Право на выбор (СИ) - Рут Джулия

— Раш… — шипит-свистит его горло.

Проходя мимо меня, тот улыбается — как будто виновато — и произносит:

— Прости. С этим невозможно бороться, — и выходит на площадку. На голой спине его я вижу паутину черных вен — такую же, как и у Мара.

Тот быстро берет себя в руки, его лицо больше не выражает ничего. Он поднимает опущенный было ярган и кивает старому туру, не отрывая глаз от нового противника. Дор Шаррах медлит, но все же сквозь заминку задает все те же вопросы, а я едва слышу ответы: от отчаяния в голове пульсирует. Что происходит? Что, мать твою, тут происходит?! Они же друзья… вроде бы… как они могут… как они могут… И главное — из-за чего?.. В животе сворачивается гадюка, жалящая внутренности. Если бы я знала… если бы только знала…

Звон лезвий высекает искры у меня в голове, от них тлеет внутри, опаляя жаром и сжирая в легких кислород. Этот поединок в сравнение не идет с предыдущим — они вламываются друг в друга, отлетают и спаиваются снова, обмениваются удар за ударом, чередуя взмахи клинков и рук, мгновенно меняя плоскость… крошится камень под босыми ногами, дыбится утолщенный хребет, слышен не то рык, не то вой… Меня тянут за плечо наверх, выше, я не двигаюсь с места, я не могу отвести глаз от урагана гнева и боли, что с каждой секундой, с каждым ударом становится все свирепее…

В какой-то миг они разлетаются снова, застывают тяжело дышащие — и у меня рушится все внутри. На груди Мара — перекрещенное, темное, тягучее… Он прерывисто дышит, не сводит глаз с противника, и глаза эти страшнее чем раны на груди. Он перехватывает лезвие поудобнее… бросается вперед — и почти сразу пропускает удар рукоятью в висок. В ушах у меня — гул, гомон, звон, в груди — черная голодная бездна распахнула пасть.

Он не может проиграть. Он же обещал… обещал мне… говорил поверить в него, и я поверила… я должна верить в него… я должна смотреть… я не могу отвернуться… я не могу…

Что я могу?

Бой возобновляется — и перевес в сторону Раш’ара становится очевидным настолько, что даже мне, не успевающей за половиной движений, это понятно.

Что… я могу сделать?

Только смотреть? Только верить в него? И все?

Раш’ар пропускает в плечо, теряет равновесие, но быстро восстанавливается — и вот уже Мар прячет за спину левую руку.

Только смотреть и верить? Разве для этого я выбирала его?

Нет.

— Остановите бой.

Дор Шаррах, напряженно следящий за схваткой, поворачивается ко мне не сразу.

— Что?..

— Остановите этот чертов бой!.. Вы же можете его остановить?!

— Да, но причина…

— Есть причина.

Старый тур смотрит пристально — что смотришь, останови их уже! — а потом поднимается с места и выкрикивает:

— Шер’ра-тарух! Остановитесь сейчас же!

Оба тура замирают, поворачиваются в нашу сторону… Поворачивается на меня и дор Шаррах с нечитаемым лицом… я чувствую взгляды сотни зрителей, они ползут по коже, как орда насекомых.

Я втягиваю воздух… только бы голос не задрожал… только бы не сорвался… только бы оказался достаточно громким…

— Право на круг! Я требую... право на круг!

… потому что такие вещи нельзя говорить тихо.

Старый тур выдыхает удивленно, обводит меня взглядом… а потом поворачивается к толпе и зычно выкрикивает:

— Шер’ра шан’тарнум!

Гомон катится по скалам, как морской прибой. Я не смотрю на Мара — я не выдержу его взгляд. Он обжигает лицо, обжигает тело… если взгляну — расплавлюсь к чертовой матери.

— Этого... достаточно?

Дор Шаррах медленно кивает.

— Вполне.

Меня трясет с ног до головы, и я почти падаю на камни и наконец нахожу в себе смелость посмотреть на Мара. Тот стоит, весь залитый кровью… его противник ранен тоже, но далеко не так серьезно… Мар стоит и смотрит на меня — так, что я хочу навсегда исчезнуть из этого мира.

А потом он закрывает глаза и падает.

— Бой окончен! Врача!

