Колония. Ключ - Константин Калбазов

Кстати, обратно Зарубин собирался возвращаться, держась подальше от гор и выписывая зигзаги, чтоб пометить открытый степной простор множеством разведочных скважин. Хочется ему во что бы то ни стало обнаружить уголь. Хм, было бы неплохо. Уголь вообще снял бы много вопросов, потому как это не только твердое топливо, но также газовое и жидкое. Словом, очень даже полезное ископаемое, разумеется, если его найти.

А вот ботаник Рудников сегодня решил пройтись по склонам гор. Вообще-то его гербарий уже исчерпал лимит предоставленного ему места. Причем с учетом убыли кое-какого имущества и освобождения части пространства в транспорте экспедиции. А ведь имелось еще и множество видео– и фотоматериалов, которые, к счастью, занимали немного места. Все уместилось на жестком диске размером чуть больше пачки папирос.

В свете изложенного, он и решил продолжить сбор информации, делая больший упор именно на цифровые носители. Разве только обнаружится что-то особое, ради чего можно будет либо потесниться, либо избавиться от других образцов.

И вот теперь они вчетвером наматывали километры, взобравшись на очередной склон. На это путешествие они затратили почти полдня.

– Давайте спустимся в этот распадок, там и пообедаем, и отдохнем, а тогда уже в обратный путь, – предложил ботаник.

– Как скажете, – максимально бодро ответил Ладыгин.

Потом бросил взгляд на Вертинского. Тот безнадежно покачал головой, как человек, которому изрядно надоели всякие личности, из-за которых ему нет покоя. А что такого? Ему ни перед кем выделываться не нужно. Вон Лебедева только ободряюще двинула его кулаком в плечо. Нда, с Александром, к его глубокому разочарованию, она себе подобного не позволяла.

Вертинский в ответ на этот дружеский жест только отмахнулся, как от назойливой мухи. Будь его воля, он бы сейчас спокойно сидел в лагере, благо всегда мог найти себе занятие, ввиду растущих откуда надо рук.

Вот, например, ему заказали переделку ложа мосинки. Вопреки ожиданиям, переделанное ложе на СКСе оказалось легче фанерного. Правда, и дерево под это использовалось не то, которое Рудников назвал дубом, а лиственница, местная, разумеется.

Особенность этого хвойного дерева заключалась в необыкновенной прочности и, в отличие от земной, легкости после просушки. Но сушить ее нужно было в хорошо проветриваемом месте и вне досягаемости прямых солнечных лучей. В этом случае древесина не трескалась и не усыхала, оставаясь в прежних размерах. Смола же застывала, придавая поверхности лакированный вид.

Просто уникальное дерево. Правда, изделия из него лучше выходят, пока древесина сырая и мягкая, как сосна. С сухой никаких нервов не хватит.

В распадок спустились быстро. Там и пары километров не набралось, а маршрут никаких трудностей не представлял из-за практически отсутствующего сушняка. И вообще, похоже, спускаться сюда не имело смысла, так как ботаник ничего интересного для себя здесь не обнаружил.

Хотя… Вот этот ручей с холодной водой. Что может быть лучше, чем ополоснуться после трудов тяжких. Разумеется, если не нарушать правила безопасности и постоянно иметь наблюдателя. Вертинский только махнул рукой: мол, мойтесь, я посмотрю.

Наталья без тени стеснения скинула с себя бронежилет, куртку горки и майку, оставшись только в бюстгальтере от купальника. Ладыгин, опять как мальчишка, бросил на нее вороватый взгляд, кляня себя последними словами. А она спокойно так поплескалась, смывая с себя пот. Потом неожиданно взглянула на Александра и, ухмыльнувшись, эдак с легкой долей издевки потянулась за полотенцем.

«Знает она все. Как пить дать знает, только ей доставляет удовольствие играть. Ну и что тут такого? Можешь ей запретить? Не будь мямлей, расставь все точки, а потом или начинайте новую главу ваших взаимоотношений, или закрывайте тему», – к такому выводу пришел Ладыгин, анализируя тупиковую ситуацию в их отношениях.

Во какой он умный. И ведь все верно решил. Да только этот диалог с самим собой происходил далеко не в первый раз. И еще не раз повторится. Почему? Он банально боялся этого разговора. Ведь пока есть неопределенность, и у него остается надежда. А после решительной беседы иллюзий уже может и не остаться.

– Сергеич, глянь сюда.

Голос Вертинского прозвучал настолько удивленно и настороженно, что Александр даже схватился за автомат. И надо заметить, вовсе не зря. Взглянув в сторону, куда указывал Сергей, присевший за лиственничным стволом с автоматом на изготовку, Александр увидел… Кусок бревенчатой стены.

Лес тут смешанный. Хвойные деревья растут вперемежку с лиственными, а потому и довольно богатый подлесок наличествует. Вот он-то и скрывал постройку, но никаких сомнений: перед ними стена. Творение рук человеческих или иных разумных, но не животных и не матушки-природы.

Беспокойство передалось Лебедевой и Рудникову, которые также поспешили вооружиться и занять позицию, как этому их учили на занятиях по боевой подготовке. Ничего так получилось. И кстати, если ботаник заметно нервничал, то медик была собранна и сосредоточенна.

Кому-то и всей жизни не хватит, чтобы найти в себе хотя бы ростки смелости, а эта же девушка вписывалась в неведомый мир поистине стремительно, уже научившись встречать опасность лицом к лицу.

– Что думаешь? – скорее выдохнул, чем произнес Александр, обращаясь к Вертинскому.

– Да бог весть. Бревна черные, не старые, а считай древние. Стена явно покосилась. Опять же как-то пустынно, и подлесок до самой стены подобрался, – ответил Сергей.

– Хочешь сказать, что тут уже давно никого нет? – продолжил пытать телохранителя Ладыгин.

– Похоже на то.

– Ладно, тогда давай вперед, прикрывая друг друга. Наталья Игоревна, Иван Пантелеевич, ждите нас здесь и, если что, будьте готовы поддержать. Ну что, Сергей, попеременно, по дуге?

– Сергеич, может, давай я один? Все же тебе лучше не рисковать.

– Одному нельзя, в пару тебе дать некого, так что я пошел.

Перебежать метров двадцать. Занять позицию. Осмотреться. Сигнал. Вот и Вертинский. Бежит зигзагами, пригнувшись, все время настороже. Занял позицию. Сигнал. Теперь снова Александр…

Это действительно было творение рук человеческих. Причем русских рук. Ну а кто еще станет ставить избу. Правда, от той избы остался только сруб из почерневшей лиственницы, считай, одни стены. Достойная древесина, если сумела без ухода не сгнить до конца за сотни лет. Отчего-то никаких сомнений по поводу преклонного возраста постройки не было.

Кровля давно обвалилась вовнутрь и превратилась в труху. Посередине груда камней, не иначе как там была сложена печь. Все внутреннее убранство, если оно было, также давно обратилось в тлен. Наскоро проведенные раскопки выявили только несколько черепков довольно грубо изготовленной посуды. В углу обнаружились топор и пила, в другом нож – все изъедено ржавчиной практически насквозь. Никаких других следов или человеческих останков.