Дело о пеликанах - Джон Гришэм

Он пребывал в самодовольном одиночестве в стенах Овального кабинета. Его босс был в отъезде, позируя перед камерами, но реальная власть оставалась здесь и правила страной.

Льюис положил на стол толстую пачку листов доклада за последние сутки.

— Есть что-нибудь новое? — спросил Коул.

— Возможно. Французские полицейские, просматривая, как обычно, пленку, отснятую контрольными камерами в парижском аэропорту, опознали, как им кажется, одно лицо. Они сличили пленку с материалом, отснятым двумя другими камерами в зале под разными углами, и затем сообщили в Интерпол. Лицо замаскировано, но Интерпол считает, что это Камель, террорист. Я уверен, что вы слышали о…

— Я слышал.

— Они изучили всю пленку и пришли к убеждению, что он сошел с самолета, прибывшего беспосадочным рейсом из Далласа в среду, примерно через десять часов после того, как было обнаружено тело Джейнсена.

— «Конкорд»?

— Нет, самолет авиакомпании «Юнайтед». Судя по времени съемки и местам расположения видеокамер, они могут следить за всеми выходами.

— А Интерпол связался по этому поводу с ЦРУ?

— Да. Они имели разговор с Глински примерно в час дня.

На лице Коула не отразилось ничего.

— Насколько они уверены?

— На восемьдесят процентов. Он мастер заметать следы, путешествовать таким образом несколько не в его правилах. Поэтому здесь есть в чем усомниться. Мы приложили фотографии и справку для президента. Честно говоря, изучив фото, я не могу сказать что-то определенное. Но Интерпол знает его.

— Он не так уж охотно фотографировался все эти годы, не так ли?

— Да, иначе мы бы знали об этом. К тому же, по слухам, он каждые два-три года ложится под нож, чтобы сделать пластическую операцию и изменить свое лицо.

Коул с минуту раздумывал.

— О’кей. Что, если это Камель, и что, если он связан с убийствами? Что это значит?

— Это значит, что мы никогда не найдем его. В настоящее время он активно разыскивается девятью странами, включая Израиль. Это значит, что кто-то заплатил ему кучу денег, чтобы он применил свой талант здесь. Мы всегда говорили, что это был профессиональный убийца или убийцы, которые скрылись, пока тела еще не успели остыть.

— Это мало что значит.

— Можно сказать, так.

— Отлично. Что у нас есть еще?

Льюис посмотрел на Эрика Иста.

— Ну, у нас есть обычная ежедневная сводка.

— Они довольно пустые последнее время.

— Да, это так. У нас триста восемьдесят агентов работают по двенадцать часов в день. Вчера они опросили сто шестьдесят человек в тридцати штатах. Мы…

Коул остановил его, подняв руку:

— Не стоит. Я прочту это в сводке. Достаточно сказать, что ничего нового нет.

— Вот только один маленький нюанс. — Льюис посмотрел на Эрика Иста, который держал в руках копию изложения дела.

— Что это? — спросил Коул.

Ист заерзал в нерешительности.

Дело весь день шло по инстанциям вверх, пока его не прочитал и не одобрил Войлз. Он отнесся к нему как к выстрелу с дальним прицелом, не заслуживающему серьезного внимания. Однако в деле упоминался президент, и ему понравилась идея о том, чтобы заставить Коула и его босса попотеть. Он дал указание Льюису и Исту передать дело Коулу и преподнести его как важную версию, которую Бюро воспринимает всерьез. Впервые за неделю Войлз улыбался, когда говорил о том, как идиоты из Овального кабинета бросятся в укрытие, когда прочтут это маленькое дело. «Сыграем с ними такую шутку, — сказал Войлз, — скажите им, что мы намерены выделить на это дело двадцать агентов».

— Эта версия выплыла на поверхность в последние сутки и заинтриговала директора. Он боится, что она может навредить президенту.

Ни один мускул не дрогнул на каменном лице Коула.

— Каким образом?

Ист положил дело на стол:

— Здесь все изложено.

Коул бросил взгляд на дело, затем изучающе посмотрел на Иста.

— Отлично. Я прочту его потом. У вас все?

Льюис встал и застегнул пиджак.

— Да, мы пойдем.

Коул проводил их до двери.

Фанфар не было, когда самолет ВВС № 1 приземлился на авиабазе Эндрюс вскоре после девяти. Первая леди находилась в благотворительной поездке, поэтому, когда президент сходил с трапа и направлялся к своему лимузину, его не приветствовали ни друзья, ни члены семьи. Его ждал Коул. Президент опустился на мягкое сиденье.

— Я не ожидал увидеть тебя, — сказал он.

