Сусикоски и Дом трех женщин - Маури Сариола

Рука Пармалахти поднялась, отвергая сказанное, затем последовал осуждающий взгляд.

— Не стоит продолжать… об этом. Мы все хорошо знаем, что человек может лишить себя жизни различными способами, при различных обстоятельствах. Ну а что касается идеи о временном умопомрачении… то это обстоятельство, очевидно, нельзя не принять во внимание. К тому же другого объяснения и нет.

Уголки рта Куннаса насмешливо вытянулись. Он сказал многозначительно:

— Эти обстоятельства, вне сомнений, более точно сможет объяснить Илола. Он-то уж должен знать душевный склад своей зазнобы.

На этот раз ленсман разгневался не на шутку:

— Нечего тянуть Илола в каждую дыру! Это тебе не Инаринский полицейский округ.

Куннас притих.

Краска, выступившая на его щеках, показала, что он хорошо понял намек. Склока, случившаяся в упомянутом Пармалахти округе, обратила на себя внимание всей страны. Виновные были уволены и затем буквально осаждали своими кляузами ведомство канцлера юстиции.

Суть намека ленсмана состояла в том, что склоку в Инари породили ссоры среди личного состава. Раздраженное замечание Пармалахти говорило о том, что ему кроме этого известны еще некоторые обстоятельства. А именно — в его собственном округе младшие констебли Илола и Куннас не ладили между собой. Издевательские замечания Куннаса, стремление куснуть отсутствующего коллегу, были не чем иным, как наветами на Илола, и ленсман взял его сторону.

Однако после этой вспышки Пармалахти вновь принял спокойный, деловой вид и стал говорить:

— Итак, продолжим. В наличии лишь две версии. Если речь не идет о самоубийстве, совершенном в состоянии временного умопомрачения, то остается вторая — преступление. Но против этого говорят многие исключающие это предположение обстоятельства. Давайте рассмотрим это дело без эмоций. Официально я не запрашивал помощи из губернской центральной криминальной полиции. Вообще-то я звонил туда, но тотчас услышал в ответ старую песню…

— Которая звучала примерно так, — предположил Паяла: — «…Людей не хватает, работы много. Да и из имеющихся в наличии часть в отпусках. И поскольку случай выглядит ясным…»

— Совершенно точно, — откликнулся ленсман. Бросив взгляд в сторону Куннаса, он продолжил: — «…да и вообще этот случай в криминальном отношении не показателен. И так как в нашей стране каждый день кто-то кончает жизнь самоубийством, расследование данного происшествия вы можете произвести самостоятельно…»

Куннас отвел взгляд в сторону. Он покраснел еще больше.

— Мы закончили расследование этого дела, — произнес Пармалахти. — Упомянутые мною обстоятельства, исключающие преступление, являются следующими. Пункт первый. Никто не согласится быть повешенным добровольно. Если бы жертва оказывала сопротивление, то остались бы явные следы. Однако таковых не обнаружено ни на месте происшествия, ни на теле девушки. — Сопроводив свое первое заключение кивком, он продолжил изложение: — Можно предположить, что девушка сначала была задушена. И только потом вздернута на дерево. В этом случае на шее остались бы подтеки. Однако в наличии лишь следы трения о канат.

Ленсман взглянул на своих подчиненных. Оба одобрительно кивнули.

— Пункт второй. Можно сказать с полной уверенностью, что канат принадлежит дому, в котором жила Элиза. Он снят со стены сарая. Это канат для буксировки автомобилей, он отсечен с обеих сторон… отрезан с помощью пуукко[7] так, что металлические буксировочные крюки удалены. Исходя из этого…

На этом речь ленсмана оборвалась.

Во двор въехал автомобиль.

Он резко затормозил. В следующее мгновение дверца отворилась. Из автомобиля появилась знакомая Пармалахти фигура, которую он тотчас опознал. А еще раньше он признал автомобиль. Это был тот самый «форд»-развалюха, который младший констебль Илола, не жалея сил и свободного времени, привел в рабочее состояние.

— Илола идет!

Ленсман затих. Лица Паяла и Куннаса также застыли. Но это продолжалось лишь секунду, а затем по комнате полетели торопливые слова:

— Парень прервал свой отпуск!

— Кто-то ему сообщил об этом…

— Так в газете же было небольшое объявление.

— Да, но в нем не было упомянуто даже имя девушки!

— Бедняга Илола, нелегко ему сейчас…

Уже скрипнула дверь. Однако Пармалахти успел произнести еще несколько слов. Бросив в сторону Куннаса осуждающий взгляд, он прошипел низким голосом:

— Черт побери! Об их связи могли бы мне рассказать и раньше. А теперь вот и не знаешь, как отнестись ко всему этому. Когда…

Дверь распахнулась.

