Вождь чернокожих. Black Alert (СИ) - Птица Алексей

Сосновский зло зыркнул на Шнеерзона за то, что он перехватил разговор, и, получив одобрительный кивок Леона, проговорил.

— Мы готовы к сотрудничеству и, насколько я знаю Мамбу, он будет только «за» и, с удовольствием, «поглотит» очередных переселенцев. Но ему нужно оружие.

— Ого, какой у него аппетит! А он, точно, негр?

— Точно. Хотя, все те, кто с ним разговаривают, в этом сомневаются. И не без причин. Но вы не ответили на мой вопрос об оружии.

— Даже так. Интересно. Очень интересно. Необычно. Надеюсь, вы сможете отправить ему всю информацию, по нашему разговору. Я буду ждать. А в знак нашего будущего сотрудничества, хочу вам предложить большое парусное грузовое судно. Это чайный клипер «Ветер», услуги команды оплачены на год вперёд, дальше можете поступать с этим кораблём, как вам заблагорассудится.

— Ну что ж, раз мы все детали уже обсудили, мне пора, дела не ждут. А время — это деньги!

Далее, разговор коснулся малозначащих деталей и, вскоре, оба посетителя откланялись и ушли, оставив «святую» троицу в недоумении, от встречи и неожиданно открывшихся возможностей, да ещё и владельцами парусного подарка.

* * *

Отец Пантелеймон находился в здании Священного Синода и докладывал о состоянии дел в Африке.

— Отец Клементий организовал монастырь, и к нему валом повалили новообращённые. Негры, прости Господи, — он широко, три раза, осенил себя крестом, — негры, хоть и дикари, а словно дети, во всё верят. Обмануть их не представляет труда. Верят в духов, особенно, в духов Вуду. В силы природы и прочее.

— О чёрном короле Иоанне Тёмном я уже докладывал. Сим есм не прост. Аки змей прозорлив, аки лиса хитёр. К тому же, колдун, по местному — унган. Да не раз он от гибели уходил, и души своего ближника, пойманного на предательстве, лишил. Не иначе, нечистая сила вмешалась, — и он снова перекрестился. Боюсь я его, — обратился отец Пантелеймон к Священному Синоду, члены которого сидели в большом помещении, со стенами, расписанными библейскими сюжетами.

Санкт-Петербургский митрополит Антоний, в ответ на это, проговорил.

— Недостоин сана твой страх. Веру коптскую принял сей муж?

— Принял, владыка.

— Так чего же ты боишься. Не в полной власти он у демонов, борются за его душу и ангелы. Вечна та борьба, а значит, и нашей церкви пора в этой борьбе принять посильное участие.

— Что же касается души… Глаголю я, не в силах человека лишить её, а по твоим словам выходит, Иоанн, всё же, человек. Так что, опоил он его поганым зельем, и потому потерял разум этот человек. Много ядов было известно во тьме веков. И о таком… слышала церковь.

— Чёрный самородок, вот кто твой Мамба, ибо открыл, неведомы никому, знания. Много, видно, он исходил непроторенных дорог в Африке, понабрался чудных сведений и рецептов, да много трав узнал. А известно, что целебная сила должна до-зи-ро-ва-ться, — по слогам произнёс митрополит, — иначе — это яд.

— А твои опасения, что не человек он, а оборотень, и от смерти легко уходит, напрасны. То давно известно. Были на моей памяти люди, не раз под смертью ходили, а каждый раз уходили от неё. То на войне было. Только с места сойдёт, туда снаряд упадёт. В штыковую идёт, а штык вражеский мимо него идёт. Звериная сила живёт в чёрном дикаре, чувствует он, аки зверь, опасность. Так то не чудо, то — скрытые возможности тела, сделанного по образу и подобию Его!

— Ты, вот что Священному Синоду скажи. Готов ли чёрный царь дальше воевать и землю от европейских колонизаторов очищать, да забирать всё большую власть себе.

— Готов он, ещё как, готов. Только и думает об этом, и днём, и ночью думает. Сидит над картами, чертит на них углём, продумывает всё, и это негр!?