— Мне жаль, но нам надо поговорить.

Лимузин устремился к Белому дому.

— Уже поздно, и я устал.

— Как ураган?

— Впечатляет. Он снес миллионы лачуг и картонных домиков, а нам теперь придется срочно выложить пару миллиардов и строить новое жилье и электростанции. Им нужен хороший ураган каждые пять лет.

— Я приготовил заявление о стихийном бедствии.

— О’кей. Что-нибудь важное?

Коул подал ему копию изложения, получившего известность как дело о пеликанах.

— Мне не хочется читать, — сказал президент. — Расскажи мне о нем в двух словах.

— Войлз и его потешная команда наткнулись на подозреваемого, который пока нигде не фигурировал. Самый непонятный и невероятный подозреваемый. Эту чертову вещицу сочинила какая-то прилежная студентка с юридического факультета Тулейна, и она каким-то образом попала к Войлзу, который прочел ее и решил, что она заслуживает внимания. Имейте в виду, что они отчаянно ищут подозреваемых. Версия настолько притянута за уши, что сама по себе не беспокоит меня. Кто меня беспокоит — так это Войлз. Он решил рьяно взяться за ее разработку, а пресса наблюдает за каждым его шагом. Здесь может произойти утечка.

— Мы не можем контролировать проводимое им расследование.

— Мы можем воздействовать на него. Глински ждет в Белом доме и…

— Глински!

— Успокойтесь, шеф. Я лично передал ему копию этого дела три часа назад и потребовал держать в секрете. Он, может быть, некомпетентен, но секреты хранить умеет. Я доверяю ему гораздо больше, чем Войлзу.

— Я не доверяю ни одному из них.

Коулу было приятно слышать это. Он хотел, чтобы президент не доверял никому, кроме него.

— Думаю, вы должны поручить ЦРУ немедленно заняться этим. Мне бы хотелось знать все, прежде чем Войлз начнет копать. Никто из них не найдет ничего, но если мы будем знать больше Войлза, вы сможете убедить его отступиться.

Президент был в растерянности.

— Это внутреннее дело. В функции ЦРУ не входит копаться в этом. Это незаконно, по всей видимости.

— Это незаконно с технической точки зрения. Но Глински сделает это для вас, и он может сделать это быстро, тайно и более тщательно, чем ФБР.

— Это незаконно.

— Это делалось и прежде, шеф, много раз.

Президент смотрел на проходящие машины. Его глаза были припухшими и покрасневшими, но не от усталости. Он спал три часа в самолете. Это был образ опечаленного и обеспокоенного деятеля, который он в течение дня разыгрывал перед камерами и из которого ему было трудно выйти.

Он взял дело и швырнул его на свободное сиденье рядом с собой.

— Это кто-то, кого мы знаем?

— Да.

Глава 14

Новый Орлеан просыпается медленно, потому что это ночной город. После наступления рассвета он еще долго остается тихим, затем вытряхивает из своего чрева такси и лениво устремляется в утро. В нем нет утренней спешки, за исключением пригородных магистралей и улиц делового центра. Это характерно для всех городов. Но во Французском квартале, являющемся душой Нового Орлеана, ночные запахи виски, сладких лепешек и вяленой красной рыбы висят над пустынными улицами до самого восхода солнца. Часа через два их вытеснит аромат французского кофе и пирожков, и к этому времени на тротуарах нехотя появляются первые прохожие.

Сжавшись в комочек, Дарби сидела в кресле на небольшом балкончике, пила кофе и ждала восхода солнца. В нескольких метрах от нее, за открытой балконной дверью, находился Каллаган, все еще опутанный простынями и мертвым сном. Дул прохладный ветерок, но к обеду возвратится душная влажность. Она поплотнее запахнула его халат у себя на груди и вдохнула густой аромат его одеколона. Вспомнился отец и его мешковатые простые рубахи, которые он разрешал ей надевать в детстве. С закатанными до локтей рукавами и полами, доходящими до колен, она отправлялась с друзьями бродить по темным закоулкам, искренне веря, что нет никого отчаяннее на свете, чем она. Отец был ее другом. Ко времени окончания высшей школы она стирала его одежду, аккуратно утюжила и развешивала на плечиках в гардеробе. В ее памяти до сих пор сохранялся запах «Грэй Фланнел», которым он каждый день плескал в лицо.

Если бы он был жив, то был бы на четыре года старше Томаса Каллагана. Ее мать вышла замуж повторно и переехала в Бойсе. У Дарби был брат в Германии. Они трое редко говорили друг с другом. Ее отец был своего рода клеем, скреплявшим эту своенравную семью, и его смерть разбросала их в разные стороны.