За гранью грань - Ольга Романовская

Помедлив, сделала маленький шажок к треугольнику. Навсей подгонял, а мне идти не хотелось. Шестое чувство шептало, ничего хорошего в этой комнате не случится, а заверения Геральта – пустое сотрясание воздуха. С такой ухмылкой мальчишки-садисты мучают котят. Да и чего еще ожидать от темного? Они не выносят лангов; представляю, как сильны чувства к светлым! Только я не светлая, вернее, светлая, но не та. У меня мать и отец – ланги, сестра была… тоже… Они все блондины, они меня любят. Талия намеренно солгала, спасая свою жизнь, отняла мою.

Видимо, устав ждать, Геральт ухватил поперек тела и поставил внутрь треугольника. Метнулась обратно, но поздно, невидимая граница не пускала, отталкивала. Я билась, словно птица в клетке, с полными ужаса глазами наблюдая за тем, как навсей плетет вязь заклинания. Посох вновь оказался в его руке, острие указывало на меня. Не выдержав, всхлипнула и упала на колени.

– Пожалуйста! – В мольбе простерла руки к Геральту. – Не убивайте, прошу вас! Я ничего вам не сделала, я вас лечила, я даже колдовать не умею…

Слова потонули в плаче. Малодушно? Быть может, но геройствовать перед лицом смерти не получалось. Даже в ногах валялась бы, лишь бы навсей пощадил.

– Перестань! – поморщился Геральт и, растянув губы в плотоядной улыбке, пообещал: – Надумаю убивать – скажу.

Посох ударил в каждое основание треугольника, и он вспыхнул, обвив меня сизым дымом. Не могла пошевелиться, даже дышать не могла. Неведомая сила оторвала от пола и раскинула в сторону руки. На мгновение показалось – убьет, но нет, шло время, а я просто висела над полом. Такое называлось левитацией, вживую никогда не видела и уж точно не чувствовала. Страшно и немного щекотно. Почему страшно? А вдруг невидимые нити оборвутся и я упаду? Чтобы меньше бояться, зажмурилась.

– Светлая! – хрипло выдохнул Геральт.

Осторожно приоткрыла глаза и охнула. Меня объяло кипенно белое свечение. Я будто светилась изнутри, даже кожа стала прозрачной.

– Дух, – рявкнул навсей, – мне нужен труп ланги. Той самой, из Мира воды. Достань и принеси сюда. Даже если не целиком, все равно неси.

– Слушаюс-ссс-сь! – раздалось из угла, и едва заметное облачко поплыло к двери.

Икнула. То есть этот дух повсюду? Или он в доме не один?

– Сейчас сниму, – наконец обратил на меня внимание Геральт, – и поговорим. У меня в кабинете, – поспешил добавить он, поморщившись при виде моей плаксивой гримасы, – не в подземелье. Я хочу знать, откуда ты взялась.

– А потом? – Сердце замерло в ожидании страшного ответа.

– Навестим Талию. Или решила, будто скормлю керберам?

Навсей зло рассмеялся и коснулся концом посоха живота. Не тем, который с камнем, а лезвием. Все, что могла, – охнуть. Клинок оказался острым, резал ткань легким прикосновением.

– Вы… вы ненавидите светлых больше лангов? – вырвался из груди слабый писк.

Только сейчас сообразила: вновь дышу. Только надолго ли? Лезвие уже пронзило корсет, подбираясь к коже. Ранение в живот… Как же больно и долго придется умирать! Но когда я уже приготовилась к острой боли, Геральт убрал руку, вызвав оторопь и недоумение.

– Маленькая проверка на дар и магию. Нет ни того, ни другого, только врачевание. Ты безобидна, зачем убивать, Дария? В некотором роде ты сокровище. Знаешь, сколько бы мне за тебя дали?

Его пальцы коснулись краев прорехи, и ткань, шурша, затянулась. После навсей вновь прошелся по основаниям треугольника на полу, и пронизывавшее меня сияние померкло, а та же неведомая сила плавно опустила на пол.

– Не надо бояться. – Ох, не верила я этим лукавым глазам! – Ты останешься в моем доме, будешь лечить, помогать экономке вести хозяйство, рожать детей. Даже интересно, способна ли ты зачать от навсея. Там у вас, по-моему, ряд условий есть, поэтому и вымерли. Да, милая, если б размножались нормально, глядишь, гибли бы сейчас вместо лангов. Но ничего, прецеденты были, родишь.

– Зачем?

Судорожно ощупала платье. Действительно целое!

– Жить с мужчиной и не родить ему ребенка – странно, не находишь? – пожал плечами навсей, развеивая остатки чар.

– А зачем вам со мной жить?

Видимо, задала глупый вопрос, потому что Геральт расхохотался. Сжимая посох, он не мог разогнуться от смеха.

– Сущее дитя! – наконец, качая головой, выдохнул навсей. – Ты себя в зеркало видела?

Кивнула, сникнув. Значит, не отпустит, пока не наиграется.

– Тебе понравится, светленькая моя! – Геральт обнял и, дразня, коснулся губами виска. – Я злопамятный, о лечении не забуду.

Вздрогнула, когда теплые мужские ладони легли на грудь и слегка надавили, а навсей наклонился, будто собирался поцеловать. Плотно сжала губы и закрыла глаза.

– Не хочешь, чтобы приласкал? – Дыхание Геральта рождало мурашки на шее. – Или ожидаешь гадости? Темные – они ведь извращенцы.

Даже сквозь корсет ощущала его прикосновение, будоражащее, пугающее. Навсей ничего не делал, просто впитывал пальцами биение моего сердца, а ноги дрожали.

– Ничего, мы это решим, – пообещал Геральт и отпустил. – В какой же строгости воспитывают ланги дочерей, если в шестнадцать лет они даже не целовались? Ладно, – тон навсея стал холодным и серьезным, – пойдем.

Он подхватил под руку и чинно повел прочь.

Дверь комнаты с порталом открывалась прикосновением ладони. Геральта, разумеется. Заметив разочарование на моем лице, навсей елейным голосом спросил: «Надеялась сбежать?» Да, надеялась, но теперь знаю, никуда не денусь из клетки.

Мы оказались в незнакомом коридоре. Вроде на первом этаже, но сориентироваться навсей не позволил, воспользовался телепортом, который перенес в кабинет. Геральт уселся за массивным столом, мне же махнул на стул. Я покорно опустилась на сдержанную обивку в коричневых тонах и огляделась. Кабинет большой, светлый. На стене – портреты. Один особо запомнился. На нем изображен мужчина с хищным взглядом в парадном облачении мага.

– Дед, – перехватив взгляд, прокомментировал Геральт. – Женщина рядом с ним, да, зеленоглазая, – мать. Лучшая проклятийница в Веосе, – с гордостью добавил навсей.

Поднявшись, подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть графиню. Определенно, сын похож на нее: тот же взгляд, посадка головы. А комплекцией Геральт пошел в деда. Страшно спросить, чем занимался суровый маг. Я бы назвала его палачом: даже нарисованный, он внушал ужас. И глаза будто пронзают иглами. Губы кривятся в едва заметной усмешке. Я видела такую же у внука, совсем недавно, когда тот представлял, что сделает с Талией. Отвернулась, но все еще ощущала на себе взгляд нарисованного мужчины. Даже испугалась, не вселился ли в портрет его дух. Пальцы нервно теребили подол платья, корсет душил, хотя служанка не переусердствовала с утра.