Любовь небесного цвета - Игорь Кон

Быть больным неприятно, но лучше, чем преступником или «неназываемым». Французский писатель американского происхождения Жюльен Грин (1900–1998) с детства влюблялся в мальчиков, но понятия не имел, что это значит, пока в студенческие годы такой же закомплексованный приятель не дал ему книгу Эллиса:

«Оставшись один, я открыл книгу, и она меня потрясла… В течение нескольких минут, весь мир изменил свой облик в моих глазах, стены моей тюрьмы исчезли, как туман под дуновением ветра. Оказывается, я не один».

Сексологические идеи и понятия быстро стали достоянием массовой прессы и художественной литературы. Литературные персонажи и их авторы приняли предложенные медициной образы и стали разыгрывать предусмотренные сценарием роли. Однако медикализация однополой любви, как и сексуальности вообще, будучи исторически неизбежной, означала также большие социальные и психологические издержки. Не уничтожая старой стигмы, медицинская концепция гомосексуальности придала ей необычайную стабильность. Когда человеку говорили, что он преступник, он мог протестовать, доказывая чистоту своих намерений. Против врачебного диагноза он был бессилен: доктор знает лучше. Максимум, на что могли рассчитывать больные люди — снисходительное и подчас брезгливое сочувствие: да, конечно, это не их вина, но все-таки…

Неоднозначными были и сдвиги в общественном сознании. Психологизация гомосексуальности сделала видимыми такие ее признаки, которым раньше не придавали значения. Сверхбдительные викторианцы, по невежеству, могли не замечать даже самых очевидных проявлений гомоэротизма. Это распространялось и на искусство. Известный английский художник Генри Скотт Тьюк, «Ренуар мальчишеского тела», рисовал очаровательных нагих мальчиков, но поскольку их гениталии были прикрыты, никаких проблем у художника не возникало. Никто не видел гомоэротических мотивов в творчестве Редьярда Киплинга или любимого поэта королевы Виктории лорда Альфреда Теннисона.

Еще тщательнее маскировались подобные чувства в пуританской Америке. Как и в Европе, единственным морально приемлемым контекстом гомоэротики была мужская дружба, где чувственность оставалась неосознанной или сублимированной. Такую дружбу ярко описывали философ-неоплатоник Ральф Уолдо Эмерсон (1803–1882), переживший в годы своей учебы в Гарварде сильную влюбленность в одноклассника, и его друг и единомышленник писатель Генри Дейвид Торо (1817–1862). Многие гомоэротические аллюзии автора знаменитого «Моби Дика» Германа Мелвилла (1819–1891) и его младшего современника Генри Джеймса (1843–1916) раскодированы только в последние десятилетия. Достаточно зашифрован и самый знаменитый из американских «голубых» классиков Уолт Уитмен (1819–1892).

Мужчина или женщина, я мог бы сказать вам, как я люблю вас, но я не умею,Я мог бы сказать, что во мне и что в вас, но я не умею,Я мог бы сказать, как томлюсь я от горя и какими пульсами бьются мои ночи и дни.

Чтобы индивидуальные психосексуальные особенности превратились в социальную идентичность, нужна была гласность. И она действительно пришла в конце XIX в. в виде серии отвратительных скандалов и судебных процессов.

Первым был процесс Оскара Уайльда (1852–1900). Гомоэротизм знаменитого драматурга не был в Англии большим секретом, его манеры и дружеские связи вызывали пересуды еще в студенческие годы в Оксфорде. Однако увлечения красивыми мальчиками не помешали Уайльду жениться и произвести на свет двух сыновей. Впервые 32-летнего Уайльда в 1886 г. соблазнил 17 летний студент Роберт Росс, «маленький Робби». Их недолгая связь открыла Уайльду его подлинную сущность, он перестал жить с женой (та не догадывалась об истинной причине охлаждения мужа), зато его стали постоянно видеть в обществе юных проститутов.

«Портрет Дориана Грея» (1890), подобно пьесам Уайльда, стал знаменем эстетизма и раздражал консерваторов язвительными нападками на обыденную мораль, скепсисом и идеей вседозволенности. Это было также первое изображение однополой любви в серьезной английской литературе. Хотя прямо о ней ничего не сказано, подготовленному читателю все было достаточно ясно. После публикации книги крупнейший английский книгопродавец отказался распространять ее, считая «грязной», однако она имела шумный успех среди молодежи и за рубежом.

К несчастью Уайльда, среди его страстных поклонников оказался начинающий поэт, 21-летний красавец лорд Альфред Дуглас (1870–1945). Перечитав «Портрет» не то 9, не то 14 раз, он написал Уайльду письмо, они встретились и вскоре стали любовниками. Юный Бози, как называли его друзья, по-своему любил Уайльда, но это был типичный Нарцисс, который может только брать. Он разоряет и компрометирует Оскара, втягивает его в отношения с мальчиками-проститутами, они соперничают между собой из-за этих мальчиков. Бози забывает в карманах любовные письма Уайльда, и тот вынужден выкупать их у шантажистов. Оскар и Альфред вместе показываются в свете, давая пищу сплетням. Буйный и вздорный характер Бози провоцирует частые ссоры, Уайльд несколько раз пытается порвать отношения, но у него не хватает характера, как только Бози просит прощения, Уайльд сдается.

