонился маме.

Весело сказав мне: «Пока, дочка, Виктору Николаевичу тебя вполне можно доверить», — она ушла.

— Что вы так долго обсуждали? — накинулась я на Измайлова.

— Этого ни она, ни я тебе не откроем, — таинственно произнес он.

Тут вбежал лейтенант милиции Юрьев и загрохотал голосовыми связками:

— Я задушу тебя, Полина.

— Борис, у меня не так много радостей в жизни, не вздумай лишить, — употребил власть полковник.

Я безалаберно уставилась на Юрьева. Что, съел? Попробуй-ка поднять руку на полковникову радость.

— Я сам ее задушу, только чуть позже, — договорил Измайлов.

И у меня сложилось четкое впечатление, что он не шутил. Я сочла за благо двинуться к выходу, но Измайлов задержал:

— Полина, мне завтра понадобится, чтобы ты пригласила меня домой, но не лезла в то, чем мы с экспертом будем там заниматься.

— С каким экспертом? — возгорелось в Борисе пламя недоверия.

— Не бери в голову, возись с тем, что планировали сегодня, — потушил его Измайлов.

— Виктор Николаевич, я завтра на целый день ухожу в редакцию. Ключи я вам занесу. Все мое — ваше.

— Полина, я не с обыском собираюсь, учти.

— Да собирайтесь с чем угодно, — сказала я.

И поплелась к себе. Я, похоже, перебрала с чудачествами, даже самой было противно. Сейчас помедитирую со свечой, разгоню самоедские мысли и залягу спать, пока они, садистки, не успели вернуться. Так я и поступила.

Утром, вяло передавая Измайлову ключи, я удостоилась лицезреть эксперта, которого полковник называл дядей Сашей. Мужичонка был маленький, седой, худолицый, ни на кого из моих знакомых не похожий. Но я могла бы поклясться, что знаю, кто он. А вот вспомнить не получалось.

Впрочем, редакционная сутолока быстро вернула мне бодрость. Привычно сочетая способность от кого-то уворачиваться, а кого-то останавливать на бегу, я позабыла все домашние напасти. Здесь я ничего не откалывала и не выламывала. Не садилась ни в галошу, ни в лужу. Но где, собственно, я была собой, в редакции или дома, не взялась бы угадывать даже сама.

Закончив дела в одной редакции, я понеслась во вторую, потом в третью. Исчерпав таким образом список доступных мне рабочих территорий, я оказалась в своем подъезде и едва не проскочила квартиру Измайлова: совсем запамятовала, что ключи у него. В дверь полковника уже звонил кто-то. Подойдя ближе, я с облегчением выдохнула:

— Сергей!

Балков приветствовал меня, как родную сестрицу.

— Ты их уже видел сегодня, Сережа?

— Нет.

— Борису снова есть что про меня рассказать.

— Отлично. Ты подарок, Поля. Когда слушаешь о твоих похождениях, кажется, что и собственная житуха не такая уж однообразная.

Юрьев впустил нас и сразу же посвятил Сергея в то, «как эта акробатка вчера выступила».

— Почему акробатка? — спросил Сергей.

— Точно, это не она, а я кувыркался.

Заключительные слова повествования прозвучали уже в кухне, где привольно развалился сразу на двух табуретах хозяин. Поэтому Балков обратился и к Борису, и к Измайлову:

— Чего вы от нее постоянно хотите? Разумности? Так она ее и проявила, не сунувшись в комнату.

Крыть Юрьеву было нечем.

— А и верно, чего мы все от нее хотим? — изволил задуматься он.