Выкидыш - Владислав Дорофеев

А в музейном подвале за стеклом воспроизведена комната с остатками мозаичного пола – с основным изобразительным элементом в виде свастики, черное на белом. Нечаянное разоблачение фашизма. Гитлер не только свастику украл у римлян, но и римского имперского поджарого орла с короткими крыльями, очень напоминающего по форме ощипанного цыпленка, который лежит под стеклом двумя этажами выше.

Еще выше, под самой музейной крышей стеклянные витрины с глиняными светильниками. Конечно, основная краска Римской империи – язычество, но ведь после 313 г. после Р.Х. империя стала на путь бесповоротной христианизации. Историк Василий Васильевич Болотов во второй части своих «Лекций по истории древней церкви» (гл. «История гонений. Христианство как религия дозволенного»), изданные в 1910 году в Санкт-Петербурге, пишет о том, как два тогдашних императора, Болотов их называет – «Августы», западный – Ликиний, и восточный – Константин, свидевшись в 313 году в Милане, издали эдикт, согласно которому предоставляли «христианам и всем другим полную свободу (liberampotestaten) следовать той религии, какой кто может и какую считает для себя наилучшею, чтобы всякое божество, какое только есть на небесном престоле, было милостиво и благосклонно к ним и всем нашим подданным».

Кстати, так разрушаются глупые, хотя и устоявшиеся по причине массовой неграмотности, легенды. Империя не стал враз христианской, а христианство не превратилось в государственную религию, просто империя распространила свою толерантность и на гонимую прежде религию. При этом Константин и после исторического эдикта остался язычником, хотя детям дал христианское воспитание. Кстати, Константин, прозванный Великим, так и умер некрещеным, хотя по одной из легенд, крестился буквально перед смертью.

Одним словом в империи продолжали быть несколько вероисповеданий. И потому языческие боги на светильниках перемежаются с христианской символикой, с фаллосом и половым актом, иудейскими листьями и немыслимыми орнаментами, обыкновенными лицами и восходом солнца. Настольная необъятная галерея: тысячи, миллионы светильников горели на всем пространстве Римской империи, освещая морщины, носы, уши, столы, стены, полы, сам воздух, пропитанный теми же страстями, что и ныне.

На том же этаже музея воспроизведен дворцовый зал с мозаичным изображением на полу семи древних философов – Диоген, Платон, Сократ, Софокл, Клеопа, Аристотель, Килон, остальные лица погрузились в сон. Странно, отчего здесь Килон, это же глава заговорщиков, пытавшихся в 7 в. до н. э. захватить власть в Афинах, и оставшихся в истории под названием «Килонова смута».

На стенах, окаймляющих напольную портретную галерею, – когда-то попираемую запросто ногами римской знатью, а сейчас лишь ласкаемую потухшими взорами заблудших туристов, – фантастические, феноменальные росписи: основные краски – телесная, алая, зеленая. Теплая тональность красок и твердая ясность изображений нечеловеческой силы – прошли сквозь две тысячи лет неизменными. Фантомные мальчики, животные с человеческими головами, фонтаны, женщины и лебеди. Меж ними затерялась Леда с лебедем, тень её сквозит меж ними. Вот место, где мог подсмотреть свои пропорции Леонардо да Винчи. Вершина язычества.

Римский мир – глобальный мир, передавший эстафету глобализма новозаветному миру, поверх головы ветхозаветного мира, который не сумел стать миром глобальным, оставшись мелкопоместным, а потому и не стал миром культуры, которая всегда наднациональна. У римских язычников было несравненное, непревзойденное чувство соразмерности и гармонии в процессе восприятия, изображения и воспроизведения материального мира. Языческий мир привил своим гражданам уважение к внешней гармонии. Этой цели языческий мир достиг, внедрив чувство гармонии в мозг и кровь своих граждан. В противном случае, не было бы спроса на Венеру Милосскую и кёльнскую Леду. Римская цивилизация – вершина развития языческого мира, основным смыслом существования которого был внешний материальный порядок, его совершенствование и развитие.

Совпадает с ценностными устремлениями современной немецкой нации в 20 столетии!

Не мудрено! Давление языческого мира сильно! Языческий мир длился долго, сотни тысяч лет. Дольше христианского.

В римско-германском музее на первом этаже на тот момент устроена выставка из Израиля: древние, еще дохристианские, кумранские рукописи, получившие название от названия местности, тщательно хранившей их на протяжении тысячелетий.

