Семь смертных грехов - Тадеуш Квятковский

Пан Тшаска почтительно склонился, не выпуская из рук рясы квестаря.

- Да вот поп со мной спорит, не хочет входить к вельможному пану.

- Что это ты, отец, скандалишь? - спросил магнат, зевая во весь рот.

- Сказать вам правду? - ответил вопросом квестарь.

Шляхтич надулся, как индюк, надул щеки и с шумом выпустил воздух, затем, хлопая по ножнам, надменно выпалил:

- Только, брат, не завирайся, а то мы поговорим!

- Рассказывай, отец, - разрешил вельможа. Квестарь поправил веревку на животе, сбившуюся при возне, потянул носом и, почесывая бородавку, заявил:

- Его милость пан Тшаска - слуга верный, но, пожалуй, не знаком с основами гостеприимства.

- Ты что, поп, городишь? - вспыхнул пан Тшаска, хватаясь за саблю. - Я, Тшаска, герба Слепая Лошадь, не знаю основ гостеприимства? Да это такая обида, которую можно смыть только кровью.

Выведенный из себя тирадой прислужника, вельможа нетерпеливо хлопнул в ладоши. Пан Тшаска умолк, но не переставал бросать уничтожающие взгляды на квестаря. А тот, поставив мешок у ног, сложил руки, как подобает слуге божьему, и сказал, придав голосу ангельскую кротость:

- С позволения вашей милости я должен объяснить все с самого начала. Вот этот шляхтич привел меня в твой дом, сказав, что ты, ваша милость, хочешь говорить со мной. Верно ли это?

- Верно, - подтвердил вельможа.

- Мне очень приятно, что почтенный пан Тшаска свою задачу выполнил, однако он не хотел допустить меня перед твои ясные очи.

- Клевета! - закричал пан Тшаска, ударяя себя в грудь. - Врет он, собачий сын, как нанятой. Да разве я посмел бы не выполнить твою волю, всемилостивый пан...

Тут квестарь, мило улыбаясь магнату, незаметно толкнул шляхтича локтем под ребро.

- Ой! - закричал тот, хватаясь за бок. А квестарь тем временем быстро выпалил:

- Все дело-то вышло из-за моей нищенской сумы. Он, безбожник, не знает, что тому, кто собирает для монастыря, ни в коем случае нельзя расставаться с мешком. А вдруг в ваших покоях будет проявлено благородное желание оказать мне милость? Разве можно лишать ближнего возможности проявить эту добродетель? Нет, стократ нет!

- Так войди же, отец, - светским жестом пригласил вельможа квестаря в свою комнату.

Пан Тшаска скрипнул зубами и прикусил губу. Брат Макарий, проходя мимо, показал ему язык и игриво подмигнул. Шляхтич сжал кулаки и тоже сделал попытку проскочить в комнату, но вельможа захлопнул дверь перед самым его носом.

Они вошли в комнату, служившую магнату спальней. Теплое ложе манило, обещая сладкий сон. Широкая кровать была накрыта турецким ковром, на ней лежали большие подушки, набитые сеном, и богатое, но довольно грязное одеяло. Над ложем на расшитой золотом шелковой ткани висели, по рыцарскому обычаю, сабли, турецкие кинжалы, охотничьи трубы. На полу лежала медвежья шкура. Под окнами стояли низкие сундуки, около которых суетился молодой парень, вытаскивая оттуда одежду для вельможи.

Брат Макарий бросил мешок в угол и остановился посреди комнаты. Вельможа потянулся так, что хрустнули суставы, и зевнул. Видно было, что он недоспал.

- Прости, ваша милость, за ранний приход, - сказал полунасмешливо квестарь. - Но уже играли хейнал и мне пора в путь.

- Ничего, - ответил любезно вельможа, - я досплю после завтрака. А теперь, отец, расскажи-ка, был ли ты у моей родственницы в Тенчине? Меня это очень интересует.

- Нет такой ограды в Речи Посполитой, куда бы путь мне был закрыт.

- Так рассказывай же скорее. Промедление лишь вред мне принесет.

Квестарь откашлялся, почесал бородавку и сложил руки на животе.

- Замок Тенчинский взят! - с гордостью начал он. - Иезуиты отнеслись к моей скромной особе, как к римскому легату, и все, что мне хотелось, я видел своими глазами. А они у меня, слава всевышнему, зоркие, как у сокола, так что я свою любознательность удовлетворил полностью.

- Да ты либо отродье дьявольское, либо упырь, или же святой - перед тобой ничто не может устоять! - воскликнул вельможа.

Слуга уронил какую-то принадлежность туалета своего господина и в ужасе перекрестился, готовый при первой возможности дать стрекача.

- Если бы я был упырем или имел дело с нечистой силой, то я, с вашего позволения, спал бы на такой вот постели, а не носил бы нищенское одеяние, пил бы мальвазию, а не прокисший уксус, которым шляхетская братия потчует бедного квестаря.