— Больно умён он и грамотен. С офицериком штабным полдня просидел и всё выведывал, как да что делать, как воевать и как побеждать, и всё, ведь, понял. Другой и за пять лет не поймёт, а этот, всё на лету схватывает, как будто, в университете каком учился, да по медицине, лучше фельдшера Самусеева, пропойцы окаянного, знает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да и тот, ужо, пить бросил, да женился, на бабе огромной, да страхолюдной. Да и я грех свой позабыл. Не пью, уж почти, всё о Боге размышляю.

— То у тебя правильные мысли, — сказал митрополит, — о Боге надо постоянно думать и свои помыслы, согласно его воле, исповедовать. Но Бог не поможет нам церковь содержать. Он о душе заботится, да нас, в помыслах наших, направляет, да силы работать даёт.

— А вот, как наши приходы содержать, это уже наше дело — людское, и никто, окромя как мы сами, нам не помощник. Так вот, и спросить я тебя хочу. Переселенцы наши собираются в Африку, и на то, даже, есть благословление и разрешение царя нашего — батюшки, императора Николая II. А переселенцы все голытьба, с голодающих губерний. То богоугодное дело.

— А раз переселенцы все, сплошь, христиане, то и церковь православная должна быть там же, где и они, и поддерживать их, да не бросать в дикарстве, и в руки коптской и других церквей. Силён и ислам там, а мы — то что, ежели своих, православных, бросим на чужбине?

— Да токмо, не всё просто так, приходы надо содержать, а церковь, и так, всё больше подаяниями живёт, да приходами. Благо, есть ремёсла, да промыслы, да земли арендуемые. Вот и спросить тебя хочу. Будет ли помощь, от царя твоего тёмного, Иоанном называемого, али как?

— Будет! Любит он русских, завсегда привечает, видно, Бог вложил в его голову знание языка неспроста, а с целью великой. Но привечает он всех, не токмо русскоязычных. Благоволит он нам, и церкви православной отказа не будет. Да и выгодно это ему — торговлю налаживать, да людей знающих к себе звать. Местные — то, сущие дикари, и не умеют ничего, как овощи растить, да скотину пасти. Собирательством живут, да охотой.

— Хорошо! Тогда поедет с тобой, отец Пантелеймон, ещё отец Феодор, с секретной миссией. Надобно нам торговые связи с Африкой организовывать, а доходы с того пойдут на богоугодные дела, на строительство церквей, да поддержку переселенцев. Церковь уже выделила свои средства в помощь переселенцам. На всё Воля Божья, а мы поможем людям, в их нелёгкой доле. Не смог император пересилить католиков да протестантов, значит, наш черёд наступил.

— Священный Синод решил — будет учреждена Африканская епархия, а ты отец Пантелеймон, станешь первым её архиереем. В знак твоих заслуг перед церковью, получаешь ты золотой наперсный крест. Открыто не носи его, токмо, под рясой, либо, уже у себя, в Африке. А сейчас, иди с Богом, готовься к походу, тебя оповестят. Молись и всё сбудется. Да, совсем позабыл. Отец Клементий, то живой там?

— Живой покеда. Скит основал, он же проказой болеет!

— То ведомо нам. И жинка его бывшая про то знает. Да всё равно просится к нему, письмо вот написала. Пишет, с хлеба на воду перебиваются, она да шестеро его деток. Возьмёшь то с переселенцами её?

— Возьму, как не взять. Дак вот и деньги ей передам.

— Деньги передашь, она тут недалеко живёт, в приюте, да с переселенцами её отправь. Ну да, не мне тебя учить! С Богом!

Низко склонившись в радостном поклоне, от переполнявших его эмоций, отец Пантелеймон вышел из помещения и отправился в гостиницу, при Синоде, где останавливались, приехавшие в Санкт-Петербург по делам, священнослужители.

Глава 9 Оружие для Мамбы

Отец Пантелеймон выехал из Санкт-Петербурга через неделю после состоявшегося в Священном Синоде разговора. Путь его лежал, сначала в Саратов, а оттуда, уже, в Баронск, где и обитал со своим семейством Феликс фон Штуббе. Не забыл он и бывшую жонку отца Клементия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Найдя их, он потетёшкался с самыми маленькими, одарил пряниками средних, и молча сунул рубль самой старшей — Глафире. Мамка их, дрожащими руками теребила кожаный мешочек, полученный от отца Пантелеймона. В нём звенели десять золотых червонцев. Мало, конечно, но на первое время, должно было хватить, а там, всё равно в дорогу вместе с остальными переселенцами.