Этика и материалистическое понимание истории - Карл Каутский

Но и сама война изменяет свои формы в течение общественного развития. Меняются также и причины, вызывающие её.

Первоначальная причина, необеспеченность источников пропитания, теряет силу с того момента, как развиваются земледелие и скотоводство. Но в то же время возникает новая причина войны: обладание богатством — не частная собственность, но собственность племени. Наряду с племенами в плодородных местностях мы видим племена, живущие в неплодородных; наряду с воинственными и бедными кочевыми пастухами мы находим также и оседлых крестьян, отвыкших от употребления оружия, хозяйство которых даёт большие излишки, и т. д. Война становится грабежом или защитой от грабежа, и в основе своей она осталась такою и до сих пор.

Но и этот род войны содействует ещё развитию социальных инстинктов до тех пор, пока собственность племени остаётся по преимуществу общей. Напротив, развитие социальных инстинктов, вследствие войны, прекращается по мере того, как в обществе образуются враждебные классы со своей особой собственностью и война всё более становится делом одних только господствующих классов, которые стремятся к тому, чтобы увеличить район своей эксплуатации или же захватить место другого господствующего класса в соседней стране. В таких войнах для угнетённых классов вопрос часто идёт уже не об их существовании, ни даже о лучшем или худшем образе жизни, но только о том, кто должен быть их господином. С другой стороны, армия становится теперь или аристократической армией, в которой народные массы не принимают участия, или же, если они принимают, то — наёмной или принудительной армией, находящейся в распоряжении господствующих классов; она должна жертвовать своей жизнью не для охраны своей собственности, своих жён и детей, но для защиты чужих интересов, часто даже враждебных собственным. Не социальными уже инстинктами, а страхом перед неумолимо жестокими наказаниями связываются ещё такие армии в одно целое. В них возникают раздоры, благодаря ненависти массы к вождям и благодаря безразличному отношению и даже недоверию этих последних к своим подчинённым.

На этой ступени война перестаёт быть школой социальных чувств для народной массы. Для военных, господствующих классов она становится школой презрительного высокомерия по отношению к угнетённым классам, так как она учит господствующих обращаться с последними так же, как с простыми солдатами в армии, принуждать их к беспрекословной покорности категорическим приказам и беспощадно распоряжаться их силой и даже жизнью.

Такое развитие войны, как мы уже сказали, является следствием развития собственности, которое в свою очередь проистекает из развития техники.

Каждым предметом, который производится в обществе или же при помощи которого в нём производят, кто-нибудь должен распоряжаться или же иметь право распоряжаться, будь то личность, группа или же целое общество. Характер этого распоряжения сначала сам собою вытекал из природы вещей, из природы способа производства и из природы продуктов. Кто сам делал своё оружие, тот пользовался им сам, как и тот, кто делал для себя одежду или украшение; но также естественно следовало и то, что в жилище, которое воздвигалось общими силами рода, этот последний и жил сообща. Таким образом, прежде всего создавались различные виды пользования разными вещами и, повторяясь из рода в род, превращались, наконец, в прочные обычаи.

Так возникло обычное право, которое затем было ещё расширено благодаря тому, что, как только возникали раздоры из-за способа употребления или из-за лиц, которые имели право распоряжаться вещью, вопрос об этом решали собрания членов общества. Право возникло не из какого-нибудь заранее придуманного законодательства или общественного договора, но из обычая, основывающегося на технических условиях и, — где этого одного не было достаточно, — на отдельных приговорах общества, судившего от случая к случаю. Так понемногу возникло разнообразное право собственности на различные средства производства и продукты общества.

Но в начале больше имела перевес всё же общая собственность, а именно, собственность на средства производства, на сообща вспахиваемую землю, на оросительные каналы, дома, конечно также и на стада скота и многое другое. Эта общая собственность также должна была чрезвычайно усиливать социальные инстинкты и интерес к обществу, но также и увеличивать значительно подчинение обществу и зависимость от него.

