Царство Страшных - Керри Манискалко

задыхалась. На меня обрушилась паника, я вдруг почувствовала, что нахожусь на грани смерти. В голове пронеслось предупреждение.

Смерть была не моей. Пока что.

Я закрыла глаза, осознавая, что мне надо отпустить это, отдаться силе, сокрушающей клетку. В эту же секунду, когда я представила, что плыву, а не тону, это безумное чувство затихло. Затонувшие воспоминания сначала всплыли, а потом вырвались на свободу.

Я открыла глаза и Гнев резко вздохнул. Такая слабая реакция, что ее можно и не заметить, если бы она исходила от кого-либо другого, кроме него, но я знала, что это начало конца. Истина, за которой я так долго гналась, больше не скрыта магией.

— Я помню. — Мой голос был хриплый, будто бы я кричала несколько часов.

Возможно, так и было. Время казалось странным. Мой принц выглядел уставшим, но полным надежд.

— Я знаю, кто я.

Теперь кинжал Гнева находился в его руке. Он встал и жестом попросил сделать то же самое. Мы подошли к зеркалу, находившимся возле купальни и Гнев кивнул на него.

— Скажи мне, что ты видишь? Кого ты видишь?

Сверкающие розово-золотые ирисы смотрели на меня. Знак моей истинной силы. Хотя часть меня не была удивлена так, как следовало бы. Возможно где-то глубоко внутри, туда, где заклятье не вонзило свои когти, я знала. Всегда были причины, почему я лучше всего связана со своим выбором греха.

Слова Селестии вернулись ко мне из той ночи в Кровавом лесу; Старуха сказала, что Гнев был моим отражением. Я подозревала, но не могла справиться с правдой, понять как.

Теперь правда смотрела на меня, ожидая.

— Я вижу ярость.

— И.

Мой огонь. Мою злость. Та древняя, ужасающая сила, которой я могла едва касаться. Все это принадлежит мне.

— Я вижу богиню, которая управляет ею.

— Я вижу равную себе. Мою королеву.

Гнев вручил мне свой клинок, его губы соблазнительно изогнулись. Он казался более легким, чуть менее весомым, будто кошмар наконец закончился. Я не была уверена, но прикусила язык. Я не могла вспомнить множество вещей, а это значит, что даже с силой Гнева, внутри меня проклятие не разрушено до конца.

Мои воспоминания только начали выползать из трещины, которую мы проделали, и у меня закрадывалось подозрение, что многие другие ужасающие вещи ждут своего открытия.

Гнев притянул меня к себе, и, спрятавшись в безопасности его рук, я надеялась, что он прав. Даже если проклятие не снято полностью, теперь все будет лучше. Он приблизил свой рот к моему уху и прошептал: «С возвращением, ваше величество».

Семь

— Мне нужно подписать клятву крови. — Гнев поцеловал меня в лоб, затем надел штаны. Это было так нормально, обыденно, после катастрофического осознания того, кем я была. После того, что мы только что сделали, не говоря уже о созданной нами сцене и возможных последствиях разрушения Гневом части замка брата. И терроризма над герцогом. Богиня всевышняя. Герцог. После того, как его страх прошел, я подумала, что ему будет стыдно за то, что он испачкался перед другими представителями знати. Последние несколько часов были похожи на дикий, многолетний лихорадочный сон. — Мы можем обсудить все детали, как только вернемся домой. С тобой все будет в порядке?

Я продолжала смотреть на свое отражение в зеркале. Я не была ведьмой. Я была богиней ярости. Если бы я только что не стала свидетельницей правды, то до сих пор в нее не поверила бы. Мои радужки медленно вернулись к теплому коричневому цвету, к которому я так долго привыкала, еще одно напоминание о том, что я еще не полностью освободилась от проклятия.

— Да.

Гнев наблюдал за мной, отмечая момент, когда я действительно посмотрела на кинжал. Это был не его клинок Дома, как я думала. Вблизи он был немного меньше, чем его. Более легкий.

У змеи также не было бледно — лиловых глаз; драгоценные камни в этом кинжале были темно — розовыми. Лианы обвивались вокруг рукояти, изящно обвивая змею, очень похожие на те лозы, которые я призвал ранее в его ванне.

— Он твой, — сказал Гнев, отвечая на мой невысказанный вопрос, пожав плечами и надевая свежую, новую рубашке. Я искала воспоминание о кинжале, но совершенно его не узнавала. Гнев оказался передо мной, поднимая мой подбородок, пока я не встретила его пристальный взгляд. — У меня никогда не было возможности отдать его тебе раньше. Но он правда твой. Я делал его сам.

Мое внимание снова переключилось на кинжал. Мне понравилось ощущение этого. Его вес. Всё было идеально для меня. Точно так же, как одежда, которую он оставил в моем шкафу, когда я впервые вошла в этот мир. Потому что Гнев знал меня. Так чертовски долго. Я не была восемнадцатилетней ведьмой; Я была нестареющим существом. Не в силах полностью осознать, что это значит, я отбросила эти мысли, сосредоточившись на оружии в моей руке. У меня был собственный кинжал Дома.

Беспокойство гложет меня.

— Теперь, когда мы завершили физическую часть наших брачных уз, будет ли применяться ко мне решение, которое ты ранее издали относительно Виттории? — Я спросила.

— Ты официально не член моего Дома, пока не принесешь клятву крови. — Он застегнул рубашку, казалось, тщательно подбирая следующие слова. — И указ дает каждому двору право поступать так, как он считает нужным. Технически это позволяет мне делать что угодно, не нарушая присяги. Мы найдем Витторию раньше, чем это сделают мои братья. Тебе не придется приносить клятву крови, если только ты этого не хочешь. На самом деле, я мог бы продумать, как мы можем организовать нашу совместную клятву.

Если бы я еще не знала, что люблю его, это решило бы его судьбу. Я снова посмотрела на свой кинжал, формируя новое воспоминание.

— Виттория — богиня смерти, не так ли?

— Да.

Истерический смех подкатил к моему горлу, но я подавила его, отказываясь плакать вместо этого. Я молилась богине смерти и ярости бессчетное количество раз после «смерти» Виттории. Она была божеством, с которым я больше всего общалась во время своих поисков мести. Теперь я знала почему.

Вот только все оказалось намного сложнее, чем я могла себе представить.

Вместо одного божества было две богини: Смерти и Ярости.

Даже сейчас, видя, как мои глаза меняют цвет от моей силы, мне было трудно принять это. Я выросла. Имела смертную семью. Прожила ничем не примечательную жизнь в Палермо до того, как моя сестра «умерла»