Земля воды - Свифт Грэм

Все чаще, все мучительнее – и все больше неудобств доставляли домашним. Существует даже и такое предположение – хотя в данном случае уместна здравая доля скептицизма, ибо главным свидетелем по делу проходит бывшая служанка из дома Аткинсонов, которую уличили в том, что она бесстыднейшим образом беременна, и, естественно, тут же выгнали вон, почему у ней и был мотив распространять о бывших хозяевах самые гнусные сплетни, – что припадки сделались такими жестокими и дело доходило до таких конвульсий, что братья, которые вроде как обожали и боготворили свою матушку, сдали ее вместо этого в Учреждение; хотя, на потребу горожанам, они и продолжали всячески поддерживать легенду (к примеру, написавши с Сейры некий портрет, в бриллиантах и в черном платье, хотя в действительности на ней была смирительная рубашка) о том, что их ангел-хранитель не сводит с них глаз.

Все это относится, однако, к временам куда более поздним, к 1870-м, – Сейра к тем годам давно уже стояла на краю могилы, – когда и сами братья миновали зенит своей жизни, а реальной движущей силой Аткинсоновой машинерии стал молодой Артур, внук Сейры, сын Джорджа. Но даже и в 1820-м, в год дикой и нелепой сцены, были такие любители знамений и знаков, и мрачного умничанья в придачу, которые сочли, что Томас Аткинсон, когда он выдумал для своей компании эмблему из скрещенных колосьев ячменя над символическим изображением воды, столь ясно означившую его интересы как в пивоварении, так и в судоходстве, и стал подбирать подходящий девиз, выбор сделал неудачный. Потому что выбранный им девиз – Ех Аquа Рhermentum, – который был когда-то выбит массивными, гнутыми прихотливо заглавными литерами над главным входом на Новый Пивоваренный и глядел потом с этикетки каждой выпущенной здесь бутылки пива «Аткинсон», и на самом деле переводится просто как «Из Воды, Эль», и даже может быть истолкован, что, вероятнее всего, и понравилось Томасу, как «Из Воды, Брожение»; но вот о чем Томас точно не подумал, так это что девиз можно прочитать и так: «Из Воды, Смятение».

Дети, конечно же, вы правы. Случаются такие времена, когда необходимо отличать историю от сказки. Случаются такие времена (и случаются они не так уж редко), когда наша добрая нудноватая история из школьного учебника бросается с головой в допотопные топи мифа и ее приходится вытягивать назад рыболовною снастью эмпирии. История, как ее знают все, история как вроде-бы-наука не желает знать ничего, кроме фактов. Истории, если уж требовать от нее строительства дороги в будущее, нужно предоставить твердую почву под ногами. Давайте же любой ценой избавимся от спекуляций и от всяческого тумана, от секретов и от досужих сплетен. И, Христа-бога ради, никаких историй . В противном случае о каком таком будущем вообще можно вести речь и как можно хоть что-нибудь доделать до конца ? Так что вернемся-ка мы лучше в чистый и прозрачный воздух, туда, где старого Тома спрятали под новеньким белым надгробием. Давайте вернемся на твердую почву…

В 1830-м – когда в Париже опять как грибы растут баррикады, толпа врывается в Тюильри и воздух напитан не только дымом и не только революцией, но и пьянящим ароматом deja vu – Джордж Аткинсон женится на Кэтрин Энн Гудчайлд, дочери самого состоятельного в Гилдси банкира. Брак в высшей степени предсказуемый, похвальный и выгодный для обеих сторон. В 1832-м – поскольку братья прожили всю жизнь словно бы в согласии с неким сценарием и Элфред, будучи на два года младше, делал, за редким исключением, все то же самое, что и брат, только на два года позже – Элфред женился на Элайзе Хэрриет Белл, дочери фермера, владельца земельных участков по обе стороны Лима к западу от Эптона, каковая земля была в свое время осушена и продана ему Томасом Аткинсоном. Брак менее предсказуемый и похвальный ибо, пусть даже все прекрасно понимают, что Элфред радеет об интересах судоходства, но только больно уж время на дворе неудачное для фермеров вроде Джеймса Белла.