- Петрек, приготовь одеваться, - приказал вельможа, - а ты, отец мой, рассказывай, потому что известия твои поистине удивительны.

Слуга вскочил, поднес широкие шаровары из сукна, помог своему господину одеть их и красиво опоясал шнурком с серебряными кистями. Потом вельможа уселся на сундук, а Петрек натянул на него желтые сафьяновые сапоги, старательно собрав в складки голенища.

Брат Макарий рассказал вельможе о том, как он пробрался в замок.

Свой рассказ он ловко приукрасил, придав всем своим действиям оттенок геройства. Иезуиты были для него сущим пустяком, - он их легко положил на обе лопатки в научном споре. Значительную часть своего рассказа брат Макарий посвятил псам, которые, подобно кровожадным зверям, хозяйничают в замке, то и дело пожирая кого-нибудь из слуг или гостей. Но квестарь обратил их в овечек, лизавших ему пятки и ходивших за ним, как цыплята за наседкой.

- Упырь, в самом деле упырь! - восклицал вельможа, отпуская время от времени подзатыльники Петреку, который, весь дрожа, слушал рассказ квестаря и поэтому прислуживал своему господину с меньшим вниманием.

Потом брат Макарий, не жалея красок и восторгов, рассказал про пир и общение со святыми. Приподняв рясу, он за одно показал, как танцуют в замке, как отвешивают друг другу поклоны и даже для лучшей передачи настроения затянул веселую песенку. При этом он так забавно подпрыгивал, что вельможа не мог удержаться от смеха, но тут же пришел в себя и съездил Петреку по затылку, чтобы тот не забывал своих обязанностей. Слуга бросился за жупаном из белой шерсти, украшенным золотыми пуговицами, в которых, как птичьи глаза, сверкали рубины. Вельможа несколько раз повернулся на каблуках, одел жупан и встал перед слугой, который застегнул жупан на все пуговицы.

- А моя родственница тоже танцует? - спросил магнат.

- Порхает по залу, как птичка.

- Видно, она не думает о грехах перед смертью.

- Да она еще может воз соломы перепрыгнуть.

- Значит, думать о наследстве рано?

- Я этого не сказал бы, - заметил квестарь, - иногда у людей сил прибывает перед смертью.

- Эх, - вздохнул вельможа, - только бы не догадались об этом отцы-иезуиты.

Брат Макарий весело рассмеялся.

- Если иезуиты так за ней ухаживают, значит, недолго ей осталось жить, иначе они ни минуты бы не сидели там.

- Что же делать? Что делать? Ее состояние мне нужно позарез. Петрек, разиня, позови сюда пана Тшаску.

Парень выбежал. Вельможа сидел опечаленный, опершись подбородком на руку.

- Состояние там большое, - подтвердил квестарь. - А сколько прислуги, а скота, а крепостных - не сосчитать.

Из груди магната снова вырвался вздох:

- Что же делать, отец?

- Надо иезуитов как-нибудь похитрее обойти.

- Как же это устроить?

- Есть такие способы, ваша милость.

- Разве что заключить союз с дьяволом?

- Дьявол дурак, может засыпаться на пустяке. Иезуиты не боятся таких мазуриков. Я сам многим дьяволам горячее сало за шкурку заливал, так что они только голым задом сверкали да визжали.

- Ах, жаль ее богатство терять.

- Жаль, конечно, очень жаль.

- Так посоветуй же, отец мой, у тебя ум острый. Я тебе деревню подарю и сто душ впридачу. Или такой турецкий пояс справлю, хоть к королевскому двору поезжай.

- Мне деревня ни к чему, а пояс только давить будет: брюхо велико, даже святая веревка, которой я опоясываюсь, такое для меня наказание, что из-за нее я неминуемо на тот свет отправлюсь.

- Я тебе кабак открою, чтобы ты мог день и ночь круглый год пить там вино в свое удовольствие.

- Нет такого кабака в нашем государстве, который не был бы открыт для меня. Чужого добра никогда не жаль. А будь у меня свой кабак, чего доброго, я стал бы скупцом и не пользовался бы им.

- Значит, нет ничего, что могло бы тебя прельстить?

- В святом писании говорится, что один покаявшийся грешник вызывает в небе больше радости, чем сто праведников.

- Так что же?

- Стоит ли быть благочестивым, если мошенник к концу жизни пользуется таким почетом в небесах?

- Я что-то не понимаю тебя, отец мой.

- Лучше быть вольной птицей, шататься по деревням, чем лезть в райские кущи. Позволь мне, ясновельможный пан, жить по-своему. У меня свои расчеты.

- Значит, ничего не хочешь?

- Так будет лучше.

- Во всяком случае, обещаю, что тебе ни в чем отказа не будет. Скажи мне только, как ты думаешь обмануть мою родственницу и изгнать иезуитов, если ты пренебрегаешь нечистой силой?

Квестарь почесал бородавку.