Последний враг - Дмитрий Григорьев

Олар же, не обращая на нее внимания, ползая по полу, принялся собирать свою одежду.

— Куда ты спешишь, Олар? — снова услышал он голос Нинеи, чарующий голос красавицы, поющей подобно голосу фэйры — так говорили ее поклонники.

Ходили даже слухи, что Нинея уж если не дальняя родственница, то, по крайней мере, ученица фэйров, ибо в искусстве любви не было ей равных.

Но Олар по-прежнему не видел Нинеи. Утро было его смертью. Она это знала, но каждый раз, когда аэтон гостил у нее, чувствовала глубокую обиду. На что? В это время он не видел никого, ничего. Даже если бы вдруг Таир погас, Олар продолжал бы ползать, собирая свою одежду.

— Зачем ты уходишь, Олар? Оставайся. — Ее ласковые сети, разорвать которые не мог ни один мужчина, пропускали Олара, словно воду. — Спой мне песню на прощанье, Олар…

И Олар на мгновение ожил.

— Тс-с-с… — ответил аэтон и, пересилив тяжесть, одолевавшую его, улыбнулся. — Ее нельзя будить. Она видит волшебные сны.

И от этих слов тоскливая волна вдруг схлынула с его души, и не одна Нинея это почувствовала: невесть откуда взявшийся легкий ветерок зашевелил штору.

— Мы увидимся, милая Нинея… Когда-нибудь. — Олар коснулся губами лба девушки.

— Мы увидимся сегодня, в доме светлорожденного Вита?

— Сегодня? — Олар задумался. Он вспомнил, что вечером приглашен в дом одного из состоятельных вельмож Короната. — Может быть…

Аэтон резко развернулся и, уверенно обогнув столик с цветными стеклянными флакончиками, играющими на солнце, словно груда драгоценностей и собравшими в себе чудесные ароматы всей Асты, выскользнул за ширму.

Хлопок двери и быстрые шаги по деревянным ступеням вниз — последнее, что он оставил в памяти амауны.

«О Боги! Сегодня я спою свою последнюю песню. Хватит… Я полон… Сыт… Запомните, Боги! К вашим стопам я бросаю последнюю жертву. И дайте мне свободу!» До середины дня Олар бесцельно бродил по городу, и постепенно подавленное состояние сменилось неестественным возбуждением. Он побежал вниз по каменной лестнице, перепрыгивая то через одну, то через две ступени, в старый город, и шаги отбивали неровный ритм некогда записанного им стиха:

Сердце мое сгорело,И я разбросаю пепел,Легкий и невесомый,Как летние облака…

Нет радости, нет печали,Нет ни жизни, ни смерти,Только холодные скалыДа легкие облака…

«Сегодня!» Предчувствие чего-то необычного охватило Олара, окончательно вытеснив из памяти страшное пробуждение. А тем временем ноги принесли его в харчевню, над которой красовалась звучная надпись: «Пей до дна!» Аэтон редко бывал в подобных местах. Харчевней оказалось дешевое заведение для всякого проходящего мимо и отчасти оправдывало свое название: посетители не оставляли вина в кружках.

То ли удобное расположение в самом центре города, то ли дешевое вино не позволяли пустовать этому каменному полуподвалу. Заполненный дымящим и галдящим людом, он напоминал большой котел с кислым несъедобным варевом. И Олар окунулся в самую гущу.

С трудом пробравшись сквозь толпу гогочущих тел, едва не получив кружкой по голове, он достиг прилавка.

— Налей мне «Слезы Харута»… И дай вот эту… — Олар указал юркому хозяину на одну из лепешек и бросил на прилавок «трезубец».

Тот пристально взглянул в лицо аэтону и неожиданно резким толчком послал монету обратно. Она легко заскользила по дереву, отполированному тысячами локтей, но остановилась как раз возле руки Олара.

— Такие гости! — Хозяин усмехнулся. — Такие гости… Бесплатно. Если уж сам великий аэтон пожаловал в нашу нору…

Ирония в голосе хозяина неожиданно взвинтила Олара.

— Великий… Да! А ты знаешь кого-нибудь, кто показывает лучше? Кто знает больше историй?

— Нет, нет, что ты. Ты, пожалуй, единственный, король аэтонов — Олар, снизошедший подобно Богу до нашей норы.

— Ты издеваешься! — Аэтон огромным усилием удержал готовый вырваться крик и швырнул кружку в хозяина.

Тот ловко увернулся и, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Нисколько… Ты выслушай меня. Твое искусство — для богатых. А ни один из этих людей, — блестящими большими глазами хозяин обвел зал, — не видел его. Справедливо ли это?

— Не знаю.

— А я знаю. Ты поешь и показываешь за большие деньги, за такие, которых не заработать ни одному из этих людей и за пол-ира. Спой им, Олар, а я заплачу. Больше, чем все богачи. Кружкой вот этого кислого, как их жизнь, вина. Очень дорогой кружкой.

— Спою.

Олар мог спеть обо всем. От одного взгляда на любой предмет: на травинку, на тряпку, которой вытирают пол, на кружку… в голове его рождались не одна, а сотни историй. Но несмотря на это, мир его песен был исчерпан. Ему было тоскливо. Его дар убивал его. Он вырос из своих историй, как из кадушки вырастает комнатный лиимдрео. Ему требовался простор, который никто не мог дать. Он мог спеть обо всем, но он не мог петь.

Но теперь аэтон вдруг понял, что́ покажет затихшей и прислушивающейся к его разговору с хозяином публике.

Он достал из футляра инструмент, повернулся на высоком табурете лицом к залу, тронул первую, самую высокую струну и, прислушиваясь к привычному звуку, вгляделся в густое табачное облако, висевшее перед ним.

Затем его пальцы забегали по струнам, и с каждым аккордом облако становилось все белее, оно начало клубиться, расступаться в разные стороны, открывая за собой ярко-синее небо и серебряные ступени лестницы, ведущей сквозь сад, сказочный сад тысячи деревьев, сквозь сверкающие хрустальные горы к распахнутым воротам, за которыми виднелись, высоко в небе, башни небесного града, Блаженного Артана… Золотые драконы кружились над крышами, и Олар, сбрасывая с себя тяжелые воспоминания, поднимался по ступеням… Шаг, еще шаг, дуновение легкого ветерка на миг отвлекло его и…

Павул открыл глаза и увидел над собой покрытый трещинами потолок одной из уцелевших келий. «Неужели снизошли Боги… Просыпается моя память!.. Я же помню!.. Помню!..» Дрожь радости прошла по телу Павула. «Боги откликнулись на мои мольбы!»

Павул продолжал лежать и блаженно улыбаться, когда к нему вошел Никит.

— Не разбудил, уважаемый?

— Нет.

— Удовлетвори мое нетерпение… Скажи, что за дивные сны задержали тебя к трапезе? Ты проспал ее, знаешь?

— Сны? — пытаясь изобразить зевоту, ответил Павул, но предательская улыбка так и не покинула его лица. — Плохо помню… Ничего особенного… Ничего.

Никит удивленно посмотрел на сновидца.