Элитология Платона - Павел Карабущенко

Следует также отметить, что ряд современных психологов достаточно точно (хотя и весьма схематично) подметили элитологическую сторону платоновского учения о душе, выделяя в ней именно учение о духовной избранности — духовном идеале и этическом совершенстве. Изучается также и антипод этого духовного идеала — учение о «духовном» состоянии толпы.[166]

В «русскоязычной» литературе из серьезных исследований последних десятилетий следует выделить очерк Ю.Н.Давыдова о эстетико-политическом аристократическом миросозерцании Платона, в котором прямо отмечается, что эстетические и этические воззрения Академика носят ярко выраженный аристократический характер. Высшая аристократия должна была стать аристократией знания и во всей своей деятельности опираться на разработанный Платоном философский и научный метод.[167] Взгляд Платона был обращен не на социально обозначенную землю, а на горний мир идей, и все его эстетические наслаждения были чаще всего недоступны для большинства его сограждан. Единственный путь человеческого самосовершенствования — «мусическое воспитание», которое отражает божественное происхождение самого мусического искусства.[168]

Давыдов выделяет в элитологической философии Платона несколько черт «человека толпы», антипода его идеального, элитарного человека. По его мнению это люди 1) далекие от принципа «чести»; 2) от принципа «богатства» и 3) от ответственности. Свобода понимается и реализуется ими только как гедонический принцип — принцип наслаждения, ищущего основания лишь в себе самом и дозволяющего все, что усиливает и увеличивает человеческое удовольствие.[169]

Аристократические симпатии Платона побуждают его сближать демократию и тиранию, акцентируя те пункты, в которых первое может перейти во второе.[170]

Автор пишет о том, что Платон ясно осознавал, что основная линия эстетического раскола проходит между аристократическим сознанием, с одной стороны, и демократическим — с другой. Весь пафос Платона заключается в том, чтобы «вооружить аристократию философско-математическим знанием», преобразовав на основе его принципов традиционно-мифологическое мировоззрение».[171]

Проблема доступности искусства связывается у Платона на прямую с проблемой доступности Истины. Наиболее адекватное понимание и наиболее истинную оценку искусство получает в тех слоях населения, которые имеют соответствующее для этого сознание и претендуют на монополию в области духовного производства. Рассуждения Платона убедительно свидетельствуют о том, что «лучшие граждане» предъявляют к искусству требования, существенно отличные от тех, с которыми подходят к нему другие слои афинской публики и которые получали воплощение в творчестве поэтов и художников, «более должного одержимых наслаждением». Сообразно с этим возникли, по крайней мере, два способа оценки художественных произведений, два способа их постижения, один из которых предлагается в платоновских диалогах как истинный, а другой низвергался в качестве неистинного.[172]

По мнению Ю.Н.Давылова, Платон и «отец древнегреческой комедии» Аристофан (ок.445 — ок.385 до н. э.) представляют собой «две формы аристократического миросозерцания». Если первый проводит идеи аристократизма скрытно, через свои философские произведения, то второй — облекает свои аристократические симпатии в форму, приемлемую для демократического зрителя. В целом, позиция и Платона, и Аристофана полностью, до буквального совпадения в формулировках, созвучны и в политическом требовании, согласно которому политическая власть в государстве должна принадлежать аристократии; причем речь идет об аристократии духа, личностей, получивших аристократическое образование. Но если Аристофан ориентировался на аристократию, которая реально существовала в Афинах его времени, то Платон конструировал «метафизическую» аристократию, которая являлась плодом философской обработки этого эмпирически существовавшего сословия.[173] В целом, Ю.Н.Давыдов достаточно критически оценивает аристократическую идеологию Платона, указывая, однако, при этом и на некоторые положительные (прежде всего, эстетические) ее стороны.