Пармалахти замолчал. Он взглянул на появившегося в двери Илола. Лицо молодого человека было бледным и так осунулось, что под кожей резко обозначались мышцы. Когда он замер на мгновение у двери и оглядел всех присутствовавших, комнату заполнила гнетущая тишина.

Илола первым нарушил ее:

— Я знаю все. Вам не следует волноваться и проявлять излишнюю чуткость и деликатность. Не бойтесь… я не стану буйствовать.

Пармалахти облегченно вздохнул. И все же он испытывал глубокое сочувствие к парню. Что бы дальше ни случилось, теперь уже ничего не изменишь.

Илола выглядел уставшим, а голос зазвучал приглушенно, когда он продолжил:

— Я хочу принять участие в расследовании. Это для меня больше, чем… просто служебная обязанность.

Пармалахти несколько раз кашлянул. Приглашая жестом Илола сесть, он спросил:

— Как тебе удалось узнать… узнать и так быстро приехать?

Илола тяжело сел. Затем опустил голову на руки и некоторое время пребывал в таком положении. Когда он выпрямился, то было видно, что он полностью овладел собой.

— Селма Поррас позвонила, — сообщил он. — Она сочувственно относилась к нашему общению с Элизой. Можно даже сказать… покровительственно. В то время как Хелина не очень одобрительно смотрела на наши встречи. — Тяжело вздохнув, Илола дополнил: — Я рассказывал Селме о своих домашних делах. Она знала, что мои родители живут в Лемпяля и что я провожу свой отпуск у них…

— Так, так, — поторапливал ленсман. — Все ясно. И ты отправился в путь?..

— Немедленно. Селма позвонила рано утром. Прежде всего я заглянул в Лаутапоррас. — Подавленным голосом молодой человек продолжал: — Поспешил на место происшествия, к этой распроклятой сосне!

Скорбный вздох вырвался незаметно из груди Илола. Скрипнули зубы. Голова выпрямилась, и, хотя глаза по-прежнему были грустными, подбородок, по мере того как он продолжал свой рассказ, упрямо двигался вперед:

— Это дерево. И этот камень под ним. С него можно легко дотянуться до нижней ветки. Но на месте происшествия ничего существенного добыть не удалось. Однако затем, когда…

Илола взглянул на часы:

— Когда я позже побеседовал с Хелиной и Селмой около двух часов… и после того, как опросил эту старую служанку, как же ее имя?..

Ленсман помог:

— Хелена Мякеля.

— Так вот, когда я выслушал еще и ее рассказ, то все это вызвало у меня удивление… из всего того, что удалось узнать, я сделал некоторые выводы и… и…

Илола ударил кулаками по своим коленям. Следующие слова он как бы выдавил из себя:

— Я уверен, что не все в порядке в этом деле. Есть в нем какая-то червоточинка!

Ленсман долго смотрел на Илола. Затем незаметно взглянул на Паяла и Куннаса. Старший констебль пожал плечами, а младший затряс отрицательно головой.

— Успокойся! — промолвил Пармалахти. Он сказал это нарочито начальственным тоном. Мысли Илола по вполне понятным причинам пришли, очевидно, в хаотическое состояние. Пытаясь охладить чересчур разгоряченную голову своего подчиненного, Пармалахти заговорил сдержанно и по-деловому: — Именно это обстоятельство мы в данный момент и обсуждаем. Очень хорошо, что ты приехал и сможешь высказать свое мнение.

Мнение Илола не замедлило последовать. Оно вырвалось наружу, как крик души, но смысл его был однозначным:

— Это не могло быть самоубийством!

Пармалахти сказал успокаивающе:

— Посмотрим, посмотрим…

— Этого не может быть! — Илола начал жестикулировать руками. Когда он принялся обосновывать свою точку зрения, глаза его были полны отчаяния: — Я знал Элизу! Мы полюбили друг друга с первого взгляда. Это было весной, когда я расследовал дело Тойвиайнена. В течение лета мы сблизились настолько, что буквально угадывали мысли друг друга. Элиза по натуре была светлым и радостным существом. Она питала большие надежды на будущее… на наше будущее. На то, чего не…

Обстановка становилась невыносимой.

Мужчины избегали смотреть друг на друга. Ленсман Пармалахти, пытаясь овладеть ситуацией, направил разговор на обсуждение лишь голых фактов.

— Ты, наверное, знаешь, что канат был снят с гвоздя на стене сарая этого дома?