Франт 2 - Иван Солин

поваляться своим тяжелым телом на холодных камнях, которые, благодаря комбезу наряду с толстой орчьей шкурой, мне никак не досаждали, а также поспать до темноты — мне, по всем законам жанра, не дали. Уже через пару часов в лагере началась какая-то движуха и я узрел ЕЁ.

Не знаю, любовь ли это с первого взгляда, или какие-то орчьи позывы, но если мне скажут: сверни вон ту гору или быстренько сгоняй за луной — я, как дурачок со счастливой рожей и оскалив все свои 43 с роскошными желтоватыми клыками, помчусь старательно исполнять... Ах ты ж... смертник! Хана тебе, урод!

Не в силах безучастно смотреть, как этот павлин недорезанный измывается над предметом моих сердечных томлений, я резво убрав всё в инвентарь с разбегу оттолкнулся от края скалы и эпично влетел в стену с грохотом падающей воды. В смысле с «изнаночной» стороны водопада. А после мое могучее и тяжелое тело пролетело метров пять, прежде чем ухнуть в бурлящую холодную воду, где я прилично так стукнулся об дно и камни ногами. Я бы даже сказал: ножищами явно пятидесятого размера как минимум.

Полная воздуха могучая грудь позволила мне проплыть под водой, увы, немного. Хотя, конечно, может это попросту я нынче такой громадный. Вынырнув же метров через семь, я осознал, что в воде мне, такому вот бегемоту, весьма комфортно тягать свое новое массивное тело, а значит. А значит схема предстоящего боя сложилась, и я погреб, или, скорее, потопал по отмели к реке. Которая, вытекая из данного озерца, вплотную подходила к лагерю, давая мне возможность, хоть и уже вплавь, но всё ж достаточно пиблизиться и гарантировано испепилить любого урода, что станет между мной и этим, пусть и слегка беременным, но объектом моей страсти.

Что же заставило меня творить такую вот дичь, по сути похоронив идеальный план с ночной вылазкой? Ну нейросеть, конечно, могла бы дать некоторую оценку. Хоть и скромную, без должной-то настройки, ввиду отсутствия у Фроя достаточных медицинских познаний, но неплохую выкладку по гормональному фону моей нынешней тушки. А возможно даже, и слегка подкорректировать этот самый фон. Правда, лишь в рамках унылых стандартных шаблонов, опять же, из-за отсутствия у старого пирата необходимой квалификации для более тонкой настройки. Да вот только, как всегда, она сходила сейчас с ума, беспрестанно информируя об аномальной мутации и сбое всех настроек. Знаем, проходили. Поэтому и была переведена в игнор. Лишь в данном аспекте своего функционирования, разумеется. И мой, а может и не мой, буйный нрав попросту нечему сейчас было укротить.

В общем, когда я увидел, как это небесное создание, пусть и слегка замурзанное да в рванье, ранее определенно бывшим дорогим и вычурным платьем, почему-то, правда, со множеством индей... оркских элементов и украшательств. Когда это вот средоточие грации и завораживающей пластики, пусть и слегка шарообразной, по понятной причине, формы. Когда эти синие глаза на пол лица и влекущие чувственные уста, пусть и с фингалом да кровоподтеками из разбитой губы. Так вот, когда это вот всё, не пожелав склонить свою голову перед нажравшимся овсянки и решившим поиграть в гестаповца напыщенным и сияющим золотым шитьем женоподобным чмом, вдруг упало на колени от его хлесткой пощечины — я буквально взбесился! Ну и поспешил на помощь той, при взгляде на которую мое сердце словно сжимает, а легкие никак не желают принять еще больше воздуха.

Пока я, всё также оставаясь незамеченным, плыл по направлению к лагерю, то остро сожалел, что не имею возможности активировать изолирующее поле вокруг головы. Тем самым обретя возможность погружения, ведь дыхательная смесь вырабатывалась бы аналогично встроенным в воротник генератором оной. А нырнуть мне бы не помешало, так как обнаружение дозорами орчьей башки над поверхностью реки — лишь дело времени. Неудобный тут берег, ни камышей, ни чего-то подобного. Не спрятаться в общем.

При всём при этом, я продолжал наблюдать средствами Вжуха за происходящим в лагере. Едва ли не проволочившийся «пузом» по траве и в итоге оставшийся-таки незамеченным дрон успешно миновал всех встречных и уже подобрался к действующим лицам. А заняв удобную для обзора позицию, безопасную в плане своего обнаружения, он дал мне возможность не только созерцать, но и слышать происходящее. Как оказалось, мои познания эльфийского и в этом мире не подвели. Удивительно.

— Элиэ́ль! — передавал мне Вжух картинку с брызжущим слюной капитаном, который нависал над всё еще пребывающей в его ногах эльфийкой, которая закрывала объемный живот руками, оберегая всеми силами то, что носила под сердцем. — Или может Уа́тва? Молчишь? Так слушай же, ты, презренная, что возлегла с грязным животным, ты, которая предала свой род, наш Дом и весь народ перворожденных, ты, отвратная и недостойная жизни жертва своей порочности, которая носит во чреве мерзость, знай: всё еще жива ты лишь потому, что его преосвященство пожелал публично придать тебя огню на главной площади Раскидистых Ив! Там, где все смогут увидеть очищение от позора Дома Белого Пуха! Где твой визг напоит мое сердце желанным отмщением, как за жизнь брата, так и за поругание нашей расы! Где князь узрит и поймет, на какой позор он обрек свой Дом, не отдав тогда тебя, грязь, брату! Уж Дунаэ́ль бы сумел удержать тебя в узде, похотливая ты сука!

Принцесса. Надо же, ещё одна принцесса. На этот раз эльфийского Дома. Э-хе-хеэ-эх.

Ответом капитану была лишь тишина и гордо вздернутая головка с некогда водопадом жидкого золота, а ныне слипшихся от грязи и запекшейся крови из ссадин волос. Ну и пронзительный взгляд умопомрачительной синевы, и я сейчас не о ее фингалах. На что взбешенный... покойник, пусть ещё и не догадывается, занес руку для очередного хлесткого удара, но был прерван шумом из леса.

Покойник-покойник — я сказал! Не жить тебе, урод. А что там за шум, кстати?

Вжух слегка переместился, а я узрел огромного, даже, по-моему, покрупнее меня, орка с размалеванным голым торсом и таким же лицом. Из головы его, с натуральным таким ирокезом, в разные стороны горизонтально торчали два черных пера. Но самым, пожалуй, жутким были его едва ли не светящиеся красным глаза. Этот вот былинный воин, вооруженный дубиной из какой-то, определенно плотной, красноватой полированной древесины с явно бронзовым шипом-клювом на конце — со всех ног несся сейчас из леса прямиком на дозорного, судорожно пихающего шомпол в свой дульнозарядный мушкет. А вокруг, подобные первому, с «улюлюканием» и прочими боевыми кличами мчали еще около десятка