В дело вмешивается отец Бози, старый маркиз Куинсбери. Не найдя общего языка с сыном, который его ненавидит, Куинсберри послал Уайльду открытую записку, в которой назвал его «сомдомитом» (именно так). Благоразумные друзья советовали Уайльду пренебречь оскорблением или на время уехать заграницу, но под нажимом Бози Уайльд возбуждает дело о клевете. Это была большая глупость. Литературные обвинения и буквальное истолкование любовных писем к Бози Уайльду удалось отвести, но когда адвокаты маркиза предъявили суду список из 13 мальчиков, с указанием дат и мест, где писатель с ними встречался, он стал из обвинителя обвиняемым.

На первом суде Уайльд держался героически, защищал чистоту своих отношений с Дугласом и отрицал их сексуальный характер. Его речь, из которой взят эпиграф к этой главе, произвела на публику впечатление. Доказать «чистоту» отношений с юными проститутами было сложнее. Уайльд и тут был блестящ, но дело было заведомо безнадежным. Куинсбери был оправдан, а против Уайльда возбуждено уголовное дело. Друзья советовали ему бежать во Францию, он отказался, был арестован и посажен в тюрьму (Бози благоразумно укрылся во Франции). В итоге нового процесса Уайльд и один из проститутов были приговорены к двум годам каторжной тюрьмы. Началась дикая травля в печати.

За этим — два года тюремного заключения (Уайльд рассказал о них в «Балладе Редингской тюрьмы»), отягощенные напряженными отношениями с Дугласом, которого Уайльд продолжал любить и в то же время считал виновником своих несчастий. В обращенной к Альфреду исповеди De Profundis (1897) он не только сводит их личные счеты, но и защищает свою любовь против жестокого общества и несправедливых законов. Однако силы Уайльда были подорваны. После освобождения в мае 1897 он живет во Франции, снова сходится с Бози. Опять непосильные расходы, общие мальчики, безденежье, отвернувшиеся друзья. Самым верным оказался маленький Робби, который после смерти Уайльда как его литературный душеприказчик расплатился с долгами писателя и помогал его детям; после смерти его прах захоронен в могиле Уайльда на кладбище Пер Лашез.

Процесс Уайльда многих напугал, но в его лице геи приобрели фигуру мученика, очень важную для их будущего освободительного движения.

Другая серия скандалов, с явной политическую подоплеку, разразилась в Германии. В ноябре 1902 г., покончил самоубийством богатейший промышленник, глава знаменитого концерна Фридрих Крупп, после того как левая пресса разоблачила гомосексуальные оргии на его вилле на острове Капри. Вскоре затем журналист Гарден разоблачил гомосексуальные связи нескольких лиц из ближайшего окружения Вильгельма II, включая личного друга кайзера князя Эйленбурга-и-Хертфельда и графа Куно фон Мольтке, чьи нежные письма к Эйленбургу появились в печати.

Подобно Уайльду, оскорбленные аристократы обратились в суд и категорически отрицали свою гомосексуальность. Да, говорил Эйленбург, «я был в юности восторженным другом и горжусь этим… Одна из тончайших немецких добродетелей — способность к дружбе. У меня были глубокие отношения с мужчинами, которым я писал восторженные письма, и я не жалею об этом. Мы знаем, что наши великие герои, Гете и другие, тоже писали своим друзьям нежные письма». Но перед свидетельством баварского рыбака Эрнста, сексуальными услугами которого он пользовался в своем родовом замке, князь был бессилен.

В Англии между двумя мировыми война главными рассадниками и духовными центрами однополой любви оставались Оксфорд и Кембридж. Именно в Кембридже возник кружок так называемых «Кембриджских апостолов», позже получивший название группы Блумсберри (по имени района в Лондоне, где они с 1904 г. регулярно собирались в доме сестер Стивен на Гордон-сквер). Наиболее известными членами этого интеллигентского кружка-салона были популярный романист Литтон Стрэчи, экономист Джон Мейнард Кейнз, историк Голдсуорси Дикинсон, писатель Э[двард] М[орган] Форстер, писательница Вирджиния Вулф. В доме на Гордон-сквер бывали не только гомосексуалы, но последние явно преобладали. Свободная дружеская атмосфера благоприятствовала вольным разговорам и шуткам, в традициях Уайльда. Некоторые члены кружка были связаны любовными отношениями. Хотя никто из них, за исключением Форстера, не выступал публично в защиту однополой любви, они язвительно высмеивали викторианское ханжество и не стеснялись собственной сексуальности, а их высокая интеллектуальная репутация придавала респектабельность и ей. Впрочем, в своих литературных произведениях они большей частью пользовались эзоповым языком.