Частная же собственность отдельных семей или индивидуумов действует, напротив, совершенно иначе, как только она достигает такого распространения, что начинает вытеснять общинную собственность. Наступает это с того момента, как вследствие растущего разделения труда отдельные ремёсла начинают отделяться от земледелия, в котором они представляли собой до сих пор побочные занятия; с того момента, как они стали самостоятельными и всё более разветвлялись.

Это развитие обозначает расширение размеров общества путём разделения труда, увеличение числа тех людей, которые образуют общество тем самым, что они работают друг на друга и, следовательно, в своём существовании взаимно зависят друг от друга. Но это расширение общественного труда совершается не в том смысле, что расширяются размеры общинного труда, но в том смысле, что от общинной работы обособляются отдельные виды её и становятся частными занятиями самостоятельных производителей, которые производят то, что потребляют уже не они сами, и напротив, для своего потребления выменивают продукты других производств.

Таким образом, производство сообща и общие средства производства более крупных, в значительной степени самодовлеющих, обществ, например, марки или, по крайней мере, домашнего товарищества, отступают на задний план по сравнению с частным производством и частной собственностью отдельных индивидуумов или пар с их детьми, которые производят товары, т. е. изготовляют продукты не для собственного потребления, но для продажи, для рынка.

Но тут наряду с частной собственностью, которая, если и не в такой высокой степени, то всё же существовала и раньше, наступает в обществе совершенно новый момент: конкуренция различных отдельных производителей одной и той же отрасли, которые борются друг с другом из-за преобладания на рынке.

Часто рассматривают конкуренцию, наравне с войной, как форму борьбы за существование, которая наполняет всю природу. Фактически же и та и другая возникают из технического прогресса человечества и являются его специальными особенностями. И та и другая отличаются от борьбы за существование в животном мире тем, что эта последняя является борьбой индивидов или целых обществ против окружающей природы, борьбой против одушевлённых или неодушевлённых стихийных сил, в которой скорее всего сохраняются и размножаются те, кто лучше всего вооружён против всяких могущих быть случайностей. Но она ни в коем случае не является борьбой на жизнь и смерть против других индивидов того же вида — за исключением только некоторых хищных животных, у которых однако тоже этот вид борьбы играет в высшей степени подчинённую роль в борьбе за существование, и исключая также борьбу при половом подборе. Только у одного человека, благодаря его усовершенствованным орудиям, выступает на первый план борьба против индивидуумов того же вида, как средство укрепиться в борьбе за существование. Но и в этом случае также существует огромная разница между войной и конкуренцией. Война — это борьба, которая возгорается между двумя обществами, она ведёт к нарушению производства, и вследствие этого нигде не может стать постоянным явлением. Но она вызывает, по крайней мере там, где ещё не развилось резких классовых противоречий, сильную социальную сплочённость, следовательно, чрезвычайно способствует усилению социальных инстинктов. Конкуренция же, напротив, является борьбой между личностями, именно между членами одного и того же общества. Это своего рода регулятор, конечно, очень странный, поддерживающий в действии совместную общественную работу отдельных производителей и приводящий к тому, чтобы эти частные производители в конечном счёте постоянно производили общественно необходимое, т. е. необходимое при данных общественных отношениях. Если война является временным нарушением производства, то конкуренция представляется его постоянным и неизбежным спутником там, где существует товарное производство.

Как война, так и конкуренция представляют огромное расточение силы, но вторая является также и средством, приводящим к чрезвычайному напряжению всех производительных сил и к самому быстрому их усовершенствованно. Поэтому она имеет огромное хозяйственное значение до тех пор, пока не создаст таких гигантских производительных сил, что рамки товарного производства станут для неё настолько же тесными, насколько прежде тесны были рамки общественного или кооперативного первобытного хозяйства для возрастающего разделения труда. Перепроизводство не менее, чем искусственные ограничения производства посредством предпринимательских союзов, свидетельствует, что уже прошло то время, когда конкуренция, как двигатель производства, содействовала общественному развитию.