Сразу несколько работ посвящены вопросу эзотерического наследия Платона. Но если Дж. Реале и Д.Антисери лишь в краткой форме упоминают о «записанных» и «незаписанных» книгах Платона и его устной традиции в преподавании философии в Академии, то Э.Шюре и В.П.Фомин уже детально рассматривают и анализируют проблему эзотеризма, конструируя свои модели понимания этой части платоновского наследия.[174]

Книга Э.Шюре, написанная еще в конце XIX века (1895 г.), является, пожалуй, первым по времени исследованием данного вопроса платоновской элитологии. По его мнению, идеализм Платона есть переработанное отражения древнего эзотерического учения. Шюре пытается заглянуть в глубь платоновской души и проникнуть в тайный смысл его философии. Общий вывод, к которому он приходит в результате этого своего анализа, сводится к тому, что философия Платона облагораживает ум человека, но проникнуть в этот мир идей могут лишь единицы, те, кто отвечает всем требованиям платоновского философа.

Еще одна работа принадлежит В.П.Фомину, который считает, что Платон был последним Великим Посвященным античности, передавшим потомкам «сокровенное учение» древних мудрецов. Погружение в атмосферу античного эзотеризма ведет к раскрытию духовной миссии Платона, тайного содержания его неписанного учения («священного предания») и диалогов («священного писания»). Такое последовательное истолкование духовного наследия Платона в контексте эзотерической традиции ставит перед собой цель — изучение его сверхсознание, его эйдетического умозрения и интуиции.3 Подобная вершина идеального мира человека ставит его на один уровень с божественным. Фомин отмечает, что биографии многих античных философов напоминают «жития святых». В эзотерическом понимании обретение через уподобление Богу определенного вида знаний означает непременное обретение и всех божественных свойств. Богоподобность подвижника выражается в его «боготворческих добродетелях». Только подлинные мудрецы удостаиваются эпитета «божественный», ибо только они в своих наставлениях и проповедях являли ту магическую убедительность, которая превосходила любую логическую ясность и доказательность.[175]

Если в «Государстве» Платон раскрывает смысл посвящения через овладение искусством самопознания и обретение сокровенных знаний о душе и природе, то в «Законах» речь идет уже об использовании добытых знаний во благо, т. е. овладение высшим жреческим и «царским» искусством, искусством править. Во всех диалогах последнего триптиха Платон выступает в качестве тайного Первосвященника (некий Чужеземец).[176]

Ближе всего к элитологии Платона прикоснулся Г.К.Ашин в своей книге «Современные теории элиты. Критический очерк». Автор в ней, в частности, пишет, что «В античной философии элитарное мировоззрение было, пожалуй, наиболее полно сформулировано Платоном. Идеолог афинской аристократии, он решительно выступал против допущения демоса к участию в политической жизни, в государственном управлении, пренебрежительно именуя его «толпой», враждебной мудрости, руководствующейся не знаниями, а «мнениями», далекими от истины. Государственные функции, по Платону, могут успешно выполняться лишь аристократами, получившими специальное воспитание; ремесленники и крестьяне должны быть отстранены от управления обществом и других занятий «благородных людей» и обречены на выполнение «черновой работы»; рабов Платон вообще не считал за членов общества.

Свои реакционные политические устремления Платон пытался обосновать учением о душе, согласно которому она состоит из трех частей: разумной, волевой (аффективной) и чувствительной (пожелательной). Первые две, более высокие, формы душевной деятельности присущи «немногим избранным» — аристократии, что дает ей право управлять государством. В соответствии с этим, он делит общество на философов-правителей (в их деятельности воплощена разумная часть души), воинов-стражей, «надзирателей над народом», призванных поддерживать порядок (в их деятельности реализуется волевая часть души). Низшая — вожделеющая сторона души проявляется, по Платону, в деятельности простолюдинов; от них требуется соблюдение установленных порядков, трудолюбие, безропотное повиновение правителям и стражам. К.Маркс писал, что эта теория «представляет собой лишь афинскую идеализацию египетского кастового строя» (Соч., Т.23. С.379).