Дети против волшебников - Никос Зервас

— На раз прошью из «грача» любой жилет! Пульки, может быть, и маленькие, зато останавливающая сила — ого-го! Ты как хочешь, а я беру «грача» с глушителем, — Ваня категорично скрестил руки на груди. — А в качестве второго оружия возьму пистолет «ТТ». Его можно к ноге привязать, чтобы…

Он не договорил. Дверь распахнулась, и возник доктор Савенков с чёрным чемоданом в руке.

— Господа кадеты, здесь ваши маскировочные костюмы, — сказал Севастьян Куприянович, извлекая из чемодана пламенно-розовую рубаху, нарочито ярко расшитую блёстками. И ещё что-то вроде шубы, чёрное и мохнатое.

— Вы едете в Шотландию как участники детского фольклорного ансамбля, а значит, нужно иметь артистический гардероб. Держите, Тихогромов, русскую народную рубаху. А Вам, юный друг Царицын, полагается… вот что.

Савенков распахнул мохнатую шубу — и она вдруг оскалилась клыкастой пастью.

— Ни один ансамбль скоморохов не обходится без народного ручного медведя. Вы будете ручным медведем, не возражаете?

Царицын угрюмо шмыгнул носом.

— Держите ваши паспорта, — доктор протянул вишнёвые корочки. — Теперь ложитесь спать, а завтра утречком — не слишком рано, часиков в шесть, — выезжаете на вокзал.

Ободрительно подмигнув, Савенков вышел из комнаты.

— Ну вот, даже пистолетика никакого не дали! — грустно сказал Петруша. Плечи его опустились, руки повисли. Блуждающий взгляд кадета искал в окружающем мире хоть что-нибудь надёжное и увесистое.

— Может быть, возьмём вот это? — с надеждой спросил он, вытаскивая из-за кресла пудовую гирю генерала Еропкина. — Зарядку делать. И ещё, знаешь, давай хотя бы пару бейсбольных бит прихватим.

— В лапту играть будем? — сострил Иван и добавил строго: — Твои ухищрения напрасны, суворовец Тихогромов. Мы поедем на задание абсолютно безоружными.

Подумав, оглянулся на дверь и добавил шёпотом:

— Оружие придётся раздобыть на месте. Говоря точнее, стырить у противника. Сиди здесь, а я сбегаю на кухню за солью. Знаешь народную мудрость: самое главное в разведке — это четыре «эс». Соль, сахар, сухари и спички.

— Сухарей побольше возьми, — посоветовал Тихогромов. — А ещё сгущёнку, сосиски и салями. Тоже на букву «эс»…

Иван выскользнул в коридор и осторожно, стараясь не шлёпать тапками по паркету, направился в сторону кухни. Внезапно одна из дверей распахнулась, в коридор ударил яркий свет голубоватой лампы.

На пороге стояла маленькая девочка, закутанная в бледно-голубой махровый халат, волочившийся по полу. Поникший хвостик на макушке, белый пластырь на лбу.

— Ой, прости, — Иван отступил на шаг. — Не подскажешь, где здесь… кухня?

Девочка не спеша подняла серые глаза — и так же медленно отвела скучный взгляд в сторону. Точно не юный кадет стоял перед ней, а старая пыльная вешалка.

— Здравствуйте! — Иванушка на всякий случай улыбнулся. — Разрешите представиться: суворовец Иван Царицын.

— Добрый вечер, — негромко ответила девочка и протянула руку. Но не для приветствия, а — чтобы захлопнуть дверь у него перед носом.

— Прости, а тебе… Вам случайно не нужна помощь? — быстро спросил Ваня. Ему показалось, что девочку кто-то очень обидел.

Она посмотрела пристально и досадующе, точно разглядывая кого-то невидимого в темноте:

— Помощь? А разве Вы что-то можете?

— Я могу заступиться, если обижают.

— Вы не можете заступиться, Иванушка Царевич, — сказала девочка. — Потому что Вы только о себе самом и мечтаете. Всё думаете, какой Вы будете великий. Ещё бы! Вам так повезло. Вы едете туда, сами знаете куда. И Вы там сможете стать великим волшебником.

И с горечью, с колкими слёзками в глазах добавила:

— А я… никогда не смогу! Никогда меня не пустят туда! А вот я, может быть, больше всего туда хотела бы, больше всей жизни! Может быть, мне даже умереть хочется, ясно Вам?! Вот так!

Она расплакалась беспомощно, жалко.

Ваня растерялся всего на миг — он хотел сказать, что…

Но дверь захлопнулась. Оторопевший кадет пожал плечами, потом зачем-то поднял с пола медвежонка с оторванной лапой, повертел в руках, машинально сунул в карман тренировочных штанов — и быстро вернулся в комнату, где ждал его Петруша Тихогромов. Он забыл, что собирался взять соль на кухне. Но… возвращаться не хотелось.

Разумеется, мальчишки решили спать на балконе. Царевич подложил под голову кулак и мечтательно прикрыл синие глаза. Ему не терпелось добраться до этого Мерлина и навести там изрядного шороху! А они ещё собирались отчислить его — самого умного и ловкого кадета в училище! Ваня обиженно шмыгнул носом. «Я армию хотел защитить от поганого журналюги, а они… не поняли! Даже генерал не понял. Ну и ладно, — решил Царицын. — Я буду одинокий воин, последний офицер ушедшей Империи. Я всем докажу… они ещё будут носить меня на руках!..»

— Вообрази, как нас будут встречать в Москве! — проговорил Иван. — Устроят общее построение, вынесут знамя, будет оркестр. Генерал пожмёт руку и скажет: «Вот она, надежда России, будущие офицеры». Мы будем лучшими в училище, Тихогромов. Я думаю, вполне могут дать орден. Или медаль «За боевые заслуги». Представляешь, всего пятнадцать лет — а уже боевая награда!

— Конечно, было бы здорово, — вздохнул Петр. — И детдомовцы нам спасибо скажут.

— Какие детдомовцы? — переспросил Ваня. — Ах, ну да, вспомнил.

«Какие всё-таки дурачки эти детдомовцы, — поморщился он. — Это же надо было так глупо попасть в лапы к каким-то шотландским сектантам! Жаль, что генерал приказал только поговорить с ними, разведать что да как. Вот если бы я смог вытащить из замка хоть одного детдомовца!» Царицын представил, как он возвращается в Россию весь израненный и, пошатываясь, несёт на руках спасённого ребёнка… Во всех газетах напишут: «Сенсация! Кадеты освобождают детей-заложников».

Внизу на улице грохотали, торопясь в депо, последние трамваи. Пели комары, но Иванушка не слушал. Засыпая, он представлял себе, как генерал Еропкин и генерал Савенков будут встречать их в Москве с победой. Еропкин скажет: «Простите, суворовец Царицын, я напрасно собирался Вас отчислить. Вы — лучший воспитанник за всё время существования нашего училища». Потом он увидел себя взрослым — в новенькой форме полковника ГРУ, с аккуратными усиками, как у Лермонтова. Наконец, в полудрёме Царицыну пригрезилась гранитная доска у входа в кадетку: «Здесь в юности жил, учился и овладевал наукой побеждать воспитанник училища, трижды герой России, полный георгиевский кавалер генералиссимус Иван Царицын».

— Ух ты, на американский истребитель похож, — вдруг сказал Петруша. Он разглядывал только что сбитого кровососа. — Знаешь, Вань, я всё-таки думаю… а что если эти волшебники нас с тобой… как этого комара? Хлоп-хлоп — и два мокрых места. Представляешь, как родители огорчатся…