Не стояла ли за этим Сейра? Не она ли провидела, какие славные нормы прибыли станет давать пшеница Джеймса Белла в эру бума 50-х и 60-х годов, после отмены хлебных законов? Не она ли углядела, как железнодорожная ветка Норич—Гилдси—Питерборо, которая в 1832-м если и существовала, то разве что в виде карандашного наброска в папке с чертежами у какого-нибудь там проектировщика, в один прекрасный день пройдет через землю Джеймса Белла как к северу, так и к югу от реки? И когда придет это время, Джеймс Белл легко даст себя убедить держаться полных два года и не продавать землю железнодорожной компании – так, чтобы, когда он в конце концов ее продаст, не только сам он получил за нее в два раза больше первоначальной цены, но и муж его дочки Элайзы с шурином на пару смогли за это время заменить на речке Лим конную тягу, шесты и паруса на пароходные баржи и узкие буксиры-паровички.

Таким образом, братья Аткинсон обеспечили равные шансы, пар будет соревноваться с паром, и еще, даже когда железная дорога начнет действовать, насыпные грузы и в Гилдси, и из него все равно дешевле будет доставлять по реке. Вот так и получилось, что железнодорожная ветка Норич—Гилдси—Питерборо стала брать на себя в основном пассажирские перевозки; чем она, собственно, и пробавлялась в иные времена, уже ставши частью Большой Восточной дороги, когда ее тиковые, крытые лаком вагоны сделались местом ежедневных свиданий между мальчиком в черной форме и девочкой в ржаво-красной.

Может быть, и вправду Сейрина работа. Но давайте придерживаться фактов. В 1834-м Кэтрин Энн дарит жизнь здоровому крепкому сынишке, Артуру Джорджу. В 1836-м Элайза Хэрриет производит на свет дочь, Луизу Джейн. В том же 1836-м, однако уже после того, как появилась на свет Луиза Джейн, Кэтрин Энн также разрешается от бремени дочерью, Дорой Эмили. В 1838-м… Однако в 1838-м Элфред нарушает двухгодичный принцип и не завершает этого квадрата, подарив жене сына. Таким образом, к 1838-му потомство Аткинсонов, общим числом в три души – и, что характерно, из трех всего одна мужская, на которую имеют быть возложены все надежды на будущее, – рождено в полном составе, и счет закрыт. Для наших времен – ничего необычного, но весьма необычно для 1838-го, когда преуспевающие бизнесмены делали детей столь же усердно, как делали деньги, когда их подстегивало еще и такое соображение (Джорджу и Элфреду стоило бы задуматься над примером своих ненадолго задержавшихся на этом свете братишки и сестренки): хочешь обеспечить себя наследником, наделай нескольких про запас.

Не уважай они так глубоко обоих братьев, не будь имущественные интересы братьев настолько неразрывно связаны с их собственными интересами и не сооруди братья такого прекрасного надгробия своему несчастному отцу, граждане Гилдси вряд ли оставили бы подобное положение дел без внимания. Они бы вряд ли оставили без внимания, что в обоих случаях первый ребенок появился на свет аж через четыре года после свадьбы. Они могли бы увязать между собой присущий братьям неколебимо и неустрашимо целеустремленный вид с этакой легкой примороженностью их в остальном совершенно очаровательных супруг; а это в свою очередь – с той чрезмерно пылкой привязанностью, которую они имеют обыкновение выказывать, даже и на публике, к своим обряженным в кринолины и ленты дочерям. Они могли бы прийти к заключению, что брачные стоны и скрипы, коими старый Томас и Сейра оглашали когда-то кесслингский дом, даже эхом не откликнулись в благочестивой атмосфере Кейбл-хауса; и что волшебная сила ангела-хранителя, не иначе, сказалась и здесь. Короче говоря, что братьев держит на коротком поводке та самая женщина, из комнаты наверху. Короче говоря, досужая городская публика вполне могла бы диагностировать, будь она знакома с не изобретенной еще в те годы разновидностью магии, классические симптомы Материнской Фиксации, если даже и не заводить разговора об эдиповом комплексе. И разве не могло так случиться, что неутомимая деятельность Джорджа и Элфреда была не что иное, как Сексуальная Энергия, которую, совсем как фенлендскую воду, подавить нельзя, но можно отвести в иные русла?