На берегу Мёртвого моря в середине двадцатого столетия арабы нашли разоренное две тысячи лет назад селение, в котором жили ессеи, провозвестники христианства. Ессеи – звено, связующее иудаизм и христианство. Это, видимо, было не селение, а монастырь ессеев, потому как там нашли около пятнадцати тысяч страниц из Библии. Тамошнее правило приема новых членов в монастырь, совсем как в нынешних православных монастырях: лишь через три года исправного послушничества.

И мне было дано великое счастье! – мечта сотен миллионов верующих! Я видел библейские рукописные тексты, написанные на иврите и греческом. Я видел Септуагинту! Сердце трепещет, разум поет! За стеклом выставлен кусок рукописи из первой полной рукописной греческой Библии Септуагинты (написанная семидесятью переводчиками). Написана Септуагинта на папирусе, потемневшем от времени. Библейский папирус сделался коричневым от времени. Септуагинта написана аккуратно, старательно, неторопливо и холодно. Черные греческие буквы, альфы, беты и омеги. Ровные, на одном дыхании писанные. Без помарок, исправлений и зачеркиваний. Библия тогда еще не знала разрывов, строф, абзацев, знаков препинания. Библия тогда еще была бесконечна. Яко Бог, продиктовавший Откровение древнееврейским и христианским пророкам.

Библия Откровения – это одна сплошная строчка, неразрывная на слова и строфы, бесконечная в своей данности. Как же нужно читать, чтобы видеть все слова. Для этого нужна абсолютная цельность натуры и природная неторопливость. И понимание, что величие не в словах писанных, а словах слышанных.

Библия – это дыхание Бога, которое непрерывно, яко жизнь. Библия – это дыхание жизни. Дыхание жизни непрерывно. Жизнь не прерывается. Никогда!

Внутренняя сила Септуагинты в ее изначальности. Септуагинта принадлежит единому христианству, не разорванному тогда еще на две части западным человеком. Септуагинта еще полна внутреннего нечеловеческого покоя, единства и гармонии. Невероятные сила и покой в этом единстве.

Многих чудес лишился мир после насильственного разделения христианства.

Виновником разделения христианства был западный мир, нынешние французы, нынешние итальянцы, нынешние немцы и нынешние испанцы. Так и остался западный мир носителем, провозвестником и исповедником насилия. Западная цивилизация так и осталась быть! замешана на насилии и агрессии, чванстве и самолюбии.

Это разделение определило содержание второго тысячелетия и двадцатого столетия. И потому так нужно, так важно, понять изобразительную разницу между западной и восточной цивилизациями, западной и восточной церквями. Понять разницу, чтобы определить единый образ уходящего второго тысячелетия и двадцатого столетия. Общий образ для христианской цивилизации. Все же общий образ. Поскольку это благородно. Определить изобразительный образ второго тысячелетия, определить образ двадцатого столетия. Определить и запечатлеть, сформулировать, обозначить. Более важной задачи для христианского человечества на переходе из одного тысячелетия в другое нет.

Вечером Ханечка позвонила. Из Франции, из Ланьона. Небольшой городок на берегу Атлантического океана. Она провела первый день во Франции. Она там будет почти две недели. Это – рубеж. Подтверждение правильности решений по отношению к старшей дочери. Я сделал то, чего не могли сделать предыдущие поколения моих родов и родов со стороны матери Ханы. Это – открытие для Ханы нового мира, новых свобод, новых знаний о себе и мире. Начала новой жизни, нового этапа. Она попала в семью, которая живет в двухэтажном доме, с двумя машинами и одной дочкой. Её очень хорошо встретили, долгожданно. Она уже перезнакомилась со всеми подругами своей новой французской девочки Валери, которая в жизни оказалась гораздо привлекательнее, нежели на фотографии. Важно. Оказалось, Хана знает английский лучше, чем ее новые французские друзья, которые и старше её возрастом. Я счастлив. Ханечка во Франции – это настоящий результат. Всё не напрасно. Это некий объективный результат, объективная оценка трудов родительских. Это – миг торжества. Ни с чем не сравнимое чувство. Когда твой ребенок добивается первых результатов, к которым ты его долго и старательно ведёшь. Для меня это – день торжества. День праздника. Конечно, праздники скоротечны. Да и Бог бы с ними.