3-0

— Он поправится. Быстрее, чем ты думаешь.

— …

В больнице светло и тихо, немного пахнет песком и смолой. Свет пляшет рассеянными бликами по неподвижному лицу, по забинтованным рукам, шее, груди… одни бинты, кожи почти не видно… Врач сказал, что органы почти не пострадали, но такая массивная кровопотеря могла его убить. Так что своим выкриком я действительно спасла его. Так мне хочется думать.

Думать о том, что я подписалась на двоемужие, мне не хочется.

… Есть у женщины на Тавросе такое право. Если ей нравится двое мужчин, она вполне может заключить союз с обоими. Этим правом редко, но пользовались женщины с тех планет, где во всю практиковалась полиамория... так что это не было традицией Тавроса, это было скорее его уступкой по отношению к женщинам с другим культурным кодом... Я наткнулась на это в одной из статей про Таврос еще на станции и почему-то запомнила, хотя видит бог, не планировала пользоваться этим правом...

Мар медленно дышит в глубоком сне. Он теперь ненавидит меня? Не захочет видеть? Что теперь с нами будет? Есть ли вообще у меня это "мы"?..

— Эй, ты слушаешь?

— …

Раш’ар стоит рядом, тоже весь перемотанный, но разница колоссальна — он стоит. Я не хочу, не могу смотреть на него, а он как будто не понимает этого и все лезет в поле зрения.

— Игнорируешь? Ты же сама позвала меня в круг.

Так, хватит с меня.

— Давай сразу кое-что проясним, — поворачиваюсь я к нему. — Я объявила о праве на круг только ради него. Ты для меня абсолютно чужой. Так что с тобой у нас все будет фиктивно.

— Не получится, — зло улыбается Раш’ар, и меня передергивает от этой улыбки. — Ты от меня не отделаешься. По закону круг живет вместе… в одном доме… будешь избегать меня?

— Буду. Ты мне не нравишься.

— Это поправимо.

— Иди к черту.

— Куда?

— К шерху иди!.. — не выдерживаю я. — Он же твой друг! А ты чуть не убил его! Как думаешь, сколько у тебя шансов мне понравиться?!

Раш’ар чуть щурится, глядя на меня, молчит, а потом негромко и внезапно очень спокойно произносит:

— За Шер-аланах не только друга — отца родного убьешь.

— Что?..

— Он не рассказывал, кто такая Шер-аланах?

— Зовущая кровь, кажется...

— А что это значит?

— Ну…

— Хах… Вот придурок… Я бы сразу объяснил.

Раш’ар садится на свободную койку, смотрит на меня с болезненным любопытством в глазах, и я тоже, пользуясь случаем, наконец рассматриваю его. Он кажется чуть выше Мара и как будто чуть уже, черты лица его так же резки, но из-за вечной полуухмылки, что не находит отражения в глазах, он выглядит младше и злее. Если Мар действительно похож на быка, то этот похож на змею.

Двухметровый питон, черт бы его побрал.

— Шер-аланах — это источник Зова крови, — наконец произносит Раш’ар. — Это значит, что его кровь — и моя, кстати тоже — стремится стать ближе к тебе. В прямом смысле ближе.

— Что?.. — нет-нет-нет, это же не значит, что...

— Ты такая милашка, когда хмуришься…

— Я тебя сейчас ударю.

— И сломаешь руку.

— Плевать на руку. Говори.

— Ты видела его руки под бинтами? Вены его видела? Можешь на мои взглянуть, — он разматывает бинты, и я вижу черные жгуты, пульсирующие на свету. — Шер-аланах для тура — центр его мира и вселенной, единственная женщина, с которой он может быть. И когда тур встречает её, его кровь постепенно начинает нагреваться, начинает жечь сосуды, плавить мышцы, кости...

— Прекрати...

— Если тур не может быть рядом с ней, то рано или поздно появляются прожеги на коже, слизистых, начинается отмирание тканей. Боль просто чудовищная — ее практически невозможно терпеть, ничем нельзя снять и...

— Замолчи! — меня всю колотит. — Пожалуйста… хватит…

Раш’ар смотрит на меня безо всякого выражения, пока я растираю виски. Боже… боже мой… его рука была такой горячей, что обожгла меня… я с трудом выдержала пару минут… а он терпел… терпел все это время?..