Лирика - Лариса Рубальская

У него была своя квартира и, когда Веруня приходила утром на работу веселая, мы, не спрашивая, знали, что она ночевала у Поля, и опять надеется, что все-таки она когда-нибудь станет его женой. Но время шло, а предложения не поступало. Наоборот, в последний Новый год Вера просидела дома одна, прождала Поля. Но он не появился. Вера появилась на работе заплаканная, часто набирала номер телефона, слушала голос своего мучителя и клала трубку. Иногда она просила меня позвать кого-нибудь к телефону, а потом сказать, извините, мол, ошиблась. Мне этого делать не хотелось, но Веру было жалко, и я шла на поводу. Однажды вместо голоса Поля я услышала голос какой-то девушки, но, сделав в очередной раз вид, что ошиблась, Вере ничего не сказала. И бедняга продолжала ждать и надеяться.

Мы в библиотеке жили все как дружная семья и очень переживали за Веру Ивановну, но радость часто ходит рядом с печалью. И этой радостью с нами делилась Светланка – наша новая библиотекарша. У нее была любовь, и Светка цвела. Но, боясь, чтоб кто-нибудь не сглазил ее счастье, она подробности, как тайну, не разглашала.

В то утро, когда Светка явилась на работу с опозданием и какая-то растерянная, мы поняли, что любовь ее вошла в новую фазу, но деликатно ни о чем расспрашивать не стали. Время от времени счастье перехлестывало за борта Светкиной осторожности, и она нечаянно проговаривалась о какой-нибудь детали своего романа.

Как-то раз, когда мы уже отчаялись помочь Вере и устали ей сострадать, она взяла да и пришла веселая. Точно такая же, как тогда, когда ночевала у Поля. Мы накинулись на нее: – Веруня, рассказывай, новый роман? Кто он?

– Да никакой не новый, старая любовь не ржавеет. Мой появился. Сам пришел, сказал, что соскучился и к себе меня повез. Такой был, каким уже его забыла. Ой, девчонки, не жить мне без него.

Мы все вместе радовались, что все так хорошо складывается, и Вера Ивановна и новая Светланка ходили довольные и счастливые, каждая в своей любви.

В один из вечеров мы все после работы решили немножко задержаться – был день рождения Светланы, и нам хотелось его отметить. Мы скинулись деньгами, купили бутылку сухого вина, икры кабачковой и вафельный торт, сели пировать. Светка выпила полстаканчика вина, повеселела, стала откровенней, чем обычно, про Петрушу своего рассказывать. Сказала, что он играет на саксофоне в каком-то ресторане и иногда даже бывает занят всю ночь, и тогда Светка ему даже не звонит – боится побеспокоить уставшего музыканта. И вообще он у нее необыкновенный, и скоро они поженятся, и она переедет жить к нему и ждать его с работы в его необыкновенной квартире. Сама квартира-то обычная, но на всех дверях необычные ручки – в виде голов львов, раскрывших пасти, – и в комнатах, и на кухне, и в ванной, и даже в туалете с обеих сторон. И ничего, что она с матерью живет на Чистых прудах, а с Петрушей будет жить далековато от работы, в Чертаново, она с ним и на Северном полюсе жить готова.

Мы слушали, слегка весело захмелев, и вздрогнули от голоса Веры Ивановны, даже не заметив, что она подошла к телефону и набрала номер.

– Светик, иди, разговаривай со своим Петрушей.

И Светка, пораженная, услышала в трубке голос любимого, и не сразу поняла то, что мы все поняли сразу. Пока Светка расчухала, Вера уже рыдала, горько и безнадежно.

Поль – Петруша – бросил наших девок обеих сразу. Ему было проще их бросить, чем выяснять отношения. И ушел фарцевать саксофонами и другими музыкальными инструментами. А девчонки подружились, ни в чем друг друга не упрекали, а, наоборот, вместе пережили общее горе. Единственное, в чем Светка выигрывала, это в том, что была моложе Веры Ивановны на 18 лет и шансов устроить свою жизнь у нее было больше.

Еще в тот вечер исчезновения Томки сидела без шапки Галка, наша самая красивая библиотекарша. Галка замуж вышла в 19 лет, родила девчонку Машку. Вернее, родила двоих девчонок-близняшек, и одна из них была очень слабенькой и прожила всего один день. И Машка тоже родилась слабенькой, но выжила. Галка после рождения девочек вообще забыла, как она сама выглядит и какое время года за окном. День и ночь с Машкой – выхаживала свою крошечку. И выходила. В 10 месяцев жизнерадостный сероглазый бутуз Машка крепко стояла на ножках, держась за кроватку. Галка вздохнула посвободней и огляделась вокруг себя – что же происходило за эти 10 месяцев. И заметила Галка, что ее муж, серьезный школьный учитель истории Игорь, вещички свои собрал и переехал жить к маме, потому что мама сказала сыночку, что Галка его совсем ему внимания не уделяет и готовить ему по-настоящему не готовит, и даже она, мама, заметила, что Игорек пошел на работу в не очень белоснежной рубашке. А история – предмет серьезный, и мальчику надо много готовиться к урокам и хорошо высыпаться. И Игорек съехал к маме. А Галка, все 10 месяцев не отходившая ни на шаг от малышки Машки, измученная ее болезнями, одна выходила доченьку. И переезд Игоря она расценила как предательство, а предатель ей не нужен.

