Вольные стрелки. Вождь гверильясов. - Майн Рид

class="p1">Черная туча унеслась к югу, и сейчас же исчез пронзительный холод.

— Vamos a bajar, senores! (Спуститесь вниз, сеньоры!) — предложил дон Косме и проводил нас к лестнице.

Клейли и майор взглянули на меня, словно спрашивая, стоит ли идти. Возвращаться в гостиную нам было неприятно по целому ряду причин. Сцены семейного горя всегда тягостны для посторонних. Но каково было видеть это горе нам — офицерам той самой армии, которая принесла с собою несчастье. В нерешительности мы задержались на площадке.

— Нет, сеньоры, надо зайти на минутку. Мы принесли тяжелую новость, мы и должны придумать какое-нибудь утешение. Идемте!

Глава XV

ОПЯТЬ ХОРОШАЯ ПОГОДА

Вернувшись в гостиную к опечаленным дамам, мы подробно рассказали дону Косме о нашем десанте и осаде, подчеркивая полную невозможность пробраться сквозь расположение американских войск.

— И все-таки, дон Косме, — сказал я, — надежда есть. Кажется, вы можете найти выход из положения.

Мне пришло в голову, что такой богатый и почтенный испанец, как дон Косме, мог бы связаться с городом через испанский военный корабль, который, как я видел, стоял близ Сан-Хуана.

— О, скажите, капитан, скажите, какое средство вы придумали! — воскликнул дон Косме.

Дамы, услышав слово «надежда», тотчас подбежали ко мне.

— В гавани Вера-Круц стоит испанский военный корабль.

— Знаю, знаю! — оживленно отвечал дон Косме.

— Ах, вы знаете!

— О, да, — вмешалась Гвадалупе. — На борту этого корабля — дон Сант-Яго.

— Дон Сант-Яго? — спросил я. — Кто это такой?

— Наш родственник, капитан! — отвечал дон Косме. — Офицер испанского флота.

Сам не знаю почему, но мне неприятно было слышать эти слова.

— Итак, у вас есть друг на испанском корабле, — сказал я старшей сестре.

— Отлично! Он сможет вернуть вам брата.

Все кругом просияли. Дон Косме схватил меня за руку и умолял продолжать поскорее.

— Этому испанскому кораблю, — заговорил я, — конечно, разрешено общаться с городом. Вы должны немедленно отправиться на корабль и с помощью вашего друга еще до начала бомбардировки вызвать туда же сына. По-моему, это совсем нетрудно: наши батареи еще не сформированы.

— Сейчас же еду! — воскликнул дон Косме, вскакивая со стула. Дона Хоакина и ее дочери побежали собирать вещи к отъезду. Сладкая надежда окрыляла их…

— Но как же, сеньор, — сказал мне дон Косме, как только дамы вышли, — как же мне пройти через ваши линии? Вы думаете, мне позволят ехать на корабль?

— Мне придется проводить вас, дон Косме, — ответил я. — Очень жаль, что долг не позволяет мне поехать с вами сейчас же.

— О, сеньор! — горестно воскликнул испанец.

— Я имею поручение достать для американской армии стадо мулов…

— Мулов?!

— Да. Как раз за ними мы и направлялись на луг, что по ту сторону леса.

— Правильно, капитан: там не меньше сотни мулов. Все они мои. Берите их, пожалуйста.

— Но мы хотим заплатить за них, дон Косме! Майор Блоссом уполномочен заключить с вами договор.

— Как вам угодно, джентльмены. Но ведь вы будете возвращаться в лагерь по старому пути и заедете за мной?

— Конечно, — отвечал я, — и притом как можно скорее. А далеко до этого луга?

— Не больше трех-четырех километров. Я поехал бы с вами, но… — Тут дон Косме словно бы заколебался, а затем подошел ко мне ближе и тихо сказал: — Дело в том, сеньор капитан, что я был бы очень рад, если б взяли у меня мулов без моего согласия. Я несколько замешан в здешние политические дела; Санта-Анна — мой враг, и, если я войду с вами в соглашение, он погубит меня.

— Понимаю, — сказал я. — В таком случае, дон Косме, мы возьмем ваших мулов насильно, а вас самих приведем в американский лагерь пленником. Так мы, грубые янки, расплачиваемся за гостеприимство!

— И отлично! — улыбнулся испанец. — Но вы остались без шпаги, сеньор капитан, — продолжал он. — Окажите мне честь принять вот эту.

И он протянул мне рапиру толедской стали в золотых ножнах богатой чеканки и с мексиканским гербом на рукоятке.

— Это семейная реликвия; когда-то эта шпага принадлежала храброму Гвадалупе Викториа.

— О! — воскликнул я, принимая шпагу. — Поверьте, я сумею оценить ваш дар. Благодарю вас, сеньор, благодарю вас!.. Ну, майор, можно отправляться?

— Я вам дам проводника, сеньор капитан, а при стаде вы найдете моих пастухов. Пожалуйста, заставьте их насильно поймать мулов. Прощайте, сеньоры!

— Да свиданья, дон Косме!

— Adios, capitan! Adios, adios! (Прощайте, капитан!) К этому времени дамы уже вернулись в комнату. Я протянул руку младшей девушке. Она схватила ее и, как ребенок, прижала к сердцу. Гвадалупе же была спокойна и даже сурова. Чем была вызвана разница в их поведении?

В следующий момент мы уже поднимались по лестнице.

— Экий счастливчик, черт! — ворчал майор. — Ради этого я бы и сам, пожалуй, согласился искупаться…

— Обе, черт возьми, хороши, — сказал Клейли, — но я выбрал бы Марию де Ля-Люс…

Глава XVI

ПРОДОЛЖЕНИЕ ЭКСПЕДИЦИИ И РАЗНООБРАЗНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

Немало можно рассказать о том, как любовь овладевает сердцем, но стоит ли? Ведь каждый человек на собственном опыте познал ее могущество.

Скажу коротко: я влюбился. Любовь поразила меня внезапно и подчинила меня чарам красоты. Девушка была прекрасна. Но черты лица и весь ее облик свидетельствовали не только о физической, но и нравственной красоте.

Как забыть миндалевидные глаза — полуиндейские, полумавританские — и темный пушок над губой, нежный овал и тонкие губы? Внешность ее свидетельствовала о незаурядном характере.

Я почуял в Гвадалупе сильную натуру. То была одна из девушек, с виду женственных, но в моменты опасности или отчаяния проявляющих высокое мужество. Когда ее сестра поймала рыбку, она проявила жалостливость, доброту, попытка же выручить меня, когда я остался один на один с кайманом, служила доказательством смелости. Такие женщины, как Гвадалупе, готовы на самопожертвование и не отступят перед опасностью. Чего бы я не дал, на что бы я не пошел, чтобы завоевать ее!

С такими мыслями покинул я дом дона Косме.

Я припоминал каждое слово, каждый взгляд, каждый жест, который мог окрылить меня надеждой.

Как холодно вела она себя при прощании! Совсем иначе, чем сестра… В ее движениях было меньше девичьей порывистости, но именно это-то и обнадеживало меня!..

Вас удивляют мои выводы? Но опыт давно научил меня, что в одном в том же сердце нередко уживается любовь и враждебность к одному и тому же человеку…

Явная суровость девушки, холодность, которая другого привела бы в отчаяние, для меня была даже добрым знаком.

Но тут на моем горизонте появилась туча: я вспомнил о доне Сант-Яго, и