Судьба в руках твоих - Ена Вольховская

— Напрасно! — резко ответила швея, поднимаясь на ноги, и отошла в сторону. — Вы не первый и не последний, кто приезжает в Златославу за чудом, но, по правде говоря, единственное чудо — это то, что кто-то еще надеется на него!

Со стороны рабочих помещений послышался шум, и раздался тихий мальчишеский голос, заметно встревоженный:

— Рахна, пожалуйста, успокойтесь! — Йозэль с удивлением повернул голову на звук. Слова швеи звучали весьма своеобразно, но не было похоже, что они предвещают бурю. Женщина просто делилась своим горем. Однако в следующие секунды подмастерье обратился уже к Йозэлю: — Святой брат, прошу простить нас за грубость, но, боюсь, сегодня вам придется покинуть…

— А ну цыц! Несносный ребенок! — прервала его порыв Рахна. — Немедленно возвращайся к работе!

— Но!..

— Все в порядке, — тяжело вздохнула женщина и, выпроводив подмастерье за стенку, вернулась к Йозэлю. — Прошу прощения.

Йозэль с пониманием кивнул и протянул женщине руку с незаконченным рукавом, тихо произнеся:

— Кажется, они волнуются за вас.

Женщина остановилась перед ним и приложила вторую ленту.

— Так и есть, — с улыбкой произнесла она. — Боятся, что разволнуюсь и опять сердце прихватит, — Йозэль открыл было рот, чтобы предложить прекратить сей не безоблачный разговор, но женщина продолжила, как ни в чем не бывало: — Но те события были так давно, что почти не причиняют боли. Сейчас уже не о чем переживать. Сейчас я могу только злиться впустую да сетовать на несправедливость судьбы, а это вовсе не смертельно, просто неприятно, — усмехнулась она.

— Полагаю, речь о событиях, что вынудили вас искать чуда в Златославе? — подтолкнул ее к мысли Йозэль — быть может, что не помогло ей, помогло бы ему.

— Именно, — женщина выдохнула и, пришпилив будущий манжет к рукаву, отошла за нитками. — Это лет десять назад случилось. Дочь слегла ни с того ни с сего, а в нашем городе отродясь хороших лекарей не было. Это и городом назвать стыдно! Так, кучка фермерских хозяйств да торговая площадь. Из лекарей только полуслепая — не в обиду сказано — бабка-знахарка, которая только сопли сезонные вылечить могла! — Рахна фыркнула, однако тон ее тут же вновь наполнился горечью: — Я заложила семейное дело, чтоб денег наскрести да отвести дочь в столицу. Неделю обивала пороги городской больницы, но там только руками развели. Я была готова отдать все до медной монетки, и уж на это заявление прибежал ажно лекарь самого наместника. Да толку от этого оказалось не больше, чем от нашей знахарки! — женщина шумно втянула носом воздух, пытаясь успокоить себя. — Моя девочка скончалась через пару недель.

Йозэль поджал губы. Он ожидал чего-то неприятного, но от такой истории даже холодок по телу прошел. Пусть с тех событий прошло немало лет и женщина уже давно приняла и смирилась с утратой, было заметно, что ей все еще тяжело об этом говорить. Однако молчать еще тяжелее. И дрожащим голосом, иногда всхлипывая и останавливаясь, чтобы вытереть лицо от слез, Рахна рассказывала.

— Я помню, как меня позвали. Но не к лекарю, а в городскую больницу. Увели меня в подвал, где… — женщина на секунду замолкла, нервно сглотнув. — Там, в темноте и холоде, в несколько рядов стояли кровати, а на них лежали тела укрытые какой-то мешковиной. Милосердные сестры подвели меня к одной из них и предложили снять покрывало.

Рука женщины затряслась, и Йозэль тут же перехватил ее, тихо спросив:

— А вы?

Вновь послышался глубокий вдох, и горячий воздух коснулся его пальцев. Чувствуя, как с каждым словом швея все глубже погружается в кошмарные воспоминания, он слегка сжимал ее ладонь, стараясь вернуть женщину к реальности. Да, не исповеди он ожидал, заглянув на задорный призыв, но оставить женщину с этим один на один уже не мог. Страшно даже представить, что творилось в ее голове, раз нескольких неосторожных фраз достаточно, чтоб прошлое вновь ее захватило. Ей нужна помощь. Настоящая помощь, а не слова утешения от лживого воришки. И словно подтверждая его мысли, внутри заворочалось нечто неприятное, почти болезненное. Может, совесть?

— Я отказалась, — швея высвободила свою ладонь и продолжила работу. — Хотела, чтобы в моей памяти она осталась милой улыбающейся девочкой. Тогда меня вывели оттуда и отдали камень.

— Камень? — брови Йозэля удивленно изогнулись.

— Да, камень. Драгоценный. За пару недель до того, как малышка Райт стала заболевать, у нас остановился на ночь один путешественник. Тоже, кстати, слепой, — грустно усмехнулась она, — что за ирония… Денег у него не было, и он отдал камень в качестве платы, хотя мы и отказывались. В нашем захолустье его не продать, вот дочка и забрала красивую побрякушку, — женщина отрезала нитку и попросила Йозэля встать, после чего взялась за крупные полотна ткани, накидывая их по очереди на плечи парня. — После помощи, — чуть не выплюнула она последнее слово, — лекаря наместника у меня ничего не осталось, и я продала камень ювелиру, чтобы вернуться на родину. Но уехать так и не смогла.

— Что-то еще произошло?

— Нет, — убирая ткань в сторону, ответила она. — Просто тошно становилось каждый раз от мысли, что вернусь в пустой дом, а дочку оставлю здесь. Так что обосновалась в столице. Ее похоронили на местном кладбище, у храма Моры, — она ядовито усмехнулась, — прямо напротив статуи с надписью «Каждому воздается по справедливости», — Йозэль аж дернулся, широко распахнув глаза. С одной стороны, он знал, что надпись, наоборот, попытка приободрить близких, якобы на том свете все страдания окупятся, но с другой стороны… Для Рахны это выглядело настоящей издевкой. — Вот хожу туда и гадаю, о какой справедливости идет речь, если у ног Моры покоится девочка, которая еще ничего не успела в этой жизни, у которой все должно было быть впереди?

Йозэль не нашел, что сказать. Да и требовалось ли? Он стоял посреди мастерской, в которой затихли все звуки, и, кажется, забыл, как дышать. Чужая драма давила на него удушающим одеялом, набитым свинцом, и собственные проблемы отходили на второй план. Его проблема — он сам. Лишь последствия опрометчивых решений. Проблема Рахны — неотвратимый рок, стечение обстоятельств, забравший у нее все.

— Мне… так жаль… — он едва протолкнул слова сквозь горло. — Знаете, вы очень сильная женщина. Столько лет носить под сердцем такую ужасающую трагедию!

— Я бы предпочла никогда не услышать этих слов.

— Возможно, я ошибаюсь, но думаю, что Райт хотела бы, чтобы вы прожили долгую и счастливую жизнь, а не корили себя за то, чего и не могли исправить. Вы можете всю жизнь задаваться вопросами о справедливости и богах, но