Новогодний маджонг. Соединяя пары - Виктория Борисовна Волкова

Рита обернулась и увидела, что сын почти добрался до кота. А Фунтик напряженно наблюдал за маленьким захватчиком. Отец первым заметил, что кот, разозлившись, начал крутить хвостом, и прикрикнул:

– Фунтик, только попробуй, пущу на воротник!

Кот степенно поднялся и, пренебрежительно глянув на хозяина, удалился. Рита рассмеялась, впервые с того момента, как поругалась с Молокановым. Она опустила пальцы на клавиши и заиграла. А любимые «старички» запели:

– Мы – красные кавалеристы,

И про нас

Былинники речистые

Ведут рассказ –

О том, как в ночи ясные,

О том, как в дни ненастные

Мы смело, смело в бой идём!

Рита брала незамысловатые аккорды, а сзади звучало слаженное веселое пение. Она принялась тихонечко подпевать. И вскоре мысленно ушел прочь Вова Молоканов.

«Переживу, – подумала Рита. – Жить нужно для сына, для родителей. Для таких вот прекрасных моментов, когда рядом близкие люди. Ценить надо каждый день, проведенный с ними. Их уж точно никем не заменишь. А мужчин на мой век и так хватит. Только теперь никакого замужества и нежных чувств». Она украдкой вытерла слезы и громко подхватила вместе со всеми:

– Веди, Будённый, нас смелее в бой!

Пусть гром гремит,

Пускай пожар кругом, огонь кругом.

Мы беззаветные герои все,

И вся-то наша жизнь есть борьба.

Уже поздно ночью, когда гости разошлись по домам, а Ритка с матерью перемыли всю посуду, Татьяна Алексеевна посмотрела внимательно и тихо поинтересовалась:

– Ничего не хочешь объяснить нам с отцом?

– Нет, – не пожелала откровенничать Маргарита и отправилась в свою комнату. Но дорогой передумала и вышла на балкон рядом с собственной спальней. Снег прекратился. На небе мерцали звезды, и желтой тарелкой висела луна, подсвечивая мягким сиянием замершую излучину реки.

«Прощайте, Владимир Петрович», – прошептала Рита, глядя на небо. Вздохнула полной грудью и, чувствуя, что замерзает, быстро направилась к себе. Ей нравилось ощущать появившуюся независимость и гордо нести голову, несмотря на все печали и невзгоды. Она решительно вошла в комнату и случайно споткнулась о сумку, впопыхах оставленную в начале вечера.

«Ночью понадобятся памперсы, – решила Маргарита. – Нужно достать». Не зажигая свет, она потянулась к сумке. Благо, там валялся только один пакет с Санькиными вещичками. Память услужливо преподнесла воспоминания, как сегодня утром она учила Молоканова менять подгузник. Казалось, вечность прошла. Рита велела себе подумать о чем-нибудь приятном, рукой нашаривая пакет в недрах спортивного баула. Но сразу наткнулась на мягкий кашемир. Невозможно обознаться! Маргарита достала свитер и поднесла его к ночнику. Так и есть. Глупый Юлий засунул в ее сумку свое тряпье. Вот же идиот! Она хотела отбросить свитер в сторону, а завтра снести на помойку. Но интуитивно уткнулась в него носом. Запах такой знакомый. Почти родной.

«Выкинь его! Прекрати!» – велела она себе, но пальцы крепко сжимали тонкий кашемировый трикотаж. Рита прямо в халате юркнула под одеяло, не мысля даже на минуту расстаться с той крохотной исчезающей ниточкой, связывающей ее с Владимиром Петровичем. Она прижала к себе Молокановский свитер и, не сдержавшись, заплакала. Горько и надрывно.

– Слышишь? – спросила Татьяна Алексеевна. – Ритка ревет, или Санька хнычет?

– Ритка, – недовольно пробурчал муж. – С ума с вами сойдешь! Родила бы троих пацанов, горя бы не знали!

– Ага, – хмыкнула Риткина мать. – Вон у Нонны двое. Антон в бегах, а у Пашки на лбу «Зачот» написано.

– Очень смешно, – пробубнил отец. – Ты думаешь, это она из-за Антона?

– Нет, конечно, – зашептала мать. – Новый у нее какой-то. Нонна видела их вместе. Говорит, Маргошка его мужем представила. И что теперь делать, ума не приложу.

– Постараться не собирать бабские сплетни. Завтра нужно серьезно поговорить с твоей дочерью.

– Конечно, как что – то плохое, так дочь моя. А как все хорошо, то твоя.

– Мир устроен несправедливо, – отмахнулся отец.

Надежда внезапно проснулась. Словно от тычка. Наверное, кончилось действие лекарств. Она приподнялась на кровати. Не тошнит, голова не кружится. Но пить, как же хочется пить. Одинцова осмотрелась по сторонам. Хоппера рядом не наблюдалось. Она позвала. Сначала тихо, а затем чуть громче. Но в доме стояла полная тишина. Надя тихонько встала и на непослушных ногах подошла к окну.

Черный «фольсваген туарег» стоял во дворе. Только не на обычном месте, а чуть в стороне.

«Ездил куда – то», – подумала Надежда и решила сама пройти на кухню. Она вышла из спальни и осторожно спустилась по лестнице. Одна в незнакомом доме. Найти бы кухню и попить воды. Квест повышенного уровня сложности. И куда делся Дьяконов? Снова затошнило, и начала кружиться голова. Но Одинцова не думала сдаваться. Она, крепко держась за деревянные перила, медленно добралась до первого этажа, старательно ставя обе ноги на каждую ступеньку. Собственное бессилие удручало. Но желание попить перевешивало все остальные. Надя доковыляла до кухни и налила в стакан теплой воды из чайника. Сделала пару глотков и, почувствовав тошноту, решила завернуть в ванную. На слабых ногах она прошла дальше по коридору и толкнула белую дверь. Оказалось, прачечная. Надежда, включив свет, увидела недалеко раковину и подошла к ней. Она почувствовала, как темнеет в глазах и снова накатывает приступ тошноты. И успела ухватиться за трубу. Одинцова постояла пару минут, глубоко вздохнула и открыла воду, намереваясь умыться. Она набрала воды в ладошку и провела по лицу. Сразу полегчало. Надежда осмотрелась в поисках полотенца. Но, видимо, в Дьяконовской прачечной такая роскошь не предусматривалась. Зато на стиральной машине лежала белая майка. Надя потянулась к ней и, отпрянув, вскрикнула. Впереди футболка оказалась залита кровью.

Тут же послышались шаги. Дверь распахнулась, и в прачечную ворвался встревоженный Дьяконов.

– Ты чего, Надь, постирать решила? – начал он, но тут заметил у нее в руках свою майку.

– Это что? – пролепетала она, отбросив в сторону окровавленную тряпку.

– Да в нос одному типу преподнес, – хмыкнул Михаил. – Не беспокойся!

Он, подхватив жену на руки, направился в спальню на второй этаж.

– Надька, солнышко, почему меня не позвала?

– Я кричала, а ты не приходил, – пожаловалась она.

– Видно, заснул на диване.

– А куда ты ездил ночью? – продолжала допрос Одинцова. – По бабам шарахался?

– Чего придумала? – изумился Дьяконов. – Никуда я не ездил!

– Машина криво стоит, – заметила Надежда, укладываясь на подушки.

– Я еще днем, пока ты спала после обеда, в ментуру сгонял. Хозяин развалюхи объявился. У нас по участку бродил. Ну я ему и врезал. Он в полицию жаловаться побежал, представляешь? А там майор Петухов его