Сейчас Машка уже ходила в среднюю группу пятидневки, и Галка была спокойна. Сидела без шапки и дергалась меньше всех.

Теперь, перед тем как вернуться к Томке – вы ее еще не забыли? – к Тамаре Автандиловне Поповой, царице-охотнице, я несколько слов скажу о том, что в это время происходило со мной.

Мне тогда было лет 27, я, конечно, как все, мечтала выйти замуж, но не просто так, а за поэта или писателя, желательно известного. Но пути в этот недосягаемый мир у меня не было. И вдруг директриса нашей библиотеки поручает мне провести читательскую конференцию – обсудить новую модную книжку очень популярного уже молодого писателя. Я эту книгу, конечно, уже прочитала, и писателя считала почти что богом. Ну, написала я объявление насчет конференции, день и час назначила.

И вот этот день настал, народ стал собираться – многие студенты в нашем институте книгу прочитали и обсуждением заинтересовались. Тут директриса наша звонит мне: – Лариса, поднимись в мой кабинет. Вхожу, она – познакомься, в нашей читательской конференции любезно согласился принять участие автор – и бога моего мне показывает. Я, конечно, как заколдованная замерла, а потом пришла в себя и мы втроем пошли конференцию проводить. Я очень старалась, умничала, как могла. А могла неплохо. Книг я прочитала много, все непонятные слова выписывала и в словаре их значения смотрела. Так что, когда хотела, говорила так, как будто я академик какой-нибудь.

И писатель, мой бог, видимо, речью моей заслушался, потому что, прощаясь, предложил мне на следующий день с ним в Центральном доме литераторов поужинать.

Я еле дожила до следующего вечера, надела все самое хорошее, и даже парик напялила – с длинными волосами. Мне показалось, что именно парик сделал из меня необычайную романтическую красавицу. Правда, он не очень плотно лежал на моих густых волосах, но моя соседка Жанна, которая мне парик этот одолжила, сказала, что очень красиво. А Жанна сама была продавщицей в соседнем овощном магазине и в красоте понимала. Мы мои натуральные волосы примяли, лаком густо побрызгали, и парик сел намертво.

Я пришла в ЦДЛ, опоздав минуты на две – надо было на пять, чтоб он поволновался, – это тоже Жанна объяснила, но я не выдержала, и даже эти две минуты были для меня сущим испытанием. В общем, вхожу я, бог мой меня в раздевалку провожает, пальто помогает снять и сдает. А я в это время, от счастья забыв все на свете, снимаю как шапку свой парик и тоже сдаю его гардеробщику.

Не знаю, кто тут больше оторопел – я сама, бог или гардеробщик. Я уже не слышала, что там они говорили, – пальто схватила и на улицу выскочила. Ну и все. Концерт окончен. Он меня догонять не стал. Волосы я потом час от лака отмывала, а Жанке сказала, что накоплю денег и новый парик ей куплю. Но Жанка себя виноватой посчитала и сказала, что новый парик не надо, у нее еще два есть, и, если надо, она мне опять одолжит.

Вот в таком трагикомическом настроении я сидела без перчаток в этот зимний вечер с моими горемычными девчонками.

А Томка все не шла.

Появилась она, как Золушка, с боем часов – в 12 ночи. Ну, вы сами понимаете, что в библиотеке никаких часов с боем не было, просто 12 натикало у всех на руке, и тут открывается дверь и входит Томка, вернее влетает, сразу ко всем целоваться: – Девчонки, милые, простите. Какая же я свинья, – и быстрее все наши вещички снимает.

А мы уже никто не спешим, все равно Ирине самой не оправдаться, придется всем ее до дома провожать, Володе объяснение придумывать. И говорим мы царице нашей Томке: – Да ладно, не переживай ты, ради твоего счастья мы и не на такие жертвы готовы.

А Томка в свое оделась, и как давай плакать: – Какое там счастье! Нету его, счастья. Димка-то не тот, за кого я его приняла. Я к нему и так, и эдак, а он – никак. Ну, думаю, не уйду, пока не заведу – мы же к нему домой зашли. Ну он и стал мне свои листочки показывать и диссертацию вслух читать. А тут звонок в дверь. Димка открывать пошел, а я слышу, – мужской голос ему: – Митюша, здравствуй, любимый. И, слышу, целуются. Уже минуты две прошло, а я все сижу одна. Ну тут я в коридор и вышла. А там этот Гнидко стоит и целует взасос какого-то парня, на девку похожего. Меня заметил, говорит: – Масик, это Тамара из библиотеки, подожди, сейчас я ее провожу.