Ведьма-хранительница - Ольга Громыко

– Сиротинушки не привередничают, – огрызнулась я.

Именем лешего ругались от Винессы до Волмении. Сей фольклорный элемент якобы знал все на свете и регулярно принимал отправленных к нему гостей; навещать лешего добровольно никто не желал, поэтому посланные обычно обижались и предлагали сходить вместо них. На деле лешие любили поизмываться над заплутавшим человеком, кругами водя по чащобе, но также не гнушались выпить с ним медовухи, подъехать на телеге, а то и соблазнить девку, прикинувшись добрым молодцем (о чем иные молодки нисколько не сожалели, бегая в лес по пять раз на дню). На эти мелкие хулиганства маги смотрели сквозь пальцы, тем более лешие худо-бедно сдерживали прочую нежить и приглядывали за лесом.

– Скажи спасибо, что лошадка у меня не из пугливых, если бы понесла или сбросила, я бы с тобой и разговаривать не стала – сразу на воротник, неимущего. С чего бы это, кстати, неимущего? Вон лес какой, за неделю не объехать.

– Не мой он, – неохотно признался леший, – у него свой хозяин имеется, меня дальше опушки не пускает. Хорошо хоть вообще терпит, мог бы и взашей вытолкать.

– Что ж тебе в родном лесу не сиделось? Тамошний народ разочаровался в зайцах? – ехидно предположила я.

Леший негодующе фыркнул:

– Кабы не нужда, стал бы я из-за десятка яиц мараться! В том лесу все птицы мне дань платили, чтобы я деревья с гнездами не тряс да котов шкодливых гонял. Выжили меня, наползла с гор нечисть всякая, самого – страшно сказать! – чуть не съела. Пришлось уйти, ведьму им в печенки…

– Ну спасибо, – хмыкнула я, хоть и не ожидала, что леший будет ругаться самим собой. – Впрочем, от хищной нежити в последнее время и впрямь плюнуть негде. С какой горы ползет-то?

– А то я знаю, как она по-вашему прозывается? Гора и гора. До середки лес, а выше камень. Солнце из-за нее подымается, маковки так и горят.

На юге Белории гор хватало, Элгарский хребет тянулся вдоль всего побережья. Но солнце всходит на востоке, так что речь скорее всего шла о Гребенчатых горах, на стыке Белории, Урсинии и Ясневого Града, страны эльфов. Опять они, последний оплот жмырей! Ох, что-то там нечисто…

Я порылась в сумке, оторвала кусок пергамента и накарябала несколько строк.

– Отнесешь это письмо в Чернотравную Кущу, отдашь старому магу или его ученику, скажешь – от Вольхи Редной. На их болоте как раз вакансия живоглота освободилась. Поскольку свято место пусто не бывает, пусть лучше яйца пропадают. Заодно и за порядком приглядишь, чуть что неладное – доложишь Травнику.

– По болоту мы не спецы, – смущенно признался леший, скребя в затылке. – А ну как с кикиморами не сработаюсь? Засмеют – куда тебе, пенек лесной, на старости лет профессию менять… да и ревматизм у меня…

– Ничего, приспособишься. Кикиморы там скромные, мужским вниманием не избалованные, будешь у них первым парнем на болоте. Живо от ревматизма излечат.

– Эх, была не была! – решился леший, залихватски махнув лапой. – Давай свою бумажонку, отнесу. А за яйца-то не серчай, обживусь – орлиными отдам!

– Все вы так говорите, – вздохнула я, – а потом и жабьей икры не допросишься. Лучше клюквы лукошко какое собери.

– Целую бочку прикачу! – торжественно пообещал леший, и я живо представила полчища недовольных кикимор, получивших разнарядку на клюкву, к священному ужасу встречных баб.

Мы распрощались. Заяц ускакал лесом, напрямки, я поехала дальше и спустя два часа обнаружила еще одно селение, покрупнее и побогаче. Там даже имелась своя ведьма, годная «кровь заговорить, девку негодящую замуж выдать, мруна отвадить». Делиться опытом по части девок она не пожелала и в дом меня не пустила, скрипуче бранясь из-за двери. Судя по наивности угроз, о настоящей магии она имела весьма смутное представление и опасалась, что я выведу ее на чистую воду.

Кой-какая работа все-таки нашлась – исцелить корову от мастита. Не доверяя пришлой ведьме, владелица маячила в дверях хлева, безуспешно укачивая двух спеленатых младенцев, которые орали по очереди, не давая ни минуты покоя. Нервное «баю-баюшки-баю» временами принимало зловещий оттенок, пугающий даже меня. Корова дичилась и брыкалась, не давая коснуться воспаленного вымени, а в благодарность так приложила меня хвостом по глазам, что взревели все четверо: я, младенцы и скотина, в сердцах огретая по крестцу.

Ночевать пришлось в лесу: следующую деревеньку я по карте не нашла, а возвращаться было далеко и поздно. Разложив костер, остаток вечера и до первой звезды я варила курицу. Похоже, эти скорбные жилы вышли из цыплячьего возраста задолго до моего рождения. Пришлось довольствоваться бульоном. Уваренная курица обернулась желтым костлявым монолитом, не поддающимся ни разрыванию, ни подпиливанию ножом в суставах. Осчастливленная Смолка жевала ее добрый час, как ребенок – сливочную тянучку.

Ночь выдалась теплая и звездная. Пахло мхом и хвоей, над головой, на фоне серого неба, с гудением проносились толстые рыжие жуки.

Уже засыпая, я подумала, что у свободного распределения есть свои прелести.

Глава 8

За три последующих дня я посетила еще четыре деревеньки. На куртку скопить не удалось, но монетки в кармане позвякивали, так что голодная смерть нам со Смолкой не грозила.

Работа ведьмы нравилась мне все больше и больше. Льстило неподдельное уважение в глазах селян и восторг детей. Смешил боязливый шепоток за спиной, уверяющий собеседников в моем безграничном могуществе. Никому и в голову не пришло ограбить меня, безмятежно спящую у самой дороги, более того: полудюжинная банда лесных грабителей терпеливо дождалась моего пробуждения и очень вежливо попросила исцелить их главаря от весьма распространенной среди татей болезни – стрелы в заду, за извлечение которой я нахально стребовала пять кладней, пообещав скидки при повторном и оптовом обращении.

На широкий тракт я выехала вблизи Камнедержца, миновав его северные ворота вскоре после полудня. В городе, на булыжной мостовой, я запоздало спохватилась, что моя лошадка не подкована. Смолку это нисколько не беспокоило, она знай себе топала по камням, глухо и уверенно. Уговорив лошадь поднять ногу, я осмотрела копыто и сначала испугалась – роговую подошву натрое рассекали две глубокие трещины. Но тут Смолка нетерпеливо двинула бабкой и копыто разложилось на три длинных крючковатых когтя, коими лошадь весьма неласково щелкнула у меня перед носом. Вопрос о подковах отпал сам собой. Я вспомнила, как Вольт таинственным образом перебирался из стойла в стойло… ничего таинственного, он бы и на крышу без труда влез, жди его там очаровательная белокурая кобыла.

Отыскав самое роскошное здание, я уверенно прошла мимо стражи, на ходу отвернув ворот, под которым блеснул цеховой знак магов-практиков – стальная бляха в форме щита с чеканным мечом острием вверх. Середину лезвия перекрывал восьмиконечный пульсар, полыхая на солнце и фосфоресцируя в тени.