И гаснет свет - Влада Ольховская

Он бы наверняка сказал, что с психами такое бывает. Прямо сейчас Дерек хотел умереть, когда стало больно – передумал. Психически неполноценный человек, чего ты от него хочешь?

И все же, все же… Если Дерек решил покончить с собой, зачем ему идти таким сложным путем? Мучиться, бежать через лес? Если он боялся смерти во время операции, разве это чудовищное самоубийство стало бы хорошей альтернативой? Он просто поменял способ смерти! Или он боялся успеха, ему на самом деле не хотелось возвращаться к нормальной жизни? Но тогда он мог отказаться от операции!

Оля прекрасно знала, что такое право сохранялось за пациентом до самого конца. Не важно, какие документы он подписал накануне. Если бы в день операции Дерек заявил, что передумал и не готов рисковать, медики не стали бы настаивать. Только понимал ли он это?

Она пыталась успокоить себя, отнестись к ситуации так же, как все остальные. Вон полиция уже проверила лес и ничего подозрительного не нашла! Да и остальной персонал отмахнулся от этой истории. Какое дело до случившегося Оле, которая только-только приехала и видела этого Дерека один раз в жизни?

Разум уверенно шептал, что у нее есть все основания махнуть на Дерека рукой, как это сделали все остальные. А совесть все равно саднила, то и дело подкидывая страшные образы того, что она видела в лесу. Жизнь Дерека в последние годы точно не была простой. Разве он не заслужил справедливости, настоящей справедливости? Да, когда-то этот человек допустил ошибку. Так разве он за нее не расплатился? Его как будто вычеркнули из реальности. Вон он был – теперь нет, и все годы, которые он провел на планете, вмиг потеряли смысл. От мыслей об этом становилось холодно, и Оля понимала, что нельзя проецировать ситуацию эмоционально нестабильного самоубийцы на себя, а по-другому почему-то не получалось.

Ей нужно было нечто большее, чем то, что она уже знала. Аргумент поважнее, финальное успокоение. Ей тоже хотелось дать себе право вычеркнуть Дерека из памяти!

Поэтому она снова обратилась за помощью к Джоне. Ольга понимала, что он не рад, а она стремительно теряет баллы рейтинга у мужчины, который ей действительно нравится; все же поступить по-другому не могла.

Джона то ли понял это, то ли вспомнил, что с молодыми женщинами на территории клиники беда, – Оля не знала и не хотела знать. Ей важен был лишь результат: хирург скинул ей на почту копию медицинской карты Дерека.

Она хотела побольше узнать о его психических диагнозах, чтобы убедиться: он был достаточно безумен, чтобы отправиться в темный лес в разгар метели. А вместо этого Оля обратила внимание на кое-что другое.

Нет, диагнозы психиатра там тоже были, но в них Оля толком не разобралась. Зато она обратила внимание на зрение Дерека: минус четыре на оба глаза. В принципе, не так уж много, и понятно, почему он не носил очки. Такого зрения вполне достаточно, чтобы работать с компьютером, который ты держишь в руках.

Но можно ли при таком зрении самостоятельно найти путь в темноте? А через незнакомый лес? А в метель? Да еще и разглядеть при таких условиях дерево, с помощью которого ты решил затейливым способом покончить с собой? Хотя история с деревом не признана самоубийством, тут как раз плохое зрение намекает на несчастный случай… Так ведь это не отменяет все остальные обстоятельства!

Хотелось посоветоваться с Джоной, однако Оля слишком хорошо понимала: врач пошлет ее подальше. Он и в карту ей заглянуть позволил, только чтобы она успокоилась! Если Оля использует его одолжение, чтобы к нему же приставать, ничего хорошего из этого не выйдет. Ей только и оставалось, что проверить самой. С хорошим зрением это не так просто, но попытаться можно. Оля прикрыла глаза так, что мир сузился до полоски между почти сомкнувшимися веками, да и эта полоска была нечеткой – мешали подрагивающие ресницы. Не то же самое, что минус четыре, но сойдет.

Она не стала подходить к палате Дерека, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания, стартовала у лестницы. Но это было не такой уж большой погрешностью: от палаты до выхода на лестницу недалеко, он бы справился.

А вот на лестнице ему пришлось бы намного сложнее. Даже сейчас, когда из окон пробивался рассеянный дневной свет, Оля вынужденно замедлилась, чтобы не покатиться по ступеням, сливающимся в единое серое пятно. Ночью, при отключенном электричестве, Дереку и вовсе пришлось бы двигаться на ощупь!

Это было возможно, да, но не быстро. Сколько же медсестра занималась своими делами, не проверяя, как там пациенты?

Оказавшись на первом этаже, он должен был раздобыть одежду. Подготовиться заранее Дерек не мог, он все время оставался в палате. Получается, мужчина был в том же положении, что и Оля сейчас: знал свою цель, но понятия не имел, как ее достигнуть.

Оля огляделась по сторонам, но с почти закрытыми глазами обнаружить служебный гардероб оказалось не то что сложно – нереально! На него не было никаких указаний… Официальная версия произошедшего с Дереком оставалась убедительной только на первый взгляд, однако сыпалась на уровне деталей.

– Что вы делаете? – вдруг прозвучало в паре шагов от нее.

Оля даже не бралась сказать, что поразило ее больше: неожиданно оказавшаяся рядом женщина или то, что эта женщина обратилась к ней на русском. Да еще и застала за таким странным занятием! Переводчица щурится, крутится на месте… Вот и как это объяснить?

Смущенная, Оля поспешила обернуться к окликнувшей ее женщине и даже начала придумывать оправдание, но слова будто застыли в горле, когда она увидела, кто с ней говорит.

То, что это одна из пациенток, было понятно с первого взгляда. Голос звучал молодо, а вот определить ее возраст по внешности не представлялось возможным. Все ее лицо потеряло четкую форму, опухло, пошло волнами, однако не от старости – кожа просто изменилась. Да и цвет был неровный – серовато-бледный, с красными и светло-коричневыми пятнами. Оля никогда бы не произнесла такое вслух, но лицо этой женщины напоминало не человека, а пародию на человека. Будто взяли из музея восковую фигуру – и поднесли к полыхающему пламени камина.

Сама женщина пыталась приноровиться к новой внешности как могла. Поверх рубцов, покрывающих ее лицо, был вполне умело нанесен макияж: там, где травма стерла привычные черты, пациентка нарисовала их заново. Под четкими линиями темных бровей весело блестели уцелевшие карие глаза. Похоже, несмотря на все сложности, женщина умудрялась сохранять хорошее настроение, и это уже внушало уважение.

– Я…