Телеграмма Берия - Валерия Троицкая

От этого предложения, при скудости полагающихся нам командировочных и при необходимости и желании покупать подарки родственникам, сослуживцам, друзьям, соседям, людям, способствовавшим организации нашей поездки и т. д. — было очень трудно отказаться. С другой стороны, это предложение определённо не укладывалось в Д. У. Посещение магазина один на один с француженкой уже было прегрешением, а участие в какой-то сомнительной, предлагаемой ею «афёре» — представлялось опасным, чреватым возможными непредсказуемыми осложнениями поступком и, несомненно, было «табу» — согласно Д.У. Конечно, на это предложение не следовало соглашаться. Но мадам Имбер была так мила, непосредственна, так не походила на западных, законопослушных граждан и так напоминала мне этим моих соотечественников — что я согласилась. Это было одним из первых моих грехопадений[7].

В ходе общей беседы, уже во время обеда, искусно приготовленного хозяйкой, возник разговор об Антуане де Сент-Экзюпери — популярном на западе французском писателе, лётчике, исчезнувшем вместе со своим самолётом во время войны с Италией и Германией. Он стал известен в Советском Союзе позднее, главным образом, по его произведению «Маленький принц». Руководитель нашей делегации В. В. Белоусов почему-то отрицательно отозвался о его творчестве. Это вызвало вежливое удивление, непонимание, а также возражения собравшихся. На лице нашей хозяйки отражалось недоумение, и она огорчённо сказала, что просто не понимает, как может не нравиться такая умная, тёплая проза… Я впервые услышала это имя и позднее спросила мадам Имбер, нет ли у неё произведений Сент-Экзюпери и не могла бы она мне одолжить — на время пребывания во Франции. Оказалось, что мадам Имбер — племянница Сент-Экзюпери и свято чтит его память…

В ответ на мою просьбу она просто щедро одарила меня целым рядом его книг — в том числе поразительными по глубине мысли и откровенности дневниками…

Прегрешения из любопытства

Из приглашений, полученных и принятых всей делегацией, я расскажу лишь об одном, последствием которого было моё серьёзное, правда, наполовину разрешённое прегрешение. Делегация США пригласила Советскую делегацию на обед в один из лучших ресторанов Парижа. Моими соседями по столу были два адмирала — адмирал Дюфек — правая рука известного, особенно своими открытиями в Антарктике американского мореплавателя Берда — и начальник Главсевморпути Советского Союза адмирал В. Ф. Бурханов.

Василия Федотовича Бурханова я знала и до этой поездки. Он существенно помог мне при организации станций в Арктике во время подготовки к МГГ. Бурханов был на редкость симпатичным, доброжелательным человеком. В его родословной как будто были цыгане, во всяком случае, в его привлекательной смуглой внешности можно было заметить что-то лихое, цыганское. Во время обеда адмирал Дюфек, обращаясь ко мне, сказал: «Мадам, вы сидите между двумя адмиралами — в таком положении, по нашим морским приметам, вы имеете редкую возможность загадать любое желание — и оно, несомненно, исполнится».

Я с улыбкой ответила, что я, как и многие русские люди, верю в приметы и немедленно воспользуюсь этой действительно редкой ситуацией: задумаю какое-либо из самых заветных моих желаний.

Было уже около полуночи, когда Дюфек неожиданно спросил меня: «А не хотели бы вы, мадам, после этого обеда покататься по ночному Парижу, а затем посетить один из его знаменитых ночных клубов?» Я растерялась — неожиданная возможность познакомиться с прославленной ночной жизнью Парижа казалась просто сказкой, — но ведь это было нельзя, нельзя, нельзя… (согласно Д.У., посещение ночных клубов было одним из самых больших прегрешений).

Дюфек, совершенно неправильно поняв мою растерянность, сказал: «Конечно, вам, может быть, не хочется идти в ночной клуб с таким пожилым человеком, как я, но мы захватим молодого геофизика Шепли, он отличный танцор, там выступают разные эстрадные ансамбли, проходят небольшие шоу — и я уверяю, вам скучно не будет». Предложение было на редкость соблазнительным, и в моей закружившейся от него голове лихорадочно проносились разные планы. Что же сделать для того, чтобы можно было его принять? Я понимала, что в любом варианте в случае моего согласия — это будет серьёзный проступок. Дело было только в том, как уменьшить мою ответственность за него…

Вспоминая этот эпизод, я не могу понять, как молниеносно пришёл в мою голову следующий блестящий вариант — я попросила Дюфека пригласить также Василия Федотовича Бурханова, он радостно согласился и воскликнул: «Как же я сам до этого не догадался!», и, обратившись к Бурханову, очень вежливо и почтительно пригласил его. Теперь оставалось только сообщить об этом руководителю делегации В. В. Белоусову. На мою робко выраженную просьбу разрешить мне и Бурханову посмотреть ночной Париж, а затем побывать в одном из его ночных клубов вместе с Дюфеком он отреагировал с явным неудовольствием. Однако, не запретив это ночное приключение (ведь Бурханов был в ранге министра), он лишь хмуро заметил, что правила поведения за рубежом нам известны, поступайте, как знаете.

Таким образом, своё первое грехопадение (посещение ночного клуба) — я совершила вместе с высокопоставленным делегатом из Советского Союза, а не одна, и без всякого запрещения со стороны руководителя делегации. Это давало мне слабую надежду на то, что этот грех «сойдёт мне с рук».

Мы приехали в ночной клуб, и сразу же стало ясно, что Дюфек был завсегдатаем этого заведения. Нас окружили какие-то молодые экстравагантно, но вполне прилично одетые девушки, помогавшие нам раздеться, одновременно выражая своё удовольствие нашим приходом. Почему-то мне запомнилось, как они стягивали с меня длинные до локтей белые перчатки, которые в то время были в моде, одновременно по долгу службы осыпая меня комплиментами.

Почти сразу же вышел хозяин клуба и проводил нас в зал, где на небольшой эстраде выступал джаз, игравший южноамериканскую музыку. Главной привлекательностью в нём была что-то напевавшая молодая прелестная женщина, платье которой напоминало рыбную чешую, плотно облегавшее её безукоризненную фигурку — вплоть до лодыжек. В своём одеянии она напоминала рыбку или русалочку.

По знаку хозяина джаз замолк и, как по волшебству, наш стол окружил непонятно откуда-то взявшийся струнный оркестр и начал играть популярную русскую музыку, старинные русские и цыганские романсы. В то же время, неслышно передвигавшимися официантами наши бокалы были заполнены вином, и на столе появилась лёгкая изысканная закуска. Всё происходящее мне и как будто бы Бурханову очень нравилось — вплоть до следующего события. К нашему столику «приковыляла» (иначе не назовёшь её походку, скованную металлической чешуёй) рыбка, и спросила: «Кто этот мужчина моей мечты?» Затем, объявив, что в своём костюме она совершенно скована, рыбка удалилась переодеваться, а Шепли и я стали танцевать один танец за другим под музыку великолепного джаз-ансамбля, возникшего на эстраде. У меня слегка кружилась голова, я не только не чувствовала усталости, но меня охватило какое-то весёлое, озорное настроение.