Переписка - Варлам Шаламов

Я благословляю Вас. Я горжусь прямотой Вашей дороги. Я горжусь тем, что ни на одну йоту не захотели Вы отступить от большого дела своей жизни. Обстоятельства последнего года давали очередную возможность послужить Маммоне лишь чуть-чуть покривив душой. Но Вы не захотели этого сделать.

Да благословит Вас бог. Это великое сражение будет Вами выиграно, вне всякого сомнения.

Ваш всегда В. Шаламов.

Переписка В.Т. Шаламова с Б.Л. Пастернаком началась в 1952 г. В 1951 году он освободился из лагеря, однако выехать на Большую землю ему не удалось. Он работал фельдшером в маленьком поселке Якутии, близ аэропорта Оймякон. Кругом была тайга, снега, мороз, лагерные бараки. Писать прозу или стихи было занятием подозрительным. Однако он отправил две тетрадки своих стихов высшему поэтическому авторитету — Б.Л. Пастернаку: их захватила с собой уезжавшая в отпуск врач Елена Александровна Мамучашвили. Жена Шаламова Галина Игнатьевна Гудзь с помощью Наталии Александровны Кастальской и В.П. Малеевой, знакомой Пастернака, передала эти тетради Пастернаку. Впоследствии некоторые из этих стихов в переработанном виде вошли в «Колымские тетради» — сборник стихов Шаламова 1937–1956 гг.

Переписка охватывает, пожалуй, самые драматические годы жизни поэтов: Пастернак работает над романом «Доктор Живаго» и переживает бурю в связи с его публикацией за рубежом, Шаламов буквально воскресает из мертвых, со страстью пишет дни и ночи, пишет стихи и рассказы, словно беря реванш за долгие годы бесправия и молчания.

Переписка прервалась из-за ссоры Шаламова с О.В. Ивинской, которая имела большое влияние на Пастернака, но об этом — в переписке Шаламова и О. Ивинской.

1952 — 1956

Переписка с Гудзь М.И. и Г. И. и другими родственниками

М.И. Гудзь — В.Т. Шаламову[34]

8. Ш-54

Дорогой Варламочка!

Вчера я была приглашена к Александре Борисовне со стихами. Был там один ленинградец и одна молодая особа, кончившая литературный вуз (современной начинки — девушка, а не вуз). Чтение стихов произвело сильнейшее впечатление. Этот ленинградец — поклонник Бориса Леонидовича. Он восторгался свыше всякой меры. Я же была страшно довольна. И считаю, что ты должен знать об этом. Я, как всегда, когда читаю эти строки, очень разволновалась. Больше всего ему понравилось «С годами все безоговорочней» и «Бор. Леон. Паст.». Но я не все, ведь, брала с собой.

А этой литературоведке, я даже не ожидала, что ей понравятся стихи, так молодежь привыкла к стандартам. Готовым (и «дозволенным») формулам. И она совсем пораженная и взволнованная просила разрешения прийти ко мне и прочесть все самой. Зашел разговор о тебе. Как ты живешь, чем зарабатываешь. И он сделал предложение: он хочет купить охотничий дом и спросил, не согласился бы ты жить у них, он сказал, чтобы тебе пока не говорить об этом, так как это еще в проекте (примерно май месяц). Дом этот будет где-то около Весьегонска. Предложил он это, чтобы ты мог без помехи работать*, он очень хотел бы с тобой познакомиться. Ты мне не позвонил, и я не знаю, когда ты приедешь. Но я подумала, что, может быть, ты приедешь в эту (ближайшую) субботу. Тогда он будет еще в Москве и хотел мне звонить в субботу. Ну, а если ты не сможешь, то повидаться и поговорить сможете, когда он будет следующий раз в Москве.

Я бледно описала тебе все, а были такие выражения: талантливо, гениально, ну и всякое другое. Но главное — не слова, а взволнованность, с которой это было воспринято.

Целую тебя.

Твоя Маша.

P.S. Когда я рассказала об этом вечере Галинке, она сказала: ну вот, без меня все это.

В.Т. Шаламов — Е.В. Шаламовой[35]

Озерки, 10–13 апреля 1954 г.

Дорогая Лена.

Поздравляю тебя с 19-летием, желаю счастья, успеха и прочее, желаю ясности в твоих отношениях с миром, ясности перед самой собой. Желаю хорошо подумать над тем, при каких условиях люди становятся людьми и что делает человека человеком, ибо без этого «что» жить, конечно, можно, но эта жизнь должна изучаться по Брему.

Желаю подумать над тем, ради чего живут, а главное, ради чего умирают лучшие люди человечества, у которых ведь иные масштабы, чем у нас, иное понимание несчастья и счастья.

Желаю также понять, что у человека много правд, много богов. Это обязывает к серьезности в попытках понимания других людей, не забывая ничего своего.

Мне бы хотелось также, чтобы ты нашла время для чтения книг настоящих, которых немало. Именно в книгах лучшие люди истории, наиболее талантливые, наиболее глубоко чувствующие, оставили биение своего сердца, свою кровь и ум; книги, в которых тоска и боль, общие всем людям, нашли свое острейшее, ярчайшее выражение.

Никакой другой вид искусства не может быть сравнен в этом отношении с художественным словом.

Именно книги, настоящие, большие книги, незаметным образом расширят кругозор, изменят внутренние требования к жизни, дадут новые цели, большие масштабы, новые оценки и стремления, неизмеримо выше прежних, и ты удивишься, как ты могла жить по старым меркам до сих пор.

Именно в этом настоящем развитии, постоянном душевном обогащении, отточенном глазомере и подлинности чувств лежит залог настоящей жизни, — книги и есть, по-моему, тот сказочный эликсир вечной молодости, который всерьез искали когда-то алхимики Средневековья. Книги ведь пишут уже потому, что автор хотел оставить памятник быта, нарисовать какую-то картину времени, потому что человек этот хотел как бы успокоить, разрядить свою душу, свои волнения, которые вызваны были тем, что он чувствовал и видел вокруг себя. Это и есть настоящий, не казенный реализм.

И помни хорошо, что никакие технические справочники еще не делают человека интеллигентным, в настоящем значении этого слова. Гуманитарное образование не заслуживает того, чтобы посвятить ему всю жизнь, у нас с тобой уже был, мне кажется, обрывочный разговор об этом. Но основные элементы этого образования должны быть восприняты во время овладения техническими специальными знаниями.

На примере академика Владимира Образцова (отца кукольника) и ряде других примеров я заключил, что нельзя стать большим инженером, не зная и не любя искусства и прежде всего, и раньше всего — художественного слова.

Я не даю тебе никаких так называемых «житейских» рецептов, а также и никаких пожеланий в этом направлении, кроме здоровья у меня нет. Да и вообще это письмо — написавшееся как-то вдруг, без перечитывания, без отбора, «без систематизации» пожеланий — мое простое